Он не взял ее за руку ни в поезде, ни по дороге к павильону бабочек. Само стеклянное сооружение его тоже не впечатлило.
— Не стоит судить о павильоне по внешнему виду, — заметила она.
Хьюго только хмыкнул в ответ.
Она открыла дверь, и они вошли. Элис выбрала удачное время — павильон был почти пустой.
Оранжерея была заполнена большими папоротниками и тропическими растениями. Десятки бабочек разных размеров и расцветок порхали в воздухе.
Элис остановилась у одной из кормушек, наполненной ломтиками ананаса, дыни и арбуза. Огромные калиго, или бабочки-совы, сидели на фруктах и лакомились сладким соком.
— Впечатляющее зрелище, — заметил Хьюго.
Да, но это не то, что Элис хотела ему продемонстрировать.
— Пойдемте, — пригласила она, взяв его за руку.
Они прошли мимо длиннокрылых бабочек-зебр, которые сидели на зелени, лениво хлопая длинными черно-белыми полосатыми крыльями.
— Я не знал, что бабочки бывают такой формы, — сказал Хьюго. — Они больше похожи на стрекозу, чем на бабочку.
— Это род геликоний, — пояснила Элис. — Здесь можно увидеть и других бабочек той же формы, но с красными пятнами на крыльях. Они называются почтальон.
— Почтальон, потому что они красные, как почтовый ящик? — предположил он.
— Нет, потому что они ежедневно «обходят» свои цветы, как почтальон, доставляющий письма.
Его глаза загорелись.
— Это потрясающе. А вон та очень яркая. Я понятия не имел, что бабочки могут быть цвета лайма.
— Это малахитовая бабочка.
Его пальцы внезапно сжали ее запястье.
— Я помню, как Розмари показывала мне больших синих бабочек, вон там, в углу, летает одна такая.
— Морфо. Стойте спокойно, — сказала Элис, — потому что они любопытные и захотят посмотреть на вас поближе.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
Он сделал, как она предложила, и Элис наблюдала за выражением его лица, когда одна из бабочек с ярко-синими переливающимися крыльями медленно подлетела к ним, а затем опустилась на его руку. Хьюго замер. Его глаза сияли от восторга. Элис показалось, что весь павильон залит волшебным светом. Это было такое сладостное чувство, будто они делились друг с другом чем-то особенным и очень личным. Они словно остались вдвоем во Вселенной.
— Можете дышать, — улыбнулась она. — Вы ей не навредите.
— Это просто… — Хьюго покачал головой, явно не находя слов.
Она не удержалась и, встав на цыпочки, слегка коснулась губами его губ.
Он на мгновение замер, а затем, когда морфо улетела, обхватил ее за талию, возвращая поцелуй. Элис обняла его за плечи, притягивая ближе. Хьюго углубил поцелуй. Вокруг них порхали разноцветные бабочки, и Элис прикрыла глаза, целиком отдавшись во власть поцелуя.
Когда Хьюго наконец прервал поцелуй, Элис вздрогнула и открыла глаза.
— Извини, — сказал он, неожиданно перейдя на «ты». — Я не должен был.
— И ты меня прости. Это все морфо. Не всякий раз увидишь такую красоту.
— Это точно, — согласился он.
Она лгала и была уверена, что он это понимает. И также была почти уверена, что и он лжет. Однако понятия не имела, что с этим делать. Она уже много лет не чувствовала такого влечения к мужчине, но в то же время не хотела ставить под угрозу проект павильона бабочек.
Как со всем этим справиться?
— Пойдем посмотрим куколок, — предложила она, продев руку под его локоть, чтобы якобы показать нужное направление. Но когда Хьюго легонько прижал ее к себе, по телу Элис побежали мурашки.
— Они в ящике? — Хьюго уставился на деревянное сооружение с рядами тонких горизонтальных тростниковых веточек.
— Это пупариум. Самое безопасное место для их вылупления.
— И они висят на тростнике?
Элис кивнула:
— Как только они вылезут из куколки, смогут свободно повиснуть, чтобы их крылья обсохли, расправились и затвердели и бабочка могла лететь. Здесь они могут вылупиться за ночь, и их выпустят утром, когда они будут готовы к полету. Затем они ищут себе пару и начинают ритуал ухаживания…
Так же, как она и Хьюго: держатся за руки, целуются, смущаются, потому что оба не уверены в происходящем. Она почувствовала, как краска заливает ее щеки, и не смогла посмотреть ему в глаза.
— Самки откладывают яйца, и цикл начинается снова: яйцо, гусеница, куколка, бабочка.
Он выглядел задумчивым.
— Здесь жарче, чем я ожидал.
Интересно, он говорит в буквальном или переносном смысле? Элис тоже было жарко. Особенно когда он целовал ее. Она взяла себя в руки. Конечно, в прямом смысле, напомнила она себе.
— Это подходящая температура и влажность для растений и бабочек.
— И более шумно, чем я ожидал.
— Это обогрев воздуха, — объяснила она.
— Может быть, стоит поискать другие способы обогрева? — предложил он.
Звучит так, будто он серьезно рассматривает возможность работы над проектом. Значит, она не все испортила своим поцелуем.
— Это волшебное место. А нам можно соорудить куполообразную крышу на цилиндрическом здании с арочными окнами.
