жен прочитать заключительную проповедь.
— Ты совсем обалдел? — набросился на него Джо. — Ты же слышал, что сказал Тарц. Неужели ты думаешь, что тебя подпустят к Черчленду?
— Меня это не остановит, — спокойно ответил Пастырь.
— Тогда я пойду с тобой, да еще приглашу пару-тройку надежных парней. Подготовку они начнут немедленно.
— Никто со мной не пойдет, — твердо возразил Пастырь. — Я не хочу, чтобы из-за меня кому-то причинили вред. Я верю в то, что убийство недопустимо.
— Ты думаешь, они придерживаются того же мнения? — сердито спросил Джо.
— Тогда мне остается лишь пожалеть их.
— Какая тебе польза от того, что тебя убьют?
Пастырь ответил ему, и никогда ранее не слышали они в его голосе такой категоричности. Не оставалось сомнений, что для себя он все решил, и спорить более не о чем.
— Иисус знал это, когда шел к римлянам, однако не ведал страха. И потребовался Понтий Пилат, чтобы вынести ему смертный приговор. — Он оглядел сидящих перед ним. — Не бойтесь за меня, дети мои. Я выживу, как выжил наш Господь.
ГЛАВА 21
Телефонный звонок вырвал его из объятий сна.
Он перекатился к краю кровати, заставил себя разлепить глаза, посмотрел на часы. Без пяти шесть. Он застонал, глянул в окно. Только-только начало светать. Вновь с его губ сорвался стон. Не прошло и трех часов, как он лег спать, а им опять что-то от него нужно. С большим трудом ему удалось протянуть руку: усталое тело отказывалось подчинятся.
— Линкольн слушает.
— Авраам? — Голос показался ему знакомым.
Маркуса аж передернуло. Этой шуткой его донимали с детства.
— Нет, черт побери! Маркус!
— В чем дело, Маркус? Я вас разбудил? — В трубке послышался смех.
И тут он окончательно проснулся. Смех этот он слышал не раз.
— Это…
Закончить фразу голос ему не дал.
— Пожалуйста, без имен. Спуститесь к телефонной будке на углу[39]. Я перезвоню через три минуты.
Три минуты спустя Линкольн стоял в телефонной будке.
Трубку он снял после первого звонка.
— Это вы? Как дела?
— Отлично.
— Где вас носило? Я все время пытался связаться с вами.
— Ездил по стране. Общался с людьми. Думал. Молился.
— Вам следовало позвонить мне. Я — ваш друг.
— Я знаю. Но позвонить не мог. Мне требовалось время, чтобы очистить голову от всего этого дерьма. Сейчас мне нужна информация. И я хочу попросить вас об одной услуге.
— Слушаю вас.
— Беспроводные микрофоны работают на той же частоте, что и прежде?
— Да. Мы ее не меняли.
— Сможет сверхмощный микрофон, работающий от аккумулятора на двадцать четыре вольта, заглушить все остальные?
— Конечно. Все микрофоны работают на полуторавольтных батарейках. Двадцать четыре вольта забьют все, что находится в радиусе тысячи ярдов.
— Все проводные микрофоны подключены к одному пульту?
— Да.
— А беспроводные — к другому?
— Совершенно верно.
— Сколько видеокамер у вас в работе?
— Двадцать. Наш пульт рассчитан только на восемь. Поэтому их подключение и отключение оговариваются заранее.
— Вы можете навести лучшую камеру на крест и сделать так, чтобы она не отключалась?
— Да. Только уточните место.
— У вас есть надежный человек?
— Я все сделаю сам.
— Наведите ее на сдвижные панели в перекрестье, за которыми находятся прожектора.
— Понятно.
— Вы сможете отключить все остальные видеокамеры, когда панель начнет двигаться?
— Нет проблем.
— И соединить микрофонные пульты?
— Естественно.
— Отлично. Значит, вы все поняли.
— Подождите. Когда мне начинать?
— Как только увидите меня.
— Вам не пробраться сюда.
— Почему? Я еще числюсь в программе, не так ли?
— Разумеется, числитесь. Но это не значит, что они выпустят вас в эфир. Вместо вас выступит Соренсен.
— Его ждет жестокое разочарование.
— Старик пригнал в Черчленд триста детективов. У каждого есть ваша фотография. Они схватят вас, как только увидят.
— Они меня не увидят.
— Как бы не так. Для этого вам нужно стать невидимкой. Пожалуйста, послушайте моего совета, не лезьте в Черчленд. Это серьезные ребята. И они получили приказ не церемониться с вами.
— Это ужасно. Значит, мне нечего и пытаться выбраться отсюда.
— Что вы такое говорите?
— Я в Черчленде уже три дня. — В трубке послышался добродушный смех. — Да пребудет с вами Бог, Маркус.
Раздались гудки отбоя. Маркус медленно вышел из будки. Солнце уже выглянуло из-за горизонта. По всему чувствовалось, что погода в этот день не подведет.
К полудню, за четыре часа до начала трансляции Крестового похода, на десятитысячной трибуне, возведенной на автостоянке перед зданием церкви, не осталось ни одного свободного места. Прочие автостоянки были забиты машинами, люди толпились на всех лужайках. Всюду царило праздничное настроение. Разносчики воздушной кукурузы, булочек с сосисками и прохладительных напитков трудились, не покладая рук. Даже люди, стоящие в очереди в передвижные туалеты, и те улыбались.
