— Где хотение, там умение, — назидательно проговорила Марселина. «Тем более если речь идет о хотении и умении Нуаро», — мысленно добавила она. Удивительно, как многого можно добиться, использовав немного подделки, немного подкупа, немного шарма. И очень низкое декольте.
Впрочем, чему тут удивляться? Ведь все официальные лица — мужчины.
Если Селина Джеффрис и не была в курсе всех способностей Марселины — в частности, ее умения подделывать подписи, — то о многих она знала и даже помогала. Как и предупреждал секретарь посла, было предпринято несколько попыток их задержать. Справиться с последней — на таможне — оказалось труднее всего.
— Мы сделали это! — сказала Марселина. — И теперь у нас есть время, благодаря твоей замечательной уловке со шнурками.
— Честное слово, я была в ужасе, мадам, — призналась Селина. — Это было так ужасно — пакетбот всего в нескольких шагах, а нас туда не пускают.
— А я была в шаге от того, чтобы сорваться и погубить все, — вздохнула Марселина.
— Вы устали, мадам. Кажется, с тех пор как мы выехали из Парижа, вы ни на минуту не сомкнули глаз.
Марселина улыбнулась.
— Как же, поспишь тут. — Французские дороги постепенно становились лучше, но оставались далекими от идеального состояния. Пока экипаж подпрыгивал на ухабах, она напряженно размышляла, как пробиться через очередную препону бюрократии, одновременно отбрасывая мысли о Кливдоне, которые никак не помогали быть логичной. Она заставляла себя есть, но у них не было времени дожидаться настоящей еды, поэтому они перекусывали чем придется. Расстройство пищеварения тоже отнюдь не способствовало мыслительному процессу.
Селина Джеффрис вовремя пришла на помощь хозяйке. Она порвала шнурок и горько расплакалась. Два чиновника устремились ей на помощь. Трудно сказать, что именно заставило таможенников в конце концов их пропустить: возможно, их сердца смягчились от созерцания изящных лодыжек Селины, или они побоялись долгих рыданий. Хотя не исключено, что они просто устали и были замотанными: слишком уж много народу в тот день опаздывало на пароход. В общем, какова бы ни была причина, женщины оказались там, куда стремились — на пакетботе.
Если бы Марселина взяла с собой Фрэнсис Притчетт, они бы остались в Париже.
Она взглянула на часы.
— Скоро отплываем, — сказала она. — Пройдусь по палубе.
— А я думала, что вы сразу свалитесь в постель, — удивилась Селина. — Лично я только об этом и мечтаю, хотя спала намного больше, чем вы.
— Я должна сначала подышать соленым воздухом и успокоиться. Но тебе стоит пойти со мной. Это очень красиво. Мне нравится наблюдать, как удаляются городские огни, когда судно отходит от причала ночью. Мы прибыли из Лондона в середине дня. Ночью все по-другому.
Селина инстинктивно вздрогнула.
— Вы намного лучше переносите морские путешествия, чем я, мадам. Надеюсь, я успею уснуть до того, как судно выйдет в море. Меня тошнило всю дорогу сюда. Хочется верить, что во сне будет не так плохо.
— Бедная девочка, — посочувствовала Марселина. — Я и забыла об этом.
— Ничего, мадам, — твердо сказала Селина. — Игра стоила свеч. И я без колебаний отправлюсь в такое же путешествие снова. Пожалуй, я даже буду молиться, чтобы мне еще раз выпала такая возможность. — Она засмеялась. — А вы, мадам, идите наслаждайтесь жизнью.
Марселина вышла из каюты и направилась на палубу. Офицеры и экипаж готовились к отплытию, пассажиры устраивались на своих местах. Повсюду было шумно и многолюдно. Уже стемнело, небо было усыпано звездами, среди которых виднелся яркий лунный серп.
Она без труда узнала высокого человека, стоящего у ограждения, даже раньше, чем он повернулся, и лунный свет дал ей возможность рассмотреть его черты. Сердце провалилось в пятки.
Глава 6
«Между первой неделей апреля и последней неделей ноября паровые пакетботы курсируют ежедневно, каждые двенадцать часов, если позволяет погода, от причалов у лондонского Тауэра до Кале, и с такой же периодичностью — из Кале в Лондон. Погрузка и разгрузка экипажей, лошадей и багажа, перевозимого паровыми пакетботами, производится бесплатно».
Она стояла неподвижно, только перья и кружева на ее шляпке покачивались на ветру. Внешне Кливдон тоже сохранял спокойствие, хотя его сердце рвалось из груди от возбуждения, уже ставшего знакомым.
Он сделал несколько шагов навстречу и с улыбкой произнес:
— Сюрприз.
Марселина прищурилась. Ее лицо казалось бледным, и герцог сомневался, что только из-за лунного света. Она была совершенно измучена, и в этом не было ничего удивительного. Он был потрясен скоростью, с которой она покинула Париж. Вероятнее всего, она не сомкнула глаз после бала. А учитывая, как быстро она добралась до Кале, она не отдыхала всю дорогу и останавливалась, только чтобы сменить лошадей.