— Такими, как в Пальмовой оранжерее?
— Точно.
Что же, если поставить проект павильона бабочек на первое место, то, возможно, потом они с Хьюго смогут выяснить, что происходит между ними.
Хьюго вынужден был признаться себе, что чувствовал волшебную атмосферу павильона не только из-за красавиц-бабочек. Главным было присутствие Элис. В ней есть что-то особенное. Она будила в нем эмоции и чувства, которые он считал утраченными с уходом Эммы. Ее теплота и нежность растопили его сердце.
Он первым прервал поцелуй, приказав себе остановиться. Она тоже отступила, обвинив во всем бабочек. Но причиной этого поцелуя были не настоящие бабочки, а метафорические, порхавшие у него внутри. Элис возбудила в нем забытые желания и порывы. Что будет, если он снова ее поцелует? Не спугнет ли он ее?
В этот момент он понял, что Элис о чем-то его спрашивает.
— Извини, задумался. О чем ты?
Элис порозовела от смущения.
— Если ты не занят сегодня, я могла бы приготовить нам ужин и рассказать еще кое-что о бабочках.
Неужели Элис хочет познакомиться поближе, но осторожничает, как и он?
— Я с удовольствием, — ответил он.
Они доехали на метро до ее квартиры в районе современной застройки в восточной части Лондона.
— Не так просторно, как у тебя, но это мой дом, — сказала она. — Хотя твой сад вызывает зависть. У меня только и есть, что травы на подоконнике.
— Зато у тебя великолепный вид на реку, — нашелся он.
— Это правда, — согласилась Элис.
Квартирка и впрямь была небольшой.
У эркерного окна письменный стол и картотека, остальную часть комнаты занимали небольшой диван, стол в стиле бистро и два стула, а также книжный шкаф от пола до потолка, до отказа набитый книгами. На стенах кремового цвета искусно развешаны картины в рамках — старинные гравюры с бабочками и современные произведения. И как разительно отличалась эта уютная квартирка, полная красок, от его собственного строгого монохромного дома.
— Это Ван Гог? — Хьюго указал на красочный плакат в раме.
Она кивнула:
— Картина называется «Бабочки и маки». Это желтушки шафрановые. Мы с моей лучшей подругой Рут, она историк искусства, видели оригинал в Музее Ван Гога в Амстердаме.
Это ее любимый художник. А еще она страстная поклонница Клода Моне. Мы посетили его дом в Живерни и гуляли по прекрасному саду. Пока Рут млела на мостике у пруда с лилиями, который изображен на нескольких полотнах художника, я охотилась с фотоаппаратом за бабочками. Вот такие мы ботаники.
— Мой лучший друг тоже ботаник в своем роде, обожает двери периода Регентства. В его инстаграме полно снимков веерообразных окон над дверьми и причудливых дверных молотков.
Кит был одним из немногих, с кем Хьюго регулярно виделся. Но пару месяцев назад его жена Дженни пригласила на ужин свою подругу, чтобы составить пару Хьюго. Это так его разозлило, что он почти сразу ушел, сославшись на головную боль. С тех пор отношения между друзьями стали немного натянутыми, хотя Хьюго знал, что Кит хотел как лучше.
Да, он одинок и несчастен. Напрочь застрял в прошлом. Все эти разговоры о том, что время лучший целитель, полная чушь. Он не в силах выбраться.
Эмма пришла бы в ярость от его поведения. Он и сам на себя злился, но не знал, как изменить жизнь.
Элис стала первой, кто за долгое время пробудил в нем желание общаться. За последнюю неделю он, наверное, провел в ее обществе больше времени, чем с кем-либо еще за пределами офиса за последние полгода, не считая родителей и Розмари. Но он не мог ожидать, что она поможет ему выкарабкаться. Они знакомы меньше месяца, да и отношения у них складываются непросто.
— Я могу помочь с ужином? — спросил он.
— Нет, спасибо. Я сама. К тому же моя кухня маловата для двоих.
Хьюго и сам это уже заметил. Он принялся разглядывать книги и фотографии на книжных полках. Академические тома по экологии и энтомологии соседствовали с книгами о бабочках в ярких глянцевых обложках и детективами. Было и несколько красивых рамок с фотографиями. На одном фото Элис была запечатлена девочкой вместе с пожилой парой, скорее всего, ее бабушкой и дедом. Выпускная фотография из Оксфорда с родителями. И еще фотография, где Элис в платье подружки невесты обнимает невесту, явно близкую подругу, вероятно, ту самую, с которой путешествовала по Риму, Амстердаму и Парижу.
Квартирка Элис разительно отличалась от его жилья аскета — ни ярких пятен в интерьере, ни фотографий. Хьюго спрятал все фото в кладовку. Оттуда они не причиняли боли.
Несколько минут спустя в гостиную вошла Элис с двумя тарелками восхитительно пахнущей пасты.
— Фетучини «Альфредо», — сказала она. — Надеюсь, тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — подхватил Хьюго. — У меня уже слюнки текут.
Странно, они на ее территории, а Элис вдруг оробела и притихла. Несмотря на то что она сражалась, как тигрица, за выполнение завещания Розмари, не раз подначивала его, было в ней что-то хрупкое и эфемерное, как в бабочках, которых она изучала. Уязвимость, которую она старательно скрывала.