— Так чего ты едешь к нему?
— Полагаю, из любопытства. Кроме того, он пригласил меня. Наверное, у него были на то причины. — Он обернул полотенце вокруг талии. — Пойдем посмотрим, как наши дела.
Чарли скоренько затянулась, затушила окурок и последовала за ним к столику, за которым сидели Беверли и Тарц. Перед ними лежали аккуратные стопки денег.
Беверли подняла голову.
— Четыре тысячи сто шестнадцать долларов.
Пастырь присвистнул.
— Неплохо.
— Более чем в два раза больше обычной суммы.
— Интересно, почему? — задумчиво спросил Пастырь.
— Потому что они услышали от тебя то, что хотели, — раздался за его спиной голос Джо. — Им уже не нужно сладеньких сказок. Они хотят, чтобы их пугали до смерти адскими страданиями и проклятием души.
Пастырь повернулся к нему.
— Ты действительно в это веришь?
— Абсолютно, — кивнул Джо. — Ты не видел их лиц. А вот я видел. Когда ты начал бить Тарца по лицу, они разве что не взвыли от восторга. Они искренне полагали, что ты борешься с дьяволом.
— А у меня все еще болит челюсть, — вставил Тарц. — Какое счастье, что такое случается не каждый раз.
— Извини, — вздохнул Пастырь. — Я не хотел причинить тебе боль.
Тарц рассмеялся.
— Я не жалуюсь. За такие деньги можно и пострадать.
Джо откашлялся и посмотрел на Беверли.
— Ты будешь говорить или я?
— Я скажу сама, — Беверли подняла глаза на Пастыря. — Мы тут посоветовались и решили, что тебе не следует отдавать церкви больше четырехсот долларов.
Пастырь покачал головой.
— Мы обещали им половину.
— Разницы они не заметят. Чарли выяснила, что после воскресных служб они никогда не собирают и двухсот долларов. Мы же дадим им в два раза больше. Да они будут прыгать от счастья.
— Это нечестно.
— Нечестно не платить нашим людям за выполненную ими работу, — вмешался Джо. — Полагаю, прежде всего мы должны рассчитаться с ними. В конце концов местная церковь ничем нам не помогла. Мы за все платили сами: за аренду земли, газ, электричество. Четыре сотни хватит им с лихвой.
Пастырь молчал.
— Если ты согласишься на это, Пастырь, — продолжала Беверли, — мы сможем расплатиться с рабочими за эту неделю и вернуть долг за одну из прошедших. И еще немного останется про запас.
— Все будут довольны, — поддержал ее Джо. — Не забывай, что на этой неделе нам придется потратиться. Следующая проповедь запланирована на четверг. Так что за эти четыре дня денег в кассу не поступит.
Пастырь оглядел их.
— Мне надо подумать. Уезжать нам завтра. Утром я дам вам ответ. В прошел в жилую часть фургона, задернул занавеску, вытянулся на койке. Заложил руки за голову и уставился в потолок. Деньги. Почему все всегда упирается в деньги?
Зашуршала занавеска. Чарли подошла к койке, села в ногах.
— Ты совсем не расслабился. Это сразу видно. Еще несколько затяжек тебе не повредят.
Он покачал головой.
— Не надо.
— Напрасно ты упираешься.
Он промолчал.
— Я понимаю, это не мое дело, — продолжала Чарли. — И девушки не жалуются. Но я знаю, что они несчастливы. И дело тут не в деньгах, просто нет у нас тех радостей и веселья, что были раньше. Мы перелетаем с места на места, нигде не задерживаясь. Даже не успеваем сходить в кино. Мы больше не курим, не пьем, не развлекаемся, как бывало, потому что, если нас на этом застукают, на проповедях можно ставить крест. И спишь ты всегда один в своем фургоне и не просишь никого из нас скоротать с тобой ночь.
— Нельзя проповедовать одно и быть другим, — возразил Пастырь.
— Мы этого и не говорим. Но мы же не святые. Что вот ты делаешь, когда тебе хочется потрахаться. Дрочишь?
Он молча смотрел на нее.
— Извини, Пастырь, — быстро добавила она. — Я не хотела грубить тебе.
— Это ничего, — успокоил он Чарли.
По ее щекам покатились слезы.
— Почему они выгнали нас из общины, Пастырь? Там было так хорошо.
Он взял ее за руку.
— Не знаю, Чарли. Но я уверен, у Бога были причины не мешать тому, что произошло. Возможно, таким способом он хотел испытать нас.
— Это несправедливо, Пастырь. Несправедливо, — внезапно она наклонилась и поцеловала его член, затем быстро встала и направилась к занавеске. — Не забывай, мы все любим тебя, Пастырь. — Чарли скрылась, прежде чем он успел ответить.
Он еще полежал в раздумье, потом медленно поднялся. Почти семь, а ему еще надо одеться. «Мерседес» старика мог прибыть за ним с минуты на минуту.
Большой черный автомобиль за полчаса преодолел сорок пять миль, отделявшие город от деревянной арки с выжженными на ней словами: «РАНЧО РЭНДЛА».
До особняка оставалось еще две мили. Через полторы они миновали взлетно-посадочную полосу и большой ангар. Три маленьких самолета, два вертолета и двухмоторная «сесна»[14], стояли на поле. И здесь, как и у ворот, из маленькой сторожки вышел вооруженный охранник в форме и в широкополой ковбойской шляпе, чтобы удостоверится, кто сидит в кабине.