Он не понимал, как ей это удалось. Чтобы подписать все бумаги среди ночи, надо потратить целое состояние на взятки. Наверное, на это пошли деньги, выигранные в карты и рулетку.
Даже он, несмотря на свой высочайший ранг, с изрядным трудом преодолел все бюрократические препоны и выехал на много часов позже, чем она, когда бюрократы наконец проснулись и конторы открылись.
Не будь он герцогом Кливдоном, и, более того, не употреби он все свое герцогское влияние, пакетбот отплыл бы уже час назад, и он, прибыв в Кале, мог бы только увидеть корму парохода, удалившегося довольно далеко от берега. А он стоял бы на берегу, ругая себя, на чем свет стоит.
— Сюрприз? — повторила она. — Мягко сказано. Вы сошли с ума?
— Я беспокоился о вас, — ответил герцог. — Вы так спешно покинули Париж… Я решил, что произошла катастрофа. Или убийство. Кстати, вы случайно никого не убили? Не то чтобы я намеревался вас критиковать, но все же…
— Я покинула Париж, чтобы быть подальше от вас, — сообщила Марселина.
— Ну, значит, это не сработало.
— Как, черт возьми, вы успели? — спросила она. — Откуда узнали? Как сумели — о нет, я не стану спрашивать, как вы справились с французской бюрократией. Все же вы герцог, а они в этом столетии не отрубают головы аристократам. Теперь они стараются им потакать.
Кливдон улыбнулся:
— Но ведь вам нужна моя аристократическая голова, мадам. Вы же сами сказали, что я должен заплатить по счетам.
— Как вы узнали, что я уехала? — снова спросила Марселина.
— Я успел заметить, что вы человек целеустремленный.
— Как вы узнали? — повторила она.
Герцог ощутил прилив крови к щекам, но все же ответил честно:
— Я послал человека проследить за вами. Он как раз прогуливался возле вашего отеля, когда увидел, что вы рано утром отбыли из него вместе с горничной в фиакре. Сначала он решил, что вы отправились на раннюю встречу с мадемуазель де Фонтенэ. Но сосчитав чемоданы и дорожные сумки, он встревожился. У служащего отеля он узнал, что вы покинули отель и отправились на почтовую станцию, а там — что вы едете в гости к родственникам. Кстати, как вы сумели выбраться из Франции? Вы же уехали раньше, чем открылись конторы, в которых вы обязаны были подписать бумаги перед отъездом?
— И вам не пришло в голову, что я сделала все приготовления заранее?
— А как вам это удалось? — спросил герцог.
— Ах, значит, ваш шпион это не выяснил? Как жаль! Потому что я не стану удовлетворять ваше любопытство. Я больше суток ехала по ужасным французским дорогам и очень устала. Спокойной ночи, ваша светлость. — Марселина сделала реверанс и ушла.
Кливдон подавил желание последовать за ней. Он и так совершил достаточно глупостей. И главное — зачем? Чего он намеревался достичь на переполненном пакетботе? Ему еще повезло, что это оказалось английское судно. Французы не стали бы задерживать ради него отплытие. Он выбросил на ветер черт знает сколько денег, чтобы поменяться местами с другими пассажирами. И все равно, будь он ниже рангом, остался бы в Кале дожидаться следующего парохода.
Именно это ему и следовало сделать — остаться в Кале. Точнее, он вообще не должен был уезжать из Парижа. Получается, что он отказался от шести недель свободы. Ради чего?
Но он сделал это и, проскакав верхом полтора дня по отвратительным французским дорогам, не собирался смирно стоять на причале, провожая взглядом пароход.
Герцог оставался на палубе, пока пакетбот не вышел в канал. Он заметил темные облака, постепенно закрывавшие луну и звезды, но не обратил на них особого внимания. В конце концов, небо над Английским каналом никогда не бывало совершенно ясным.
Он пошел вниз, где Сондерс помог его светлости снять сюртук, жилет и ботинки. Потом Кливдон рухнул на койку и моментально уснул.
Не прошло и часа, как начался шторм.
Марселина, спотыкаясь, вышла в узкий проход. Вонь стояла ужасная. Десятки охваченных паникой пассажиров страдали от морской болезни. Ее собственный желудок, обычно вполне надежный даже при сильной качке, на этот раз подвел. Она остановилась и вдохнула воздух ртом, чтобы внутренности успокоились.
Судно резко накренилось на правый борт, и она упала на дверь, из-за которой доносились крики, как, впрочем, и из других кают. Судно скрипело всем корпусом, едва выдерживая удары волн.
Марселина пошла дальше, убеждая себя, что все нормально. И деревянные конструкции судна, и канаты непременно выдержат напор разгулявшейся стихии. Но сердце все равно замирало от страха. Было очень трудно не думать о смерти, когда каждый удар волн грозил перевернуть маленькое суденышко, которое вроде бы само стонало и плакало.
Матросы задраили все люки, но вода все равно заливалась в помещения, поэтому палуба была мокрой и скользкой.
Рядом кто-то плакал. А ее все била дрожь, и в животе все переворачивалось. Но ей не может стать плохо. Ее никогда не тошнило. На это у нее просто не было времени. Джеффрис плохо. Очень плохо. И она отчаянно нуждается в помощи.