— В том и дело — это платье надо снимать, а я предпочитаю такие, которые позволяют делать всё без лишних телодвижений.
— Лила. — В голосе Эсина зазвучала сталь. — Это не обсуждается.
— Костюм тоже закрытый, да? — обречённо уточнила она.
— Да, — тёмный удостоил меня весёлым взглядом. — Я очень ревнивый муж и не позволю жене демонстрировать окружающим такие выдающиеся прелести.
Фыркнув, отступила и захлопнула дверь.
Кажется, я уже ненавижу этого тёмного.
С другой стороны: тем приятнее будет помучить его возбуждением, поставить какие-нибудь условия в обмен на близость. Придумывая страшную мстю, я переодевалась в ужасно скромный костюм из грубой льняной ткани и низкокачественной кожи.
За дверью царило молчание.
Интересно, тёмный так и пялится на Эсина?
Представив этих двоих, гипнотизирующих друг друга взглядами, невольно усмехнулась.
В животе заурчало. Да куда же там пироги провалились?
Потёрла живот, обтянутый жёсткой курткой, и резко открыла дверь. Эсин и тёмный действительно сидели, просто глядя друг на друга.
— Соскучились без меня?
— Документы я подписал. — Тёмный поднялся. — Жду внизу. Жена — торопись.
— Утопленница тебе жена, — буркнула я и прошла к столу.
Тёмный бесшумно покинул кабинет.
Как же не хотелось уезжать!
— Чувствую, поездка будет знаменательной, — Эсин протянул золотую ручку. Вдруг поманил к себе, выставляя ногу. — Иди ко мне.
Усевшись на предложенное колено, обхватила Эсина за плечи и надула губы:
— Этот тёмный мне не нравится.
— Ничего не могу с этим поделать, солнышко, — он обнял меня за талию и вручил ручку. — Подписывай.
Развернувшись на его колене, я изобразила, что читаю договор. Эсин обхватил мои груди и стал сжимать сквозь грубую куртку:
— Лила-Лила, мне будет тебя не хватать.
— Можно подумать, я незаменима, — хмыкнула я с затаённой надеждой, что он оспорит мои слова.
— Нет, конечно, но мне действительно будет тебя не хватать, — он сильнее тискал грудь, дышал чаще. И голос прозвучал сипло: — Подписывай.
У меня задрожали руки, я расписалась в нескольких листах, ощущая, как от звука тяжёлого дыхания, от ощущения, как Эсин распутывает мой пояс и шнурок на штанах, от низа живота по телу разливается тепло.
Эсин отшвырнул листы, нагнул меня к столу, одной рукой прижимая между лопаток, другой судорожно стягивая штаны. Я уже забыла, что он может быть таким нетерпеливым, забыла, что он может мгновенно возбуждаться: член вошёл жёстко, словно каменный, проникновение было болезненно-приятным — как и любил в моих рассказах Эсин. Дрожащими руками я вцепилась в край стола и вскрикнула. Ещё рывок, ещё — я вся тряслась, всхлипывала, ощущая, как меня распирает изнутри.
— Тихо, — рыкнул Эсин, лихорадочно заголяя моё плечо, врываясь внутрь.
Но когда жар и судороги накрыли меня, я застонала.
— Молчи, — прорычал в ухо Эсин, затрещала рубашка, и зубы вонзились в основание шеи.
Я охнула, и он содрогнулся внутри меня. Весь замер, только язык терзал старые и новые ранки. У меня совершенно не было сил, во рту пересохло. Будто во сне чувствовала, как Эсин натягивает на меня штаны, завязывает шнурок, затем ремень. Я с трудом приподнялась на столе и развернулась.
В суровом молчании Эсин оправил мою рубашку, убрал под куртку разодранный край, застегнул пуговицы.
— Счастливого пути, — он развернул меня к двери.
Едва передвигая ноги, я добралась до неё, вышла в коридор и оглядела его так, словно впервые видела.
Неужели Эсин хочет меня, как раньше?
Или перспектива расставания возбуждает его сильнее рассказов? Если да, то надо почаще уезжать. При всей моей любви к развлечениям иногда хочется, чтобы были только Эсин и я. Один на один, вот так дико, точно спаривающиеся звери.
Потирая ноющее плечо, я брела к центральной лестнице, едва слышно отвечая на пожелания счастливого пути, почти не замечая гневных взглядов женщин. Очень медленно спустилась с крыльца, доковыляла до привязи и уставилась на тёмного, трепавшего холку светло-серого в яблоках коня. Я даже носильщика с сундуком не заметила, пока он не спросил:
— Куда грузить?
Вздрогнув, услышала шум Светлой улицы, поняла, что тёмный слегка кривит губы. В поводе у его коня был ещё один, серый, с туго набитыми тюками. А у яблочного к седлу был приторочен длинный узкий меч с простой, обвитой кожей, рукоятью. В потрёпанных ножнах.
— Лошадь где? — спросил тёмный.
— Тебя как зовут? — в упор посмотрела на него.
Он заправил чёрную прядь за ухо:
— По легенде я Бейл, а ты — Лиа Торн. Сирота и бесприданница, я взял тебя в жёны после смерти родителей, поэтому ты о них знаешь только имена: Сол и Рур. Я владею кузницей на Песчаной улице, мы путешествуем по святым местам в надежде, что молитвы и жертвоприношения избавят тебя от бесплодия. Это всё, что тебе надо знать.
— Как тебя зовут?
— Тебе это знать не обязательно.
