дая падчерица так любит своего отчима.
–Допустим. Еще вашу мать очень тревожили отношения Элспет и Кейра. Вероятность их разрыва. Селия искренне хотела им помочь и переживала, что лишь все испортила. Она передала мне послание для Кейра на случай, если она…
–Вы говорили Кейру об этом?– спросила Венеция.
–Пытался, но уже после того, как он ушел от Элспет и из «Литтонс». Я позвонил ему, предложил встретиться. Кейр просто нахамил мне, и тогда я решил: пусть парень поварится в собственном соку. Наверное, мне следовало проявить больше упорства.
Вид у Себастьяна был опечаленный и обескураженный.
–Нечего о нем беспокоиться,– решительно сказала Венеция.– Пусть набьет себе шишек.
–Я тоже так думаю… И конечно же, ваша мать беспокоилась о дневниках. Не обо всех томах. Об этих трех. Думаю, вам понятно почему. Как я уже сказал, она очень волновалась. Она принесла эти три тома из своего рабочего кабинета и попросила меня убрать их в подвальный сейф. Она хотела обойтись без моей помощи, но ей было не сдвинуть кукольный дом. Я предложил ей сжечь дневники, но Селия отказалась. Она была убеждена, что там их никто никогда не найдет. Адель нашла. Что ж, вы обе всегда были сообразительными девочками. У Селии был замысел сделать из своих дневников роман. Естественно, с тщательным редактированием. Но тома за девятый и девятнадцатый годы она считала особо опасными, если они попадут в чужие руки. К счастью, эти дневники в надежных руках.
–Да,– вздохнула Адель, поглаживая кожаный переплет.– Я сделаю то же самое, когда наступят мои сумеречные годы. Или сумеречные месяцы. А идея интересная. Себастьян, я рассчитываю на вашу помощь.
–Постойте. Вы говорили, что дневники хранились у мамы в рабочем кабинете?– спросила Венеция.
–Да. В небольшом черном сейфе. Там она хранила рукописи произведений и несколько старых контрактов.
–И об этом никто не знал?
–Нет. Никто. Я уверен. Я никому не рассказывал, а ваша мать и подавно.
–Постойте!– воскликнула Венеция.– Джайлз говорил, что он очистил сейф от всех бумаг. Это было в тот день, когда он нашел свидетельство о браке мамы с Банни… Боже мой! Ну наш братец и мерзавец! Редкостный мерзавец.
Явление близняшек состоялось в тот момент, когда Джайлз сосредоточенно работал над тезисами своей речи. Он не слышал, как они вошли. Обе были изрядно сердиты. Джайлз вжался в кресло. К нему вдруг вернулся давний, детский страх перед их напористостью. Тогда Джайлз постоянно боялся, что сестры наябедничают матери о каких-то его проделках. Бывало, они даже поколачивали старшего брата. Хотя по отдельности он был сильнее каждой, но близняшки брали натиском, и тогда ему доставалось от двух пар худеньких ручек, двух пар худеньких, но крепких ножек и двух ртов, усеянных острыми зубками.
–Где дневники?– спросила Венеция.
–Почему ты нам не сказал?– спросила Адель.
–Что в них?
–Кто еще знает о существовании дневников?
–Кто дал тебе право распоряжаться их судьбой?
–Ты кому-нибудь рассказывал?
–Как насчет Кита?
Вопросы сыпались на Джайлза, как удары. Повзрослевшие сестры уже не дубасили его. Но их голоса звучали все пронзительнее, а в глазах все сильнее разгоралась отчаянная злость.
–Прекратите,– устало произнес Джайлз.– Пожалуйста, замолчите.
–Это почему мы должны молчать?– удивилась Адель.
–Почему ты не желаешь отвечать на наши вопросы?– допытывалась Венеция.
–Да потому, что вы не даете мне слова сказать!
–Хорошо. Говори!
Несколько секунд Джайлз молча смотрел на сестер.
–Простите. Я виноват. Я просто не знал, что делать с этими дневниками.
–Ах, не знал! А что же нас не спросил?
–Потому что я был сам не свой. Боялся возможных последствий, когда о дневниках станет известно.
–Надо же, как трогательно!– язвительно бросила Адель.
–Впору заплакать,– в тон ей добавила Венеция.
–Джайлз, неужели ты думал, что мы, узнав про дневники, начнем болтать о них направо и налево? Или ты думал, мы позовем газетчиков и устроим сенсацию?
–Не говорите глупостей!– не выдержал Джайлз.– Я не этого боялся. Дневники изобилуют… весьма опасными подробностями.
–Это можешь нам не рассказывать. Мы и сами поняли. Хотя прочитали всего три тома.
–Три?– ошеломленно переспросил Джайлз.
–Да. Незаконченный, за этот год. Последнюю запись мама сделала за день до больницы. Еще том за тысяча девятьсот девятнадцатый. А третий… Ой, Джайлз! Там такое! Это тот год, когда у матери Барти родился ребенок.
–Какой ребенок?
–Ты что, издеваешься?– хотела было рассердиться Венеция, но поняла, что брат не шутит, и даже села.– Так ты не видел этих записей?
–Откуда я мог их видеть? Я терялся в догадках, куда могли деться недостающие три дневника.
Близняшки переглянулись.
–У меня же через час гости соберутся,– спохватилась Адель.– Мне пора домой.
–Кто-нибудь еще знает о дневниках?
–Себастьян. Он всегда знал о них. И Джейми.
–Джейми Эллиотт?
