Сияние пропало, и Пастырь упал на подушку, успокоенный и окрыленный. Он закрыл глаза и тут же уснул.
Секретарь подняла голову, как только он вошел в приемную.
— Мистер Рэндл, мистер Соренсен и мистер Райкер ждут в вашем кабинете, доктор Толбот.
Пастырь, нахмурившись, остановился.
— Миссис Хилл, я буду вам очень признателен, если в дальнейшем вас не затруднит всегда следовать одному достаточно простому правилу: это мой личный кабинет, и никто, абсолютно никто не должен входить туда в мое отсутствие или без моего разрешения. А подождать меня можно и в комнате для гостей. Для того она и предназначена.
Секретарь покраснела.
— Но, доктор Толбот, мистер Рэндл всегда…
— Сказанное мною касается всех, миссис Хилл. В том числе и мистера Рэндла.
При его появлении оба священника вскочили, но Джейк Рэндл даже не шевельнулся. Пастырь обошел свой стол, сел. Священники остались стоять. Пастырь знаком предложил им присесть и заговорил лишь когда они заняли свои места.
— Чем обязан вашему визиту, господа?
— Вы не отвечали на мои звонки, — проскрежетал старик.
Пастырь посмотрел Рэндлу в глаза.
— У меня были другие дела.
— Решили немного вздремнуть? — голос Рэндла сочился сарказмом.
— Прежде всего я занимаюсь важным, а второстепенное оставляю на потом.
Рэндл побагровел.
— Почему вы не поставили в известность совет директоров о своем намерении пригласить этого ниггера в утреннюю передачу?
Пастырь не отвел взгляда.
— Полагаю, вы говорите о преподобном Джозефе Вашингтоне?
— Вы отлично знаете, о ком я говорю, черт побери.
Этот ниггер такой же священник, как и я.
— Мистер Рэндл, — холодно ответил Пастырь, — преподобный Вашингтон официально рукоположен этой церковью.
— По каким же стандартам определена его квалификация, его право называться священником?
— По стандартам Бога, мистер Рэндл. Наш Господь, Иисус Христос, предъявлял к своим ученикам только два требования: верить в Него и нести людям Его учение. Преподобный Вашингтон верит в нашего Господа, а в умении читать проповеди с ним едва ли кто сравнится. Добавим к этому, что благодаря его усилиям многие души обратились к Христу, а церковь за последние два года получила шесть миллионов долларов пожертвований.
— Все это не объясняет вашего нежелания поставить в известность совет директоров, — отрезал Рэндл.
— Мистер Рэндл, в известность я вас ставил, хотя как пастор этой церкви не обязан сообщать совету директоров о том, что я буду или не буду делать. Мне нет необходимости руководствоваться в своих действиях рекомендациями или решениями совета директоров. Если вы не сочтете за труд прочесть устав нашей церкви, то поймете, что я и только я могу принимать решения, которые сочту нужными, а каждый член совета директоров действует в рамках делегированных ему мною полномочий.
Старик однако и не думал сдаваться.
— Вы, кажется, намеренно забываете, доктор Толбот, что именно благодаря мне вам удалось основать эту церковь.
— Не забываю, мистер Рэндл, и всегда первым готов признать, сколь велик перед вами долг нашей церкви. Я не раз публично говорил об этом.
— А в договоре аренды, по которому эта церковь занимает территорию, именуемую Черчленд, есть пункт, согласно которому я безо всяких на то причин могу отказать вам в аренде, — с триумфом воскликнул старик и торжествующе глянул на двух священников, которые не пытались ввязываться в спор и сидели тихо, как мышки.
Но Пастырь не растерялся.
— Мистер Рэндл, если вы предлагаете Дому Господнему церкви триумфа христианской Америки покинуть Черчленд, вам надо лишь послать нам соответствующее письмо, и мы тут же подчинимся вашему решению.
Рэндл молча сверлил Пастыря взглядом. Он понял, что далее блефовать не удастся. Ни одна другая церковь не располагала достаточными финансовыми возможностями для переезда в Черчленд, а без служб и постоянного притока гостей возведенные здесь сооружения не стоили и цента.
— Я этого не предлагал, доктор Толбот. Я привел эти сведения лишь в рамках дискуссии о правах каждого из нас. У меня нет ни малейшего желания отказывать вам в аренде.
— Рад это слышать, мистер Рэндл, — кивнул Пастырь.
— Но я не собираюсь сидеть, сложа руки, и наблюдать, как вы, доктор Толбот, передаете эту церковь ниггерам.
— Мистер Рэндл, я думаю, вам пора перенестись в нынешнее столетие, — в голосе Пастыря сквозило раздражение. — Мне, как многим сотрудникам и прихожанам этой церкви и, надеюсь, присутствующим здесь моим коллегам, крайне неприятно постоянно слышать от вас это слово. Я бы предпочел, чтобы в будущем, говоря о черной части нашей церкви, вы употребляли более пристойные термины.
Рэндл глянул на священников. Те по-прежнему помалкивали. Он повернулся к Пастырю.
