— Ты думаешь, это все? — спрашивает он, кивнув.
Я почти снова говорю ему, что не знаю. Вместо этого я предлагаю:
— Если я что-нибудь придумаю, я тебе скажу.
Он одобрительно напевает.
— Хорошая девочка. Теперь тебе нравится, когда я называю тебя своей любимицей и игрушкой для секса?
— Да. — Мой ответ приходит с нетерпением, и я кладу свою руку на его. Его большой палец успокаивающе потирает круги, а его взгляд на мгновение падает туда, где мы соприкасаемся.
Вместо того, чтобы ждать, пока я начну настаивать, он спрашивает:
— Вчера… тебе не понравилось быть голой перед Джошуа? Или тебе не понравилась поза. Что именно тебе не понравилось? Что заставило тебя уйти?
Я с трудом сглатываю, вспоминая смущение.
— Мне не понравилось быть перед ним голой… вот так.
— Это больше никогда не повторится.
— Я знаю, что раньше я была такой, но…
— Тебе не нужно объясняться. Ты не хочешь быть голой перед другими мужчинами. Хорошо. Я люблю твое тело, мне нравится, что ты моя, но выставлять тебя напоказ — это не то, что мне нужно. Это больше не повторится.
Моргая, я позволяю каждому утверждению впитаться. Ему нравится, что я его. Он сказал «люблю».
— Что еще? Было что-то до этого. Я знаю, что было. — Он ждет, сгорбившись над тарелкой, постукивая вилкой по столу. Он выжидающе смотрит на меня.
— Иногда я попадаю в темное место и мне трудно оттуда выбраться.
— Что привело туда?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. Он на мгновение отворачивается, явно расстроенный, и я не хочу его терять, поэтому я предлагаю то, что знаю как правду, и говорю ему: — Я просто хотела, чтобы ты обнял меня. — Мой ответ сжат, как слезы. Я роняю вилку и закрываю лицо, прежде чем успеваю заплакать, прячась от него.
Но он не отпускает меня, он в одно мгновение притягивает меня к себе на колени.
— Я могу это сделать, — шепчет он мне в волосы, и они щекочут мою шею и плечи. Он успокаивает меня, проводит успокаивающие круги по моей спине, и это удерживает рыдания. Ему достаточно лишь мгновения, чтобы укачивать меня, прижимать к себе, вдыхать его, чтобы успокоить то, что нарушило мое самообладание.
Через мгновение я отстраняюсь. Мои руки прижимаются к его груди, просто чтобы создать дистанцию. Я раскрываю губы, чтобы поблагодарить его или извиниться, или что-то в этом роде, но он останавливает все это, каждое слово, каждую мысль тем, как он смотрит на меня сверху вниз.
— Если тебе нужно, чтобы я тебя обнял, скажи. Я могу это сделать. Мне нравится тебя обнимать.
Кивнув, я слезаю с его колен и снова занимаю свое место. Это так подавляет, что мои руки дрожат, когда я беру вилку.
— Все в порядке? — спрашиваю я его, чувствуя уязвимость, которая грозит уничтожить меня.
Он кивает, а затем прочищает горло.
— Да, пока ты все еще хочешь быть моей.
Кивнув, я говорю ему, что да. Такое чувство, будто я на грани падения. Часть меня инстинктивно жаждет всего, что даст мне Деклан, в то время как другая часть хочет бежать, потому что очевидно, что пути назад нет.
— Можем ли мы поесть? — шепотом предлагаю я, помешивая рис вилкой.
— Мне нужно знать, так ли это, Брейлинн.
— Я думаю, это все.
— С тобой все в порядке? — Кивая, я делаю все возможное, чтобы оставаться в вертикальном положении и просто дышать. — Ты напряженный, Деклан.
— Меня называли и хуже.
Наступает долгая тишина, пока мы медленно ковыряемся в еде, и я едва могу это выдержать. Все это время я хочу поцеловать его, прикоснуться к нему. Но я этого не делаю.
— У тебя есть ко мне вопросы? — спрашивает он, едва поев и откинувшись на спинку дивана.
Я проглатываю кусочек жареного риса.
— Когда в последний раз у тебя была девушка?
Он фыркает, смеясь, что снимает напряжение, и я смотрю на него, его улыбка успокаивает что-то внутри меня. Улыбка тянет мои губы.
— Никогда. — Он наблюдает, как я снова подношу вилку к губам. — Это то, о чем ты думаешь?
Я не знаю, как на это ответить. Я не понимаю, что думать о нас. Может, мы просто две сломанные части, пытающиеся соединиться, но вместо этого раним друг друга.
— Я думаю, что то, что это такое и то, чем мы являемся… требует, чтобы я открыла эту бутылку вина, — предлагаю я, делая глубокий, успокаивающий вдох.
— Я думаю, нам нужно что-то… — соглашается Деклан, его взгляд скользит по моему телу. От его голодного взгляда, который он мне бросает, сразу становится тепло. Его плечи распрямляются, когда он говорит мне: — Снимай одежду, я не хочу ее портить.
Резко вставая, он оставляет меня сидеть там, онемевшую и парализованную, пока он делает большие шаги на кухню.
— Не заставляй меня повторяться, — предупреждает он, и я быстро снимаю с себя рубашку для сна.
Я слышу, как он грохочет, и через минуту он появляется снова с бутылкой вина в руке.