–Да.
–Боже мой! Ему-то зачем было рассказывать? Только еще не хватало…
–Заткнись!– оборвала брата Адель.– Мы с ним спускались в подвал за вином и случайно обнаружили там сейф. Джейми знает лишь, что это дневники, и только. Он не проявил никакого любопытства.– Адель пошла к двери, но через несколько шагов обернулась и с улыбкой сказала: – Сегодня вечером мне будет трудновато кое к кому относиться по-прежнему. Я уже не смогу смотреть на Фелисити Бруер, как на святую.
–Почему?– спросил Джайлз.
–Потому что у нее был роман с папой. Мама об этом узнала. Теперь понятно, почему она с такой холодностью относилась к Фелисити.
Джайлз схватился за голову:
–Боже мой! Час от часу не легче.
–Ничего подобного,– возразила Венеция.– Думаешь, он этого не заслужил?
–Ты восхитительно выглядишь,– сказал Маркус Форрест.– Просто неотразимо.
–Чуть получше, чем утром,– улыбнулась Элспет.
–Значительно лучше.
Маркус держался гораздо спокойнее. Наверное, успел привыкнуть к ее новому положению.
–Надеюсь, что да. Я на это потратила кругленькую сумму. Она перекочевала к месье Рене с Саут-Одли-стрит.
–И что же делает этот месье? Надеюсь, ничего французского.
Элспет всегда забывала о его своеобразном чувстве юмора.
–Это смотря что ты называешь французским. Месье Рене занимался моими волосами.
–Ну, такое не возбраняется.– Маркус поцеловал ее в щеку.– А почему я не ощущаю аромата «Шанель» номер пять?
–Потому что мне он показался неуместным.
–Почему, Элспет?
–Потому что, Маркус, многое изменилось. Ты не находишь? Многое стало не таким, как прежде.
–Да, конечно.– Он молчал, будто подыскивал слова.– Понимаю, сейчас еще слишком рано спрашивать тебя о планах на будущее.
–Очень рано. У мне пока нет никаких планов.
–Что ж, это вполне естественно. Ты ведь еще не оправилась от случившегося.
–Естественно, нет.
–Будешь подавать на развод?
Чувствовалось, Маркус до сих пор боялся, не привлечет ли Элспет его к ответу.
–Не знаю. В общем-то, у меня нет для этого серьезных оснований.
–Но…
Элспет догадалась, о чем хотел сказать Маркус. Основания есть у Кейра. Нет, это она скажет сама.
–Зато они есть у Кейра.
–Полагаю, что да.
Они замолчали. Видно было, что Маркусу вновь стало неуютно.
–Я очень сожалею. Очень, очень сожалею, что сыграл в этом определенную роль. Я ужасно виноват.
Это уже что-то!
–Благодарю за сочувствие. Но вряд ли тебе стоит казнить себя. Я не считаю, что ты виноват.
–Не считаешь?
Его реакции были как у ребенка. Теперь на лице Маркуса читалось облегчение.
–Да, не считаю. Будь я счастливее в браке, такого бы не случилось.
Это было ударом по его самолюбию.
–Тут, как говорят, ничего не попишешь,– вздохнул Маркус.– Жаль, ты не рассказала мне раньше. Ужасно тяжело сознавать, что все это ты вынесла одна.
–А что бы ты сделал, Маркус?– повторила Элспет свой утренний вопрос. Она не могла удержаться, чтобы не кольнуть его самоуверенность.– Сел бы в самолет, прилетел бы сюда меня утешать?
–Возможно.
Он улыбнулся, но как-то неуклюже. Он явно старался прочитать по лицу ее состояние, но не мог. Элспет решила, что уже достаточно потрепала его самолюбие и теперь можно ослабить хватку.
–Маркус, я вполне серьезно считаю, что тебе незачем себя винить. Мне тогда было очень паршиво. Все у меня шло вкривь и вкось. А с тобой я могла приятно проводить время, отвлекаясь от унылой повседневности.
–Понимаю.
Облегчение боролось в нем с уязвленной гордостью. Элспет с любопытством следила за Маркусом. То он боялся, что она потащит его в суд или явится к нему на порог с двумя детьми. Теперь он переживал, что ничего подобного не случится.
Элспет стало немного стыдно за свое поведение. Можно было бы продолжить отношения с ним. Ее бы это встряхнуло. Но она не хотела снова наступать на старые грабли. Сегодня она вдруг поняла одну особенность Маркуса, которую не замечала раньше. В этом человеке не было… ничего настоящего. Он был очень хорошим актером, играющим роль обаятельного, безупречно одетого обольстителя. Но обольстителя эгоцентричного, постоянно наблюдающего за собой. Ему требовались бесконечные подтверждения, что он все делает правильно. Даже любовью Маркус занимался так, как усердный школьник делает уроки. Все было тщательно продумано и тщательно исполнено. Со вниманием и тактичными вопросами, нравится ли ей то, что он делает.
Когда Кейр занимался с ней любовью, это действительно была любовь. Сексуальная близость объединяла их, они погружались в нее со всей страстностью. Никому из них и в голову не приходило, что другому это может не понравиться.
Но Кейр ушел. От нее и из ее жизни. Он был ершистым, критичным, недоброжелательным и высокомерным. Все, что дали ему она и ее семья, он швырнул им обратно, сделав это сознательно и без единого слова благодарности. Так какое место он мог теперь занимать в ее жизни? Элспет вновь остро почувствовала опустошенность и одиночество.