Пастырь улыбнулся.
— Отнюдь.
— Могу я войти?
— Разумеется.
Сержант забрался в фургон. Посмотрел на лежащие на столе исписанные листки.
— Что вы пишете?
— Мою завтрашнюю проповедь.
— Я слышал вас вчера вечером. У вас серебряный язык, как говорили, когда я был маленьким.
Пастырь вновь улыбнулся.
— Легко повторять то, что нашептывает тебе Бог.
Сержант кивнул.
— Как идет сбор пожертвований?
— Очень хорошо. Мы уезжаем сегодня вечером и, я думаю, к этому времени наберем не меньше семисот долларов.
— Вы не остаетесь на завтра? — удивился сержант. — По воскресеньям на набережной больше всего пароду. Вы сможете собрать в два раза больше, чем в любой другой день.
Губы Пастыря опять разошлись в улыбке.
— По воскресеньям нельзя работать. На седьмой день Он отдыхал от своих трудов. И мы должны вернуться к воскресной службе.
— Но, раз уж вы здесь, нельзя же отказываться от таких больших денег.
— Нам столько и не нужно, сержант. Потребности наши минимальны. Основная причина нашего приезда — желание нести людям слово Божье.
Сержант всмотрелся на него. Вроде бы Пастырь говорил искренне. Даже лейтенант полиции в Лос-Олтосе, которому он позвонил этим утром, отозвался о них положительно. Сказал, что у них ферма с участком земли в двадцать пять акров и даже его жена покупает у них яйца и овощи. Лейтенант добавил, что они ничем не отличаются от Свидетелей Иеговы или Адвентистов седьмого дня. Все спокойные, благовоспитанные. Продавая выращенные ими овощи и фрукты, одновременно распространяют религиозную литературу. Однако осведомители докладывают, что в город завезена тонна марихуаны, а она не могла упасть с неба.
— Вы, похоже, пребываете в одиночестве. А где девушки?
— Собирают пожертвования.
— Я не видел помещения, где они ночевали.
— Дверь открыта. Вы можете пойти и посмотреть.
— Вы меня не проводите?
— Нет вопросов. — Пастырь поднялся из-за стола и спрыгнул на землю. Сержант последовал за ним. Вдвоем они зашагали к маленькому складу. Пастырь открыл дверь, и они вошли в комнату.
На чисто выметенном полу лежали десять скатанных спальников. Больше в комнате ничего не было. Запаха «травки» сержант не унюхал. Он посмотрел на Пастыря.
— Аккуратные у вас девушки. Вижу, вы готовы к отъезду.
Пастырь кивнул.
Сержант вышел на улицу. Повернулся к Пастырю, когда тот, переступив порог, закрывал за собой дверь.
— Вы собрали много денег. Будьте осторожны, как бы вас кто-нибудь не ограбил.
— Не думаю, что такое случится, — покачал головой Пастырь. — Бог приглядывает за своими детьми.
— Все рано, осторожность не повредит. Если вам понадобится помощь, без колебаний обращайтесь к нам.
— Спасибо, сержант.
Сержант уже собрался уходить, но снова повернулся к Пастырю.
— Ходят слухи, что в город завезли крупную партию наркотиков. Вы ничего об этом не слышали?
Пастырь не отвел взгляда.
— Слухи до нас не доходят.
Они долго смотрели друг другу в глаза, затем сержант кивнул.
— Наверное, так оно и есть. Вы выше этого, — он протянул руку. — Вы понимаете, это моя работа.
Пастырь крепко пожал руку сержанта.
— Я понимаю, сержант.
— До свидания, Пастырь. Удачи вам.
— Спасибо, сержант. Да благословит вас Бог.
Он наблюдал, как полицейский идет к патрульной машине, припаркованной у въезда в переулок. Барбара права. С марихуаной надо кончать. У него осталось ощущение, что сержанту он понравился и лишь из-за этого тот ограничился парой-тройкой мимолетных вопросов. Словно говорил: «Ладно, на этот раз прощаю. Но больше поблажек не жди».
В глубокой задумчивости вернулся Пастырь к фургону, влез в него, сел за стол. Взгляд его упал на первый лист завтрашней проповеди. Называлась она «Иди и больше не греши».
ГЛАВА 5
Уже около семи утра Пастырь свернул на взбирающуюся на холм проселочную дорогу, ведущую к ферме, которая принадлежала Дому Господнему. Проехал мимо стоящих по обе стороны дороги щитов с одинаковыми надписями:
«НЕ ВХОДИТЬ! ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ!»
На вершине холма он остановил пикап, вылез из кабины, сошел на обочину.
Оглядел маленькую долину внизу, четыре аккуратно выкрашенных дома. В самом большом жили женщины, которых в общине было значительно больше мужчин. Двадцать восемь плюс семеро детей. Мужчинам достался дом поменьше. Их было, включая его самого, семнадцать. Между двумя общежитиями располагалось еще меньшее по размерам здание, занятое столовой и кухней, и еще одно, совсем небольшое, предназначенное для собраний и церковных служб. Здесь же мужчины и женщины общались в свободное от работы время. За зданиями находились большие навесы, под которыми стояли различные автомобили и сельскохозяйственные машины, принадлежащие как всей общине, так и отдельным ее членам. Еще дальше — коттедж в котором он жил, и где размещалась также контора.
