— Возможно, мы что-нибудь придумаем, — кивнула Барбара. — Почему бы тебе не присесть? Мы все обговорим за чашечкой чая.
Патрульная машина ползла в вечернем потоке транспорта.
— Сержант, — подал голос водитель, — посмотрите.
Сержант проследил взглядом за рукой водителя. Пурпурный фургон стоял со сдвинутой боковой панелью на углу. Черный занавес с белым крестом отсекал салон от улицы. На выдвинутой вперед деревянной платформе стоял Пастырь и говорил в маленький микрофон.
Сильный, но в то же время мелодичный и дружелюбный голос долетал до слушателей из двух динамиков, установленных на платформе, по обе стороны от Пастыря.
— Если вы примете сердцем тот факт, что Иисус Христос, Господь наш, умер на кресте за наши грехи, вы сделаете первый шаг к тому, чтобы присоединиться к Дому Господнему. Ибо в Доме Господнем у человека нет грехов, нет вины, нет врагов. Только любовь к Богу и своим ближним. В Доме Господнем человек найдет истинный мир с собой и с себе подобными. В Доме Господнем вы тоже можете взяться за руки со своими соседями и вести праведную жизнь. Верьте в Иисуса Христа и приходите жить в Дом Господний, — он помолчал, оглядел стоящих перед платформой. Поднял руки, благословляя собравшихся. В свете автомобильных фар отбрасываемая им тень напоминала распятого на белом кресте Христа. — Пусть Бог благословит и хранит вас всех.
На мгновение он замер, опустил руки, и тут же в толпу вклинились девушки с жестянками для сбора денег. Они же раздавали листовки. Пастырь исчез за занавесом.
— В красноречии ему не откажешь, — пробурчал сержант. — Я почти поверил ему.
Водитель рассмеялся.
— Дело не в красноречии, сержант, а в девушках. Такие крошки могут убедить тебя в чем угодно. Прохожий бросил листовку на тротуар рядом с патрульной машиной. Сержант вылез из машины и поднял бумажный листок.
Усевшись рядом с водителем, он прочитал следующее:
«ЖЕЛАЮЩИЕ ПОЛУЧИТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ ИНФОРМАЦИЮ О ДОМЕ ГОСПОДНЕМ МОГУТ НАПИСАТЬ ПИСЬМО И ОТПРАВИТЬ ЭТОТ БЛАНК СО СВОИМ АДРЕСОМ И С ЧЕКОМ ИЛИ БЕЗ НЕГО ПО АДРЕСУ:
ДОМ ГОСПОДНИЙ
АБОНЕМЕНТНЫЙ ЯЩИК 119
ЛОС-ОЛТОС, КАЛИФОРНИЯ».
Сержант выглянул в окно. Черный занавес исчез, платформу убрали, сдвижная панель встала на место. Еще мгновение, и фургон влился в транспортный поток. Сержант огляделся. Девушки шли по улице, раздавая листовки и собирая пожертвования.
Сержант посмотрел на часы. Почти девять.
— Пора завязывать. Шесть часов в этой машине более чем достаточно.
— Совершенно верно, сержант, — поддержал его водитель.
Сержант наморщил лоб.
— Давай заглянем к ним завтра. Что-то меня тревожит.
ГЛАВА 4
— Ты действительно веришь в Бога, Пастырь?
Он перекатился на бок, посмотрел на нее. Она сидела, подсунув под спину шелковые подушки. В золотисто-красном свете китайских фонариков кожа ее напоминала слоновую кость. Он подождал, пока она докурит сигарету.
— Ты же знаешь, что верю.
Она изучающе разглядывала его лицо.
— Иногда меня берут сомнения. Странными ты занимаешься делами. Наркотики. Девушки. Все дозволено. Разве твой Бог не говорит, что это грех?
— Объяснение лежит на поверхности. Нет греховного в том, что делается с любовью. Если мы верим, что Христос умер за наши грехи, и соглашаемся на то, чтобы он заботился о нас, тогда мы более не можем согрешить.
Она коснулась его лица, провела пальцем от скулы до подбородка.
— Ты странный и прекрасный человек, Пастырь.
— Благодарю.
— Много времени прошло с того дня, как мы последний раз были вместе. Я часто думала о тебе.
— Я тоже часто думал о тебе, Барбара.
— Я все гадала, что будет, когда ты вернешься. Если вернешься. Почувствую ли я то же самое, что чувствовала раньше, когда еще был жив мой отец и на моих плечах не лежала ответственность за Дом Сунг?
— Почувствовала?
Их взгляды встретились.
— Да. И нет.
— Что изменилось?
— Я задаю себе вопросы, которых раньше не возникало.
Он помолчал.
— Не вкрался ли в наши отношения бизнес?
Она кивнула.
— Да. Ты со мной потому, что тебе этого хочется, Пастырь? Или из-за пятисот долларов, которые ты хочешь получить за каждый брикет прессованной марихуаны?
— А как по-твоему?
— Не знаю, что и ответить. Скажи мне, Пастырь.
Он провел рукой на шелковистой коже ее бедра, почувствовал теплую влажность ее «дырочки».
— Я тот же, что и раньше, Барбара. И к тебе меня привела только любовь.
— А к другим? С ними тебя тоже сводит любовь?
Вновь их взгляды встретились.
— Другой причины нет, Барбара. Все мы дети одного Бога и должны дарить друг другу любовь.
Телефонный звонок прозвучал совершенно неуместно среди китайских шелков и вышивок. Она взяла трубку, послушала, что-то ответила по-китайски, прикрыла трубку рукой, повернулась к Пастырю.