Маркус обозревал окрестности из аппаратной, которая помещалась высоко над трибуной. Внизу он видел море людей. На крыше церкви расположились охранники с биноклями и винтовками с оптическим прицелом. Ходили они — он это знал — и по крыше аппаратной.
Между трибуной и церковью располагалась большая сцена для шести сотен почетных гостей Крестового похода. От солнца ее прикрывал красно-бело-синий парусиновый навес. Маркус посмотрел на гигантский золотой крест, парящий меж двух башен. Вот и сдвижная панель. Стоит, не шевелится.
Он шагнул к камере номер один. Прильнув к объективу, сфокусировал ее на сдвижных панелях так, что они заполнили весь экран монитора. Закрепил камеру в этой позиции, вновь прильнул к объективу, выключил монитор. Внезапно Маркусу стало нехорошо, он прошел в крошечную ванную. Запер за собой дверь, посмотрел в зеркало. Душевная мука отражалась на его лице. Постояв, он достал из кармана флакончик с кокаином. Втянул белый порошок одной ноздрей, второй. Убрал флакончик, сложил руки перед грудью, склонил голову, взмолился:
— Пожалуйста, дорогой Бог. Не дозволяй ему этого делать.
Маркус взглянул на часы пульта управления. Шесть минут до начала двухчасовой передачи, вызвавшей громадный интерес по всей стране. Сомнений в этом не было. Поступавшие со всех концов страны сведения свидетельствовали о безмерной любви Америки к Богу Мечта Пастыря стала реальностью.
Маркус подошел к пульту.
— Я тебя сменю, — сказал он режиссеру. — Ты, должно быть, совсем вымотался.
— Это точно, — кивнул тот. — И мне надо отлить, а не то у меня лопнет мочевой пузырь.
Маркус надел наушники, поправил микрофон.
— Камера семь, дайте Рэндла. Мужчина в белом костюме и черных очках слева и чуть сзади от кафедры.
На мониторе появился Рэндл, за ним горой возвышался телохранитель. Рэндл опустил голову и, похоже, не следил за происходящим. А на кафедру уже поднялся диктор.
Маркус искоса глянул на часы. Тридцать секунд до начала передачи. Диктор заговорил в точно назначенное время, как только на гигантском экране померкло улыбающееся лицо самого популярного калифорнийского проповедника.
Маркус включил камеру один и посмотрел на сдвижные панели в центре креста, одновременно слушая диктора вместе с миллионами телезрителей, сидящих у экранов. Руки Маркуса лежали на переключателях, а в ушах гремел хорошо поставленный голос:
— …человек, чья любовь к Иисусу Христу позволила организовать первый общенациональный поход за Христа, великий пастор Дома Господнего церкви триумфа христианской Америки, доктор Эндрю Толбот, к со…
Маркус щелкнул переключателями, отсекая голос диктора от эфира, сдвижные панели разошлись, из чрева креста выдвинулась платформа с прожекторами. Перед ними на платформе стоял другой крест, из темного дерева, высотой в семь футов. К краю платформы подошел мужчина. В белой свободного покроя сутане, перетянутой в талии белой веревкой, концы которой свисали чуть ли не до босых ног мужчины. Он взялся руками за ограждающий платформу поручень.
Маркус смотрел на экран монитора, не веря своим глазам. Длинные волосы мужчины падали на плечи, борода достигала груди. Мужчина постоял, вглядываясь в собравшихся внизу. И лишь когда он заговорил, Маркус поверил, что перед ним Пастырь. Еще один щелчок переключателя, и картинка с монитора появилась на гигантском экране за сценой. Теперь Пастыря видели не только телезрители всей Америки, но и сидящие на трибуне.
Голос Пастыря загремел из динамиков.
— Братья и сестры во Христе… — Конец фразы потонул в восторженном реве толпы.
А в наушниках раздался перепуганный голос режиссера сцены: «Что у вас там происходит? Немедленно давайте доктора Соренсена на кафедре!»
Маркус взглянул на монитор седьмой камеры. Рэндл уже вскочил и что-то кричал телохранителю, указывая на экран. Затем бросился к кафедре, крича на ошалевшего Соренсена, застывшего, словно изваяние, не понимающего, как такое могло случится.
— Катись ты к черту, Джейк, — прошептал Маркус и вновь повернулся к Пастырю.
Тот поднял руки, призывая к тишине. Шум быстро стих, многие опустились на колени, некоторые лишились чувств от любви к Христу. Вновь загремел голос Пастыря.
— Сегодня я вышел к вам не с тем, чтобы проповедовать о любви к Богу. Потому что вы уже любите Его. Я пришел сюда не с тем, чтобы сказать, что Он любит вас. Вы это и так знаете. Сегодня я пришел, чтобы сказать вам об иудах. Не о том несчастном Иуде, что предал нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа. Но о сотнях иуд, которые в собственных целях используют вашу любовь к Иисусу, чтобы предать и вас, и Его. Посмотрите в лица тех людей, которым вы верите, тех людей, которые обещают привести вас к Нему на небеса за деньги, которые вы посылаете им, а потом используют эти деньги ради собственного обогащения и власти, которой они жаждут. Я хорошо знаю этих людей, ибо сам был одним из них.