Синий дымок поднимался над трубой кухни. Пастер заметил, что пурпурный фургон уже стоит под навесом. Последнее означало, что девушки беспрепятственно добрались домой из Сан-Франциско. Они прибыли раньше, поскольку ехали по автостраде. Он предпочел местные дороги, так как не хотел лишний раз встречаться с полицией. Кабина пикапа пропахла марихуаной. То ли китайцы слишком уж небрежно вынимали аккуратно упакованные брикеты, то ли специально рвали упаковку, чтобы убедиться в качестве товара. В любом случае первым делом следовало тщательно вымести и промыть водой тайник. А еще лучше, подумал он, вообще убрать второе дно, потому что в дальнейшем тайник уже не потребуется.
Пастырь вновь сел за руль, и автомобиль покатился вниз. Еще десять минут извилистой, в ухабах, дороги, и он подъехал к воротам фермы. К тому времени вся община уже высыпала из домов, чтобы приветствовать его.
Мужчины и женщины улыбались и махали руками, когда он медленно проезжал мимо.
— Доброго воскресенья, Пастырь.
Он помахал рукой в ответ.
— Доброго воскресенья, дети мои.
Пастырь остановил пикап у своего коттеджа. Тарц, высокий, стройный, светловолосый юноша в больших старомодных очках, его первый помощник, направился к нему в сопровождении Чарли. В Сан-Франциско она села за руль фургона.
— Доброго воскресенья, Пастырь, — Тарц широко улыбался.
Пастырь пожал его руку.
— Доброго воскресенья, Тарц. — Он повернулся к Чарли.
— Добрались нормально?
Улыбнулась и девушка.
— Без проблем. Летели как на крыльях.
— Я рад. Дети всем довольны?
— Вне себя от счастья. Им понравилось нести людям слово Господнее, и они хотят знать, когда ты снова возьмешь их с собой.
Пастырь кивнул.
— Мне знакомы их чувства. — Он посмотрел на Тарца.
Тебя не затруднит поставить пикап под навес? Я хочу принять душ и помыться до завтрака.
— Конечно, Пастырь. — Тарц замялся. — Все в порядке? Товара хватило, чтобы могли заплатить по закладной?
— Да, — ответил Пастырь. — Твой банкир будет счастлив, когда ты приедешь к нему.
Тарц просиял.
— Это точно. Месяц подходит к концу, и он нервничает.
— Теперь он будет спать спокойно. — Пастырь направился к домику.
Чарли последовала за ним.
— Ты совсем вымотался. Давай я согрею воду, чтобы ты мог принять горячую ванну.
— Я обойдусь душем.
— Не спорь со мной, Пастырь.
Он коротко глянул на нее, вздохнул.
— Ладно. Я действительно устал, — и плюхнулся в кресло.
— Так-то лучше. — Она достала из нагрудного кармана «косячок», раскурила его. — Возьми. — Она протянула ему «косячок». — Затянись пару раз. «Травка» поможет тебе расслабиться. Я пока разожгу печь. А потом вернусь и раздену тебя.
Он глубоко затянулся.
— Ты ведешь себя так, словно я ребенок.
Чарли рассмеялась.
— Все вы мужчины думаете, что вы большие и сильные. Но малая толика заботы не повредит и самым лучшим из вас.
Пастырь затянулся вновь, а Чарли прошла на кухню, чтобы затопить печь. Он откинул голову. И внезапно понял, что чудовищно устал. Чарли сказала правду. Толика заботы ни в коем разе ему не повредит.
Тарц пришел, когда она выливала горячую воду из чугунного котелка в большую, обшитую деревом ванну, поставленную на кухне.
— Где Пастырь? Она качнула головой в сторону комнаты. — Там. Спит в кресле.
Тарц подошел к открытой двери, заглянул в комнату. Чарли не ошиблась. Пастырь спал, сидя в кресле. Полностью одетый. Он снял лишь ботинки. Тарц вернулся к Чарли.
— Его ждут в зале собраний.
— Он не сможет прийти. Всю ночь он не сомкнул глаз.
— Что мне им сказать?
— Правду. Сегодня воскресенье. Даже Бог отдыхал в этот день.
Тарц молча смотрел на нее.
— Скажи им, пусть помолятся, а он выйдет к ним после того, как немного поспит. Часам к трем он будет в полном порядке.
Тарц кивнул.
— Хорошо. Тебе не потребуется помощь?
Чарли рассмеялась.
— Я справлюсь. В конце концов, не такой уж он крупный мужчина. После ухода Тарца она вылила в ванну второй котелок горячей воды. Достала из бумажного пакета, который раньше положила на стол, флакон с разноцветными кристаллами и высыпала их в ванну. Помешала воду деревянной лопаткой, и кухню наполнил запах хвои. Она глубоко вдохнула. Прекрасный запах.
Пастырь почувствовал ее руку на своем плече и открыл глаза.
— Я заснул.
— Я знаю.
— Который теперь час? Мне надо подготовиться к проповеди.
— Проповедь подождет. Я уже сказала, чтобы ты выйдешь к ним не раньше трех часов. Раздевайся. Ванна готова.
Он медленно поднялся, начал расстегивать рубашку. Принюхался.
— Что за странный запах?
— Хвойная соль для ванн. — Она хихикнула. — Купила в городе. Продавец сказал, она снимает усталость.
— Ты хочешь, чтобы я пах, как парфюмерная фабрика?
— Может, напрасно ты и жалуешься. Все лучше, чем пахнуть чау-мейн.
Он рассмеялся.
— Это мы еще посмотрим.