— Послушай ты, — приблизилась к нему вплотную, но он лишь усмехнулся, глядя на меня с высоты своего роста. — Ты, конечно, крутой мечник, но ты всего лишь посвящённый третьего круга Смерти, не зарывайся тут.
Не моргнув оранжевыми глазами, он ответил:
— А ты знаешь, что во время близости с тобой мужчина уязвимее, если ты знаешь его имя, даже не истинное, а просто общеиспользуемое?
— К твоему сведению, — прорычала я, — я не сплю с мужчинами, имён которых не знаю.
— Лжёшь.
— Откуда такая уверенность? — я упёрла руки в боки.
Тёмный вздохнул:
— Знаю минимум четырёх мужчин, с которыми ты переспала, не зная их имён. Моргнула. Даже немного смутилась. Задрала бровь:
— Справки обо мне наводил?
— Не люблю работать вслепую. Кстати, советую переложить вещи из сундука в седельные сумки. И приведи уже то, на чём поедешь: пора делом заниматься, а не только стол пресветлого полировать.
— Завидуй молча.
— Чему? Лиа, мы будем спать в одной комнате, я физически сильнее тебя, а ты не склонна отказывать симпатичным мужчинам, так что хватит грозить отказом от тела, лучше делом займись. У нас долгий путь. — Он хмыкнул. — Подумай, сколько мужчин тебя ждёт.
Со мной так никто не разговаривал! Даже Илеост и Мав. Все как-то опасались Эсина, не отличавшегося умеренностью в связях. В конце концов, все знали, как он любит давать нас, его любовниц, братьям по ордену в награду за хорошую службу или услуги, что он любит послушать рассказы о связях с другими мужчинами, а тут…
Передёрнув плечами, отправилась в конюшню. Носильщик топал следом.
Странная какая-то поездка намечается. Оглянулась от входа во двор: улыбающийся тёмный гладил своих коней. Вот вражья образина! Может, ему Эсин на хвост наступил, а мне расплачиваться? И ведь придётся потом рассказывать, как этот тёмный меня валял, принуждая к близости, и как я потом под ним стонала от удовольствия.
Передёрнув плечами, вошла во внутренний двор. К счастью, он пустовал, и, шагая к конюшне, я задумалась о тёмном. О Бейле, если ему так угодно. Не припоминаю, чтобы видела его красивую мордочку на общих праздниках. Откуда он вообще взялся на мою голову?
Развернулась и уставилась на молодого прыщавого носильщика:
— Чего ноги еле передвигаешь? Шевелись быстрее!
Он удивлённо вскинул куцые брови. Вообще-то не имею привычки орать на младших и прислугу, теперь задумалась: на кой ляд психую из-за этого тёмного? Потёрла лоб:
— Извини, волнуюсь: первая дальняя командировка, да ещё с тёмным.
— Да ладно, понимаю: эти тёмные даже пресветлого умудрились довести до белого каления шутками о его любовницах, чего уж о тебе говорить.
— А ты где такое слышал?
— Так давеча же, когда это дело обговаривали, я под дверью ждал на случай, если понадобиться чё, — он залился краской, — и уж как претёмный и этот хмырь над пресветлым потешались, что тот их даже выгнал сначала. Правда, они посидели полчасика на скамейке, и он их снова к себе позвал, тогда и сладили.
Лучше бы рассорились. Я вздохнула.
— Заноси сундук в конюшню и за сумкой к ключнице сгоняй, а. — Я улыбнулась.
Носильщик тоже улыбнулся, резво занёс сундук и помчался к одному из чёрных ходов. Я же вошла в просторную конюшню, наполненную запахом свежего сена и навоза. Старый конюх, снимавший седло со стойки, посмотрел на меня, как на врага всех светлых.
А, кажется, он в одном доме с Сол и Хорном живёт… жил.
— Это не я молниями кидалась, — напомнила я.
— Чтоб тебя тёмные не вернули, — пробормотал конюх и потащил седло вдоль стойл. — Коня ей ещё подавай.
— Да я бы с радостью дома осталась, — с ужасом вспомнила, какой у меня теперь маленький и неуютный «дом». — Но распоряжение свыше.
— Чтоб ты всю жизнь по делам моталась и на распутье дорог померла.
— Дед, ты бы полегче, я всё же…
— Одна из потаскушек пресветлого, тьфу на вас всех.
Сложила руки на груди и отчеканила:
— Я твоя сестра по магии. И еду на задание, — добавила в голос трагизма: — Меня ведь убить могут.
— Скатертью дорога.
Это уже слишком, но я не знала, что ответить. Старик сбросил седло на борт стойла и вывел пегого толстобокого мерина с мохнатыми ногами и трагичным взглядом.
— Издеваешься? — уставилась на деда.
Мерин осуждающе смотрел на меня, и казалось, сейчас разрыдается. Я тоже.
— Дед, не будь гадом — мне ехать далеко.
Я просила. Угрожала. Бегала вокруг старика, но он стоял на своём:
— Велено Жимку седлать.
Не хватало появиться перед тёмным на Этом. Схватившись за голову, я ринулась в главное здание, но Эсин, Рур и Гранар уже уехали, а остальные упёрлись: конюху лучше знать, какого коня велено седлать.
Проклиная всё на свете вездесущей Тьмой, вернулась в конюшню и стала обречённо перекладывать вещи в седельные сумки. Сложивший руки на груди конюх посмеивался и давал ценные советы. Будто я не знаю, что деньги, грамоты и брикет с амулетами надо укладывать в середину сумки и к той стенке, что у крупа коня будет, а не снаружи.