— Мы можем забрать все этой ночью, если ты согласишься на четыреста двадцать пять долларов за брикет.
Он задумался.
— Послушай моего совета, Пастырь, — внезапно она заговорила деловым тоном, — соглашайся. Пятьдесят брикетов — крупная партия, а полиция в этом городе далеко не глупа. По нашим каналам мы уже выяснили, что они знают о твоем приезде. Как только станет известно, что в город привезли много «травки», они тут же «наедут» на тебя.
Он посмотрел ей в глаза.
— Ты говоришь точь-в-точь как твой отец.
— Мне бы этого хотелось, — вздохнула она. — Иначе я не возглавляла бы Дом Сунг.
— Хорошо. Где и когда вы заберете товар?
Вновь она что-то сказала в трубку по-китайски.
— Сейчас. Место указывай ты.
Он вылез из кровати и уже одевался.
— Скажи им, что я буду на углу квартала, вверх по улице от твоей конторы. Деньги будут при них?
— Нет. Ты получишь их у меня завтра утром.
— Идет, — без запинки согласился он.
Опять она что-то сказала в трубку, положила ее на рычаг.
— Пастырь.
— Да? — Он уже полностью оделся.
— Пусть это будет в последний раз. Слишком велик риск. Это всего лишь деньги.
— Мне нужны деньги. Как еще я смогу содержать мою семью?
— Надо искать другой путь, иначе можно угодить за решетку.
Он ответил долгим взглядом.
— Я подумаю.
Она потянулась к кимоно, встала.
— Я тебя провожу. После восьми часов надо открыть специальный замок, чтобы включить лифт.
— Хорошо.
Она подошла к нему, он обнял ее, поцеловал.
— Помни, что я сказал. Мною движет только любовь.
Она улыбнулась.
— Да, Пастырь.
Он последовал за ней к лифту. Барбара вставила ключ в замок, повернула, нажала кнопку вызова. Дверцы разошлись. Пастырь поставил ногу, не давая им закрыться.
— Я дам им ключи от пикапа. Брикеты в тайнике под полом. После разгрузки пусть оставят автомобиль в каком-нибудь безопасном месте. Ключи я заберу у тебя утром вместе с деньгами.
Она кивнула.
— Приходи к десяти, Пастырь.
— В десять буду у тебя, Барбара. — Он нажал на кнопку с цифрой «1».
Она наблюдала, как закрылась дверцы, как замигали цифры на индикаторной шкале. Когда шкала потухла, она вынула ключ из замка и вернулась в спальню.
Где-то неподалеку четыре раза бухнул церковный колокол. Пастырь шагал по окутанной туманом набережной. Первые большие крабы, прямо из рыбацких сетей, уже варились в больших котлах. Он свернул на боковую улицу и зашагал к переулку, где стоял фургон. Его шаги гулко отдавались в предрассветной тишине.
У фургона он остановился, сунул руку в карман, чтобы достать ключ, но панель откатилась в сторону.
Пастырь поднял голову.
— Чарли? Почему ты не спишь?
Она смотрела на него сверху вниз.
— Не смогла уснуть. Волновалась за тебя.
Он забрался в фургон.
— Не о чем было волноваться.
Она задвинула панель.
— Ты был с этой китаянкой.
— Да.
Она придвинулась ближе.
— Я чувствую ее запах на твоей бороде.
Пастырь рассмеялся.
— Это чау-мейн[7]. Я не успел умыться.
— Не смеши меня. Я могу различить запах сам знаешь чего и чау-мейн.
Он скинул китель, потом рубашку, сел на стул, чтобы снять ботинки.
— Ты ведь не ревнуешь, не так ли? — с упреком спросил он.
Она опустилась на колени, начала расшнуровывать ботинки.
— Нет. Я знаю, что это лишнее. Ревность — дурное чувство. Но мне хотелось быть с тобой.
— Ты и так со мной. Ты это знаешь.
Она сердито сдернула с его ноги ботинок.
— Мне этого говорить не нужно, Пастырь. Я не такая глупая девчонка, как остальные. Мне двадцать пять лет, и я знаю, что к чему. Они счастливы, ожидая своей очереди лечь рядом с тобой. Мне же этого мало. Я хочу, чтобы твой член выстреливал внутри меня, а не тыкался в какую-то китаянку.
Он пристально посмотрел на нее. Голос его изменился, стал холодным как лед.
— Это дурные мысли, Чарли.
Она заплакала.
— Я ничего не могу с собой поделать, Пастырь. Я так тебя люблю.
Он отвел ее руки от лица.
— Ты любишь Бога, Чарли. Бога, который есть во всех нас.
— Я знаю, — она кивнула, все еще всхлипывая. — Разве хотеть тебя — грех?
— Грех, если ты хочешь, чтобы я принадлежал только тебе.
Она уставилась в пол.
— Тогда я грешна.
Пастырь поднялся, посмотрел на сидящую на полу девушку.
— Ты должна молиться, чтобы Бог простил твои грехи.
— А ты меня прощаешь, Пастырь?
— Не мне даровать прощение, Чарли. Такое под силу только Богу.
Она потянулась к его руке, поцеловала ее.
— Извини, Пастырь.
Он поднял ее.
— А теперь иди спать. Скоро утро, а завтра у нас очень много дел.
Зайдя в переулок, сержант увидел, что боковая панель сдвинута. Он заглянул внутрь. Пастырь что-то писал, сидя за столом.
— Пастырь, — позвал сержант.
Тот поднял голову.
— Привет, сержант.
— Я вам не помешал?