– Вы не могли бы посмотреть один документ, Варвара?
Сейчас я забыла о том, что не собиралась заводить с ним никаких общих дел, и готова была читать любые бумаги, лишь бы иметь возможность выбраться из этой квартиры.
– Да, конечно. Вам нужен мой совет?
– Было бы неплохо.
Мы вернулись в гостиную, и я, чувствуя, как трясутся руки, изо всех сил старалась овладеть собой. Невельсон подал мне папку с бумагами, я села на край дивана и попыталась сосредоточиться на чтении, но это мне совершенно не удавалось. Перед глазами стояла синевато-белая рука в прорези клетчатой сумки, и от этого видения было невозможно избавиться. А в голове билась одна-единственная мысль – нужно как можно быстрее убраться из этой квартиры, под любым предлогом встать и уйти, убежать, скрыться.
– Знаете, Лайон, у меня был тяжелый день, – начала я осторожно, – не могу сосредоточиться. Если вам не очень срочно, то не могли бы вы дать мне день-другой на ознакомление? И вкратце сказать, чего именно ждете от меня?
– Это не очень срочно, можете взять бумаги домой, – отозвался Невельсон, – я хотел, чтобы вы посмотрели, все ли правильно оформлено в комиссии по сносу старых и ветхих зданий. Я не очень хорошо знаком с вашим законодательством по этому вопросу. Ответ можете дать к концу недели.
Я в буквальном смысле слова выдохнула – сейчас я заберу папку и уйду отсюда и уже в безопасном месте решу, что делать с полученной информацией. А документы… Ну что ж – посмотрю, не рассыплюсь.
– Тогда я, с вашего позволения, пойду. – Я встала с дивана и направилась в прихожую, но Невельсон вдруг перехватил меня и взял за руку.
От прикосновения горячих пальцев мне стало не по себе, а он, пристально глядя мне в глаза, проговорил:
– Я надеюсь на вас, Варвара.
– О, не волнуйтесь, я сделаю все, что возможно, можете на меня рассчитывать, – затараторила я, чувствуя, что говорю излишне громко и быстро, что может навести Невельсона на какие-то подозрения. – Не провожайте меня, я хочу прогуляться. – И с этими словами я буквально выскочила за дверь и, не дожидаясь лифта, пошла по ступенькам вниз.
Услышав, что дверь за мной захлопнулась, я почувствовала себя немного лучше и почти бегом вылетела из подъезда, только на улице позволив себе перевести дух.
Домой пошла все-таки пешком, малолюдными переулками, и всю дорогу напряженно соображала, что теперь делать. Я не судебно-медицинский эксперт и не могу с точностью сказать, принадлежала ли увиденная мной конечность женщине или мужчине. Но какая разница, когда у человека на балконе хранится такое?! Откуда это могло там взяться, если Невельсон не причастен? Ну не на хранение же взял, в самом же деле! Кроме того, на улице еще достаточно тепло, а значит, скоро запах разлагающегося тела почувствуют соседи. Следовательно, Невельсон должен будет как-то избавляться от него… Не исключено, что он уже делает это – сумка слишком мала для того, чтобы в нее вошло тело целиком. Господи, о чем я думаю?! А главное – о чем я думала, когда вообще пошла к нему домой?! Если он поймет, что я видела, то постарается избавиться и от меня. Я дура, идиотка, безмозглая, тупая идиотка! Собственноручно подвергнуть себя такой опасности – это надо уметь… Туз меня прибьет… О, кстати! Туз же! Мне куда проще поехать сейчас к нему, чем идти в полицию. Меньше всего на свете я хотела быть замешана в уголовном деле – только этого не хватало! А Туз наверняка подскажет решение. Кроме того, ему только на руку такой компромат на Невельсона – этим в прямом смысле убойным аргументом он сможет прижать его и выжить с вожделенного участка на набережной.
Я решительно остановилась на Пятницкой у японского ресторана и подняла руку, останавливая такси.
Глава 22Письмо
Если сомневаться, то поводов для сомнений сколько угодно.
Туз был не один, и мое появление у него радости не вызвало.
– Ты стала слишком часто являться ко мне, – пробурчал он, – это может