— Я однако уверен, и в этом они согласятся со мной, что вы поступили по отношению к ним несправедливо, представив телезрителям этого ниг… я хочу сказать этого черного, первым. Тем самым вы поставили их в весьма щекотливое положение.
Пастырь повернулся к священникам.
— Вы согласны с мистером Рэндлом, господа?
Соренсен взглянул на Райкера, затем заговорил. Голос у него был мягкий, обволакивающий.
— Я полагаю, доктор Толбот, что мы нашли бы более сбалансированное решение, если бы предварительно обсудили этот вопрос.
— Что вы подразумеваете под словом «сбалансированное», доктор Соренсен?
— Решение, которое смогло бы свести к минимуму потрясение, испытанное белой аудиторией при появлении черного проповедника в столь значимой для церкви передаче.
Пастырь кивнул.
— Понятно. — Он посмотрел на второго священника. — Я бы хотел услышать и ваше мнение, доктор Райкер.
По голосу доктора Райкера чувствовалось, что он не один год провел в студенческих аудиториях.
— Одним из важнейших направлений нашей работы в христианских школах и колледжах является изучение явления, называемого «культурным шоком». Это классический пример появления не того человека не в том месте и не в то время. Предложить белой аудитории слушать черного проповедника, рассказывающего им о Боге, который создал человека по Его образу и подобию. Вы просите от них слишком многого.
— Но обратная ситуация не создает никаких проблем, — заметил Пастырь.
— Разумеется, доктор Толбот. Такова историческая традиция.
— Но справедлива ли она, доктор Райкер? В конце концов в Святом писании действительно сказано, что Бог создал человека по Его образу и подобию. Но нигде не смог я прочесть, был ли человек, которого Он создал, белым, черным, желтым, красным или зеленым.
— Вопрос, который мы рассматриваем, доктор Толбот, скорее практический, чем теологический, — вмешался Соренсен. И добавил, глубоко вдохнув: — Если мы восстановим против себя значительную часть нашей белой аудитории, это неминуемо приведет к снижению наших доходов.
Пастырь долго смотрел на него, прежде чем ответить.
— Доктор Соренсен, здесь церковь, а не Гарвардская школа бизнеса. Наша главная забота — спасение душ, а не поступление все больших сумм на банковский счет.
— Без этих сумм, доктор Толбот, — подал голос и Рэндл, — а вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, — куда труднее найти те самые души, о спасении которых вы печетесь.
Пастырь покачал головой.
— Господа, более семидесяти процентов церквей, объединенных Домом Господним, черные. Я не могу поверить, что душа одного человека отличается от души другого только потому, что у этих людей кожа разного цвета. И пока эти черные — прихожане нашей церкви, я считаю, что они должны иметь своего представителя среди пасторов.
— Вы их впустили, а теперь они захватят всю церковь, — взвился Рэндл. — Всем известно, какие они. Продай им один дом на улице, и через несколько месяцев ими будет кишеть вся округа. Дик Крэйг и Элен Лейси уже угрожают лишить нас поддержки своих организаций. А это более двух миллионов человек. Они отвернутся от церкви, в которой правят бал черные. Эти люди — основа консервативного христианского большинства, и они никогда не сядут на церковную скамью рядом с ниг… с черным.
— Мы теряем время, препираясь друг с другом, господа, когда у нас полным полно работы. В нашем национальном крестовом походе за Христа, который я планирую провести в следующий День труда, мы прежде всего должны показать каждому христианину, что и он, и все остальные любят одного и того же Бога.
— Неужели вы думаете, что в этом я буду с вами заодно? — Рэндл встал.
— А вы хорошенько обдумайте мое предложение, мистер Рэндл. В один день мы приведем к Христу миллион душ. И в этот же день соберем не менее пятидесяти миллионов долларов, которые позволят нам и дальше трудиться на благо нашего Господа.
Рэндл уставился на Пастыря, сел.
— Объясните, как это у вас получится.
— Очень просто, — Пастырь улыбнулся. — Если устроители одного боя за звание чемпиона мира по боксу собирают двадцать пять миллионов долларов, вы можете представить себе, сколько миллионов принесет схватка между Господом нашим и Сатаной?
Рэндл не ответил, но Пастырь буквально слышал, как щелкает компьютер в его голове, подсчитывая возможную прибыль.
— При должной организации и подготовке, использовав спутник-ретранслятор, мы сможем охватить пятьдесят миллионов, собрав их на всех крупнейших стадионах страны.
— Блестящий план, доктор Толбот, и я его полностью поддерживаю, — включился в дискуссию Соренсен. — Но не кажется ли вам, что такой проект не под силу одной церкви? Я убежден, что наши шансы на успех возрастут, если мы привлечем к нему другие наиболее крупные церкви с их телеаудиторией.
— Превосходная мысль, доктор Соренсен, — согласился с ним Пастырь. — Я буду вам очень благодарен, если вы организуете специальный комитет, который возьмет на себя переговоры с другими церквями об их участии в нашем крестовом походе.
— Если мы двинемся в этом направлении, полагаю, пасторы этих церквей должны играть важную роль в нашем проекте.