Еще полмили, и они остановились перед выкрашенной белой краской металлической изгородью, окружавшей дом. Очередной охранник распахнул ворота, давая им проехать.
Бескрайние пастбища уступили место ухоженному саду. Кусты, кактусы, цветочные клумбы, деревья и наконец искусственное озеро, к которому сбегала зеленая лужайка. «Мерседес» остановился у лестницы, ведущей к парадному входу. Пастырь глянул сквозь стеклянную перегородку, отделявшую его от шофера и телохранителя. Те сидели, не шевелясь, ни один не повернулся, чтобы посмотреть на него и что-то сказать, и так всю дорогу.
По лестнице спустился мужчина. Высокий, в брюках в полоску, во фраке, черном галстуке. Чуть поклонился, открывая заднюю дверцу.
— Добро пожаловать на ранчо Рэндла, преподобный Толбот, — произнес он с легким английским акцентом.
Пастырь вылез из машины.
— Благодарю.
Дворецкий указал на лестницу.
— Сюда, сэр.
Пастырь первым поднялся по ступеням. Другой мужчина открыл им дверь и закрыл ее, едва они переступили порог. Глаза Пастыря изумленно раскрылись. Мощные балки потолка, обшитые деревом стены, мраморный пол, хрустальная люстра. Не дом на техасском ранчо, а европейский дворец.
— Мистер Рэндл и другие гости в библиотеке, — прошелестел за спиной голос дворецкого.
Пастырь кивнул, и похвалил себя за то, что надел черный костюм с белой рубашкой и галстуком. На мгновение задержался перед зеркалом. Полный порядок. Не лишним казался и значок на лацкане: американский флаг в паре с крестом. Патриотизм, сочетающийся с религиозностью. Дворецкий распахнул массивную дверь.
Вдоль трех стен большой комнаты выстроились дубовые полки, заставленные книгами в кожаных переплетах. Четвертая стена представляла собой громадное, от пола до потолка, окно. Массивная мебель — большие кресла, диван, столики, в дальнем углу письменный стол с тремя телефонами на нем, стрекотание телекса.
Трое мужчин стояли у кресла, в котором сидел Джейк Рэндл. Две женщины сидели в отдалении. В камине ревел огонь, изгоняя из библиотеки вечернюю прохладу. Разговор прекратился, как только открылась дверь, и все повернулись к Пастырю.
Старик не поднялся с кресла. Но протянул руку.
— Добрый вечер, преподобный Толбот.
— Добрый вечер, мистер Рэндл, — ответил Пастырь, пожимая руку старика, все еще крепкую и сильную.
Рэндл обвел взглядом остальных.
— Это тот самый молодой человек, о котором я вам рассказывал. Преподобный Толбот, я бы хотел познакомить вас с моими друзьями и коллегами, которые прилетели из Далласа и Хьюстона специально для того, чтобы встретиться с вами.
Пастырь посмотрел на старика, не позволяя изумлению отразиться на его лице.
— Для меня большая честь познакомиться с вашими друзьями, мистер Рэндл.
Старик кивнул.
— Здоровяк, что стоит рядом с вами, Дик Крэйг, президент общественного движения «Американцы за лучшую жизнь». Рядом с ним — Джон Эверетт, президент рекламного агентства «Эверетт и Сингер». Третий господин — Маркус Линкольн, президент «Рэндл коммюникейшн». Нам принадлежит ять телестанций в крупнейших городах и сто тридцать радиостанций по всей стране. До конца этого года мы должны запустить свой спутник-ретранслятор.
Пастырь по очереди пожал руку каждому из мужчин, вновь повернулся к старику.
— А теперь позвольте представить вам дам. Слева от вас миссис Элен Лейси, президент Женского христианского совета.
Пастырь наклонился, поцеловал руку седовласой женщины средних лет.
— Рад познакомиться с вами, миссис Лейси.
Она оценивающе оглядела Пастыря, ответила ледяным тоном:
— Я тоже, преподобный Толбот.
— Справа — мисс Джейн Даусон, исполнительный вице-президент фирмы «Рэндл компьютер, инкорпорейтед». И пусть не обманывает вас ее симпатичное лицо. Она — математический гений нашего времени.
Пастырь улыбнулся, целуя ее руку.
— Я потрясен, мисс Даусон. Сам я не могу сложить два раза несколько чисел и получить при этом одинаковый результат.
Молодая женщина рассмеялась.
— Тогда, преподобный Толбот, вам просто необходим персональный компьютер.
Все еще улыбаясь, Пастырь кивнул и повернулся к Рэндлу.
— Я не предполагал, что меня ждет такая компания.
— Все решилось в последнюю минуту. Не хотите ли выпить перед обедом? У нас есть отличный бербон.
Пастырь покачал головой.
— Нет, благодарю.
Рэндл прищурился.
— Воздерживаетесь от спиртного?
— Нет. Просто не люблю крепких напитков. Я выпью бокал красного вина, если оно у вас есть.
— Бордо или бургунского?
Пастырь рассмеялся.
— Боюсь, мне такие вина не по средствам. Я больше привык к «галло» или «христианским братьям».
Рэндл хохотнул.
— Выпейте бордо. Оно вам понравится. Ничто так не способствует аппетиту, как хороший кларет. На обед у нас будут техасские бифштексы. Из собственного бычка.