— Чего я хочу, — подчеркивает он, ставя бутылку на стол и убирая со стола, — так это напиться тобой.
— Ложись, — командует он, и я делаю, как он говорит, не раздумывая. Быстрым движением он снимает рубашку через голову. Вид его рельефных мышц, свидетельство его мощного тела, вызывает первобытную потребность.
Я голая, дрожу, хочу его, и Деклан подходит и встает надо мной. Он открывает бутылку вина, его глаза сверкают.
— Открой рот, как хороший маленький питомец.
Меня охватывает дрожь желания, когда его рука ложится на впадинку моего бедра, так близко к тому месту, где он мне нужен.
Я подчиняюсь, и он наклоняет бутылку к моим губам. Вино течет прямо мне в рот, но он не дает мне выпить много. Он водит бутылкой по моему телу, позволяя вину брызнуть на мою кожу, и я вздрагиваю от прикосновения. Деклан оказывается на коленях секунду спустя. Его рука скользит между моих бедер, когда он слизывает каплю вина.
Его язык грубый и горячий на моей плоти, скользит по чувствительным местам, облизывая и облизывая, пока не выпьет все вино. Мои соски твердеют, и волна желания устремляется к самым чувствительным местам. Моя рука летит к его волосам, и он цокает.
— Ну, ну, будь хорошей девочкой, ты же знаешь, — смягчает он тон, говоря эти слова, и я киваю, кладя руки на края журнального столика.
Он проводит носом по моему пупку, а затем ниже, прежде чем поцеловать чуть выше моего клитора, дразня меня и заставляя меня протестовать в тихом стоне. Он хихикает, глубоко и по-мужски, тепло этого держит меня на грани.
Между поцелуями с открытым ртом он наливает еще вина, которое стекает к моему пупку, высасывает его и дает мне еще. Он играет с моим телом, кружит языком по моим соскам, покусывает и кусает. Чаще всего мне дают вино, и он пожирает мое тело без него, пока его руки не оказываются на внутренней стороне моих бедер, раздвигая мои ноги. Он стонет у моего клитора, прежде чем облизать и всосать его в свой рот.
Я уже на грани оргазма, когда он встает на колени между моих ног и кладет туда свой рот. Его язык обрабатывает меня. Я мгновенно оказываюсь на грани, когда он играет со мной, покусывая и облизывая, пока он держит мои бедра врозь. Удовольствие нарастает, и моя спина выгибается. Он держит меня внизу, его хватка почти оставляет синяки.
Я позволяю себе упасть в него, чувствуя, как тяжесть последних двадцати четырех часов тает в ничто. Я выкрикиваю его имя, когда кончаю ему на язык, и он бормочет:
— Вот и все, маленький питомец.
Изнеможение давит на меня после того, как я нахожу свое освобождение. Я устала от долгого дня без него и устала от оргазма. Без особого сна, с капелькой вина, я могла бы уснуть здесь, на этом журнальном столике, я могла бы уплыть прямо здесь, прямо сейчас.
Вот как я чертовски устала. Я втянута в объятия Деклана, и мои руки обвиваются вокруг его шеи, прижимая себя к нему так близко, как только могу. Он несет меня к дивану и накрывает одеялом, целуя мой висок. Его большой палец приподнимает мой подбородок, и его губы встречаются с моими; сначала они нежны, но он углубляет наш поцелуй. Он берет от меня в этом поцелуе, и я стону от его интенсивности.
Когда он его ломает, я вспоминаю то, в чем давно призналась Эми: все, что мне нужно, это мужчина, который будет меня трахать, а потом обнимать. Именно это и делает Деклан. Я закрываю глаза и стараюсь не думать об этом.
Но я чувствую, что он наблюдает, поэтому снова открываю глаза.
— Что?
— Ничего, — шепчет он, а затем кладет голову на спинку дивана. Он меняет позу, чтобы потереть плечо.
— Тебе больно? — Я выбираюсь из его колен, и когда я встаю, он поднимает брови. — Я раньше делала массаж, дай мне помочь.
Деклан подозрительно на меня смотрит, но переворачивается на диване и вытягивается. Когда он лежит, я понимаю, насколько широки его плечи. Насколько мощно сложено его тело.
Согревая руки, я жалею, что у меня нет масла, чтобы я могла сделать работу лучше. Он такой напряженный, мышцы едва расслабляются. Сначала я работаю над его плечами. Глубокие, жесткие поглаживания для глубокого массажа тканей.
Я вознаграждена стоном, к которому легко могу привыкнуть.
— Это приятно? — спрашиваю я его, наблюдая, как закрываются его глаза. Он мычит в ответ.
Разминая его мышцы, я понимаю, насколько он напряжен.
— Скажи, если будет больно, — бормочу я, но не уверена, что он меня слышит. Он стонет, а потом еще раз через минуту.
— Ты была массажисткой? — спрашивает он сонным тоном, пока я массирую ему спину.
— Да, около года назад… некоторое время назад.
— Почему перестала? — спрашивает он и снова стонет.
— Трэвис не хотел, чтобы я прикасалась к другим мужчинам. — Мои губы скривились при воспоминании. — Он устроил сцену в спа-салоне, где я работала.
— Твой бывший, похоже, проблема.
— Раньше он был таким. — Я говорю не задумываясь, сосредоточившись на его плече. — Ты здесь очень тугой. — Я колеблюсь, не желая причинить ему боль, но есть узел, который не поддается.