Брат Эли вскинул голову.
— Если у тебя настоящая община, ты не будешь возражать против голосования, чтобы дети сами решили, с кем им быть?
— Отнюдь. И они могут уйти в любое удобное для них время. Но договариваться о чем бы то ни было с братом Робертом я не стану.
— Тогда не вини нас, если сюда заявится полиция и припрет тебя к стенке.
Брат Сэмюэль вновь встал.
— Я же предупреждал тебя, что есть только один способ говорить с такими, как он: показать ему, что он ошибается, и он угрожающе двинулся на Пастыря.
Пастырь повернулся к нему.
— Я бы не советовал тебе чему-то меня учить. Огромный кулак брата Сэмюэля прорезал воздух, целя в лицо Пастыря. Тот лишь чуть отклонил голову, и кулак просвистел мимо.
— Почему бы тебе не успокоиться? — ровным голосом спросил Пастырь. — Ты же знаешь, что мы не верим в насилие.
— Я покажу тебе, во что надо верить, — прорычал брат Сэмюэль, нанося второй удар.
На этот раз Пастырь развернул корпус, словно собираясь бежать. Брат Сэмюэль рванулся за ним. Он не видел поднимающуюся ногу Пастыря, пока тяжелый ботинок не ударил его по скуле. Хрустнула кость, брат Сэмюэль рухнул на пол, кровь хлынула у него из носа и изо рта. Он попытался подняться на руках, злобно глянув на Пастыря, но, застонав, вновь опустился на пол.
Пастырь посмотрел на него, потом на брата Эли, застывшего на стуле.
— Увези его отсюда и передай брату Роберту то, что я сказал. Мы не хотим иметь ничего общего с Сынами Господа.
— Кажется, ты сказал, что у вас не верят в насилие.
— Так оно и есть. Но я не говорил, что мы не признаем самообороны. Ты забыл, что я провел три года во Вьетнаме.
Брат Эли ответил не сразу. Не пытался и помочь лежащему на полу человеку.
— Все равно, я бы хотел, чтобы ты обдумал предложение брата Роберта.
— Я его уже обдумал, — завершил дискуссию Пастырь, развернулся и вышел из зала собраний.
Сидя у окна своего домика, он наблюдал, как Тарц и брат Эли подвели здоровяка к белому «кадиллаку» и усадили на переднее сидение. Брат Сэмюэль прижимал к лицу большое белое полотенце. Он что-то пробормотал Тарцу, тот повернулся и зашагал прочь.
— Что случилось? — спросила Чарли, подходя к окну.
Белый «кадиллак» уже двинулся в обратный путь.
— Ничего.
Тарц тем временем вернулся в зал собраний. Что-то не так, подумал Пастырь. Обычно Тарц всегда приходил к нему. Мелькнула мысль, а не общался ли Тарц с этими людьми до их приезда на ферму.
Но Пастырь решительно отогнал ее.
Дом Господний — одна семья. Он и представить себе не мог, что один из членов этой семьи окажется Иудой.
ГЛАВА 8
Сидя в пикапе, он ждал, пока Чарли выйдет из здания почты. Обычно он не ездил в город за почтой, но сегодня не находил себе места от беспокойства. Столкновение с Сынами Господа очень взволновало его, хотя он и не выделял эту секту среди остальных странных культов, пышным цветом расцветших в Калифорнии, привлекая к себе хиппи и подростков, недовольных жизнью и ищущих неизвестно что.
И в большинстве своем они попадали к таким вот эл ронам, робертам, безумным чарли, проповедовавшим бессилие цивилизации и обещавшим своим последователям утопию. А потом выяснялось, что порвать с такой общиной нельзя, а ее главарь, вождь, гуру тянет из них все соки. И при этом им нравилось, что их используют, ибо, исполняя указание или приказ новоиспеченного мессии, они ощущали собственную необходимость и важность.
Бог обещал им совсем не это. Едва ли в намерения Бога входило превращение их в рабов. Но Пастырь не мог осознать, что же лежит за столь откровенным желанием подчинять свою волю воле другого человека. Господь повелел ему помогать заблудшим, и именно это он и старался делать. Но, возможно, от него требовалось нечто большее. Может, он сам что-то недопонимал или ему чего-то не хватало. Может, он проповедовал главенство Бога, а они искали мирскую власть? Но он не мог стать другим. Он нес слово Божье. И не мог вести себя по-другому, ставя себя выше всех, называя себя представителем Бога на Земле и требуя на основании этого безоговорочного подчинения. Они тоже дети Бога, а он лишь один из них.
Через лобовое стекло он увидел, как Чарли вышла из отделения связи с брезентовым мешком в руке. Она улыбалась, открывая дверцу.
— Мы получили больше сотни писем. Судя по обратным адресам, все они из Фриско.
— Хорошо, — Пастырь завел двигатель. — Не зря мы раздавали листовки.
— Ой! — воскликнула она. — Тебе телеграмма.
Он разорвал желтый конверт, прочитал:
«НЕМЕДЛЕННО ПОЗВОНИ МНЕ ПО ТЕЛЕФОНУ 777-2121. ОЧЕНЬ ВАЖНО. БАРБАРА».
Он взглянул на дату в верхнем углу бланка. Телеграмму отправили из Сан-Франциско два дня назад. Он должен был получить ее вчера. Странно, что Тарц, который обычно забирал почту, не привез ее. Но, возможно, она пришла уже после его отъезда.
Пастырь открыл дверцу и вышел из пикапа.
— Я сейчас вернусь.
От Чарли не укрылась его озабоченность.
— Что случилось, Пастырь?
— Еще не знаю. — Он зашагал к телефонной будке у края автостоянки.
Закрыв за собой стеклянную дверь, Пастор обернулся. Чарли открывала письма. Монетки посыпались в щель, на другом конце провода раздались гудки.
После второго Барбара сняла трубку.
— Слушаю.
— Это Пастырь.
Она тут же перешла на шепот.
— Почему ты так долго не звонил?
— Я получил твою телеграмму минуту тому назад.
— К тебе приедут гости.
— Уже приезжали. Этим утром. Я вышвырнул их.
— О!
— Что связывает тебя с Сынами Господа?
— Ничего. Но мой дядя решил, что женщина не должна возглавлять Дом Сунг. Он продал им товар и сказал, от кого мы его получили.
— Разве ты не могла остановить его?
— Нет. Он отстранил меня от власти. Запер в моей квартире. Я узница. Большинство моих кузенов приняли его сторону.
— Неужели не осталось тех, кто верен тебе?
— Не знаю. Он никого не подпускает ко мне.
— Почему бы тебе не удрать?
— Я пыталась. Но он держит внизу двух охранников. Они не выпускают меня. Мой дядя заявил, что я обесчестила семью, проведя с тобой ту ночь.
Пастырь помолчал.
— И каковы их планы?
— Точно не знаю. Но мне страшно. Послезавтра он собирает семейный совет. Приедут родственники из Лос-Анджелеса, Чикаго, Нью-Йорка.
— Что они могут сделать?
— Они могут сместить меня. И не в моих силах этому воспрепятствовать. Меня не допустят на совет.
— Может, это и неплохо. Зачем тебе такая ответственность?
— Ты не понимаешь, что подразумевает семья под смещением.
Он ужаснулся.
— Они не посмеют!
В голосе Барбары слышалась озабоченность:
— Другого пути нет. Новым главой семьи можно стать только после смерти прежнего.
— Ты должна выбраться оттуда.
— Я же сказала, это невозможно.
— Я тебе помогу.
— Ты не сможешь подняться ко мне. Внизу постоянно дежурят двое, и мой дядя отобрал у них ключи. Он сам отпирает лифт, когда мне присылают еду.
— А твой ключ у тебя остался?
— Да. Но такой от этого толк? Я не смогу передать его тебе. Если б не телефон, о котором никто не знает, я бы даже не смогла послать тебе телеграмму.
— Если я не ошибаюсь, лифт изготовлен фирмой «Отис», не так ли?
— Да.
— Тогда возьми свой ключ. На нем должен быть выбит номер.
— Подожди. — Трубка ударилась обо что-то твердое, потом вновь послышался голос Барбары. — Есть номер.
Бумагу и карандаш он уже приготовил.
— Продиктуй мне его.
— Один-ноль-семь-два-три-пять-кей-ай.
Он зачитал написанные цифры и буквы.
— Все так. Но чем это поможет?
— «Отис» ведет учет. Так было всегда. На случай чрезвычайных обстоятельств. Они сделают мне дубликат.
— Но тебе придется пройти мимо охранников.
— Я позвоню тебе послезавтра, в два часа ночи. Но даже если звонка не будет, собери дорожную сумку. Я приеду к тебе примерно в это время.
Барбара помолчала.
— Ты не обязан это делать. Это не та причина, которая заставила меня послать телеграмму. Я не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Все мы живем милосердием Божьим. Будем вместе молиться о его помощи и защите. До встречи.
— Я буду молиться за тебя, Пастырь.
Он повесил трубку. Мгновением позже зазвенел звонок.
— Опустите, пожалуйста, еще девяносто пять центов, — вежливо попросила телефонистка. В задумчивости он побросал монеты в щель, слушая, как они падают в накопитель.
— Благодарю, — вновь раздался голос телефонистки.
Он повесил трубку и медленным шагом направился к пикапу.
Пастырь аккуратно положил на кровать черные джинсы, на них — тоже черные водолазку и лыжную шапочку-маску с прорезями для глаз. Скатал все в тугой сверток, затянул черным кожаным ремнем и засунул в бумажный пакет. Вышел из своего домика, по пути бросил пакет на переднее сиденье пикапа и зашагал к дому собраний.
Тарц, Чарли и еще шестеро членов общины сидели за длинным столом, разбирая утреннюю почту. После вскрытия конверта письмо отправлялось в одну из трех стопок. В первую попадали письма с пожертвованиями. Их отправителям посылалась специальная, роскошно отпечатанная брошюра. Вторую составляли просьбы выслать более подробную информацию. Эти корреспонденты получали несколько листков, содержащих подробные сведения о целях общины. В третью и последнюю складывали письма недоброжелателей. Этим направляли стандартный бланк с пожеланием не испытывать ненависти, но выказать истинно христианское милосердие, ибо Библия, Господь Бог и Спаситель Иисус Христос учат нас прощать ближнего своего.
Тарц поднял голову, едва Пастырь переступил порог. Голос его радостно звенел.
— За два последних дня мы получили по почте сто десять долларов. Это просто великолепно.
Пастырь кивнул.
— А как насчет желающих присоединиться к нам?
— Трудно сказать. Но у двоих или троих такое желание просматривается. Я пошлю им приглашение провести с нами уикэнд.