— Вы абсолютно правы, доктор Райкер. Я почту за честь, если эти священники, чьи усилия во благо Христа и чья любовь к Нему с давних пор восхищают меня, присоединятся ко мне в этом великом крестовом походе.
Райкер глянул на Соренсена.
— Я уверен, что доктор Соренсен согласится со мной, если я скажу, что такие известные проповедники, как Джерри Фолуэлл, Орэл Робертс, Рекс Хамбард, Боб Шаллер, а может и сам доктор Билли Грэхэм отнесутся к нашему проекту со всей серьезностью.
— Я бы добавил к ним Пола Кроуча и Фреда Прайса из Калифорнии. У них очень много последователей. — Пастырь подождал ответной реакции. Программа преподобного Прайса, негра из Лос-Анджелеса, транслировалась по тридцати пяти телестанциям, а его церковь в Креншоу не могла вместить всех желающих, так что по воскресеньям у ее дверей загодя выстраивалась длинная очередь.
— Ну, разумеется, — откликнулся Соренсен. — Чем больше мы соберем звезд, тем лучше.
Пастырь улыбнулся. О том, что Прайс — негр, даже не упомянули. Похоже, деньги легко стирали расовые барьеры. В голове его щелкнуло. Какой ему дали совет? «Вслушайся вновь, повнимательнее, в слова твоих врагов, сын мой».
Улыбка сошла с его губ.
— Я вслушиваюсь, Отец, — прошептал он. — И молюсь лишь о том, чтобы правильно истолковать сказанное ими.
— Вы что-то сказали, доктор Толбот? — спросил Райкер.
Пастырь покачал головой.
— Нет-нет. Просто размышлял вслух.
Рэндл поднялся. Его полностью выключили из разговора, что, разумеется, его не радовало.
— Я уверен, что моя телекомпания сможет убедить многих кино- и телезвезд принять участие в этом грандиозном шоу. Я буквально вижу, как все будет. Величайшие проповедники мира все вместе, в одной программе. Она войдет в историю религиозного телевидения. — Он внезапно замолчал, словно его осенила новая идея. — Нам потребуется два часа. В один мы не уложимся. Может, не хватит и двух часов.
— Логично, — согласился Пастырь. — Но нам придется найти эфирное время.
— Оно покупается, — пренебрежительно бросил Рэндл. — Ради того, чтобы коснуться Луны, можно и потратиться.
Пастырь оглядел их, улыбнулся.
— Не правда ли, господа, лучше продуктивно работать в мире и согласии, чем злиться друг на друга без достаточного на то повода?
ГЛАВА 17
— Да, ты заставил его не величать нас ниггерами, но это не означает, что он сдался, — наседал на Пастыря Джо. — Он нас ненавидит и не угомонится до тех пор, пока не увидит меня болтающимся на суку с веревкой на шее, а тебя — поджаривающимся на горящем кресте. — Выговорившись, Джо отправил в рот огромный кусок чизбургера.
Пастырь взглянул на Беверли, клюющую салат, вновь повернулся к Джо.
— Я рад, что подобная перспектива не портит тебе аппетит.
Джо ополовинил бутылку пива.
— Ты знаешь, что я прав, Пастырь. Это плохой человек. И мирится он с нашим присутствием в Черчленде лишь потому, что чует запах хороших денег.
— Я согласен с тобой, Джо. Но если тревожиться из-за таких как он, некогда будет работать.
— Попомни мои слова, — мрачно произнес Джо. — Как только крестовый поход закончится, он с нами разделается.
— А вот тут ты неправ, — покачал головой Пастырь. — Он ударит раньше.
Джо воззрился на него.
— С чего ты это взял? Я чего-то не знаю?
— Это же логично, — ответил Пастырь. — Он будет выжидать до той поры, пока не станет ясно, что крестовый поход уже не остановить. Вот тут-то и наступит самое время избавиться от нас. Ясно же, что он не сможет тронуть нас и пальцем, если успех крестового похода будет отнесен в наш актив.
— Дерьмо! — с отвращением воскликнул Джо. — А я-то думал, что у меня по меньшей мере три месяца спокойной жизни.
Пастырь улыбнулся.
— Мы тоже будем готовиться.
— К чему готовиться? Мы же не знаем, чего от него ждать. Это же сущая змея. Он нападет в самый неожиданный момент.
— Верно, — кивнул Пастырь. — Значит, придется крепить оборону, чтобы его атака не застала нас врасплох.
— Как во Вьетнаме, — насупился Джо. — Отгородимся тремя рядами колючей проволоки. Глядишь, в одном он да запутается.
— Будем надеяться.
— У меня есть идея получше. Давай я положу пластиковый гостинец под сиденье его длинного катафалка. Бум — и все дела. А уж внутренности его мы отскребем.
Пастырь расхохотался.
— Ты не меняешься Джо. А тебе надо бы помнить, что теперь ты слуга Господа. Его слуги так не поступают.
— Хорошо. Предложи что-нибудь получше.
— Давай позаботимся о себе, а с ним пусть разбираются небеса.
— Аминь. Но теперь скажи, что нам делать.
— Во-первых, закрой дверь. Я не хочу, чтобы к нам кто-нибудь зашел.
Ленч им подали в библиотеке его квартиры. Пастырь подождал, пока Джо закроет дверь и вернется к столу. Затем поднялся и сдвинул настенную панель, за которой находился сейф. Быстро повернул диск в нужное положение, открыл дверцу, достал какие-то бумаги, закрыл сейф, поставил панель на место, снова сел. Бумаги он протянул через стол Беверли.
— Узнаешь?
Она кивнула.
— Давным-давно мы решили приготовиться к непредвиденным обстоятельствам. Как показали последние события, не зря.
Беверли вновь кивнула.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — не выдержал Джо.
Пастырь посмотрел на него.
— Я хочу отдать Дом Господний объединенным с ним церквям.
Джо чуть не упал со стула.
— Теперь я знаю, что ты чокнулся. Ты же отдаешь пятьдесят миллионов долларов. А то и больше.
— Мне деньги не нужны. Я хочу, чтобы каждая церковь, которая получит свою долю, преобразовала ее в фонд для помощи неимущим.
— Какой прок тебе от этого?
— Если все пройдет, как я и задумал, у меня останется только то, что было в начале пути. То есть ничего.
Джо печально покачал головой.
— Пастырь, Пастырь, ты тоже не изменился. Здравого смысла после нашей первой встречи во Вьетнаме у тебя не прибавилось.
Пастырь повернулся к Беверли.
— Работа предстоит большая. Сначала надо отдать деньги церквям. Потом создать для каждой фонд, который получит долю акций Дома Господнего. Думаю, ты знаешь, как это делается.
— Да, — кивнула Беверли. — С этого счета мы переведем деньги церквям. Разумеется, анонимно. Одновременно церковный фонд вернет деньги нам в обмен на акции.
— Совершенно верно.
— А что ты будешь делать с деньгами? Они же вернутся к тебе.
— Положи их в банк на имя моих детей. Попечителем пусть будет их мать. Я хочу, чтобы часть денег взяли вы с Джо. Договариваться с церквями придется тебе, — это уже относилось к Джо. — Думаю, особых проблем у тебя не возникнет.
— Каких проблем? — Джо рассмеялся. — Они примут меня за Санта-Клауса, узнав, что получат такие деньги.
— Это еще не все. Я хочу, чтобы все документы были подписаны, заверены и отосланы в банк до крестового похода.
— Жесткие сроки, — покачала головой Беверли. — Чтобы уложиться в три месяца, нам с Джо придется забросить все другие дела.
— Совершенно верно. — Пастырь посмотрел на нее, потом на Джо. — Но вы справитесь?
Беверли и Джо переглянулись.
— Справимся, — ответил Джо за двоих.
Пастырь улыбнулся.
— Хорошо.
Внезапно из глаз Беверли покатились слезы, она вскочила, обежала стол, прильнула к Пастырю. Поцеловала его в щеку.
— Ты же знаешь, что мы любим тебя, Пастырь.
Подошел Джо, обнял их обоих.
— Совершенно верно, сумасшедший ты наш, — от волнения голос у него сел. — Мы и вправду любим тебя. Но скажи мне, зачем? Почему ты отдаешь все, что имеешь. Никто этого не оценит, благодарности ты не дождешься.
Пастырь чувствовал тепло их любви. И у него на глаза навернулись слезы. Он хотел, чтобы они его поняли.
— Помните наши странствия по стране, когда мы спорили сколько отдавать денег местным церквям? — ответа ждать он не стал. — Разве вы не видите? Ситуация та же самая. Мы лишь возвращаем церквям деньги, которые принадлежат им по праву.
Маркус ждал в комнате для гостей, когда Пастырь вернулся с ленча.
— Я подготовил интересующие вас цифры.
— Пойдемте ко мне. — Пастырь знаком пригласил его в кабинет, закрыл дверь, прошел за стол, всмотрелся в лицо Маркуса. — Все плохо, не так ли?
— Мы понесли урон. Обычно мы теряем на второй половине передачи десять процентов зрителей, а тут их число упало на двадцать три процента. Хотите услышать данные по регионам?
Пастырь кивнул.
Маркус достал исписанный лист.
— Начнем с самого худшего. Юг: обычные потери — пять процентов, в последнее воскресенье — сорок шесть. Юго-запад: обычно — пятнадцать процентов, на этот раз — тридцать семь. Средний запад — два процента и тридцать один. Калифорния — два процента и двадцать. Атлантическое побережье — семь и девятнадцать. Северо-восток — пятнадцать и семнадцать. Единственные светлые пятна — крупные города. Филадельфия, Нью-Йорк, Бостон, Детройт, Чикаго и Лос-Анджелес прибавки в потерях не дали, а в Чикаго и Детройте число зрителей во второй половине передачи даже немного возросло.
Пастырь кивнул. Цифры Маркуса лишь подтверждали данные консультационного центра и анализ поступивших после передачи писем и пожертвований. Компьютер, учитывая результаты первого дня, спрогнозировал сорокапроцентное уменьшение еженедельной суммы пожертвований. Пастырь посмотрел на Маркуса, сухо улыбнулся:
— Может, я поторопился. Наверное, следовало подготовить нашу аудиторию. Я не ожидал такой реакции.
— Думаю, подготовка ничего бы не дала, — возразил Маркус. — Сумасшедших среди зрителей хватает везде. Они только и ждали, чтобы побольнее ударить. И потом сделанного уже не вернешь. Подождем следующей недели. Кого вы представите на этот раз?
— Соренсена.
— Правильный выбор. Он — любимчик ультраправых, консерваторов и «Морального большинства». Предлагаю провести на этой неделе интенсивную рекламную компанию по телевидению и по радио. Соренсен выправит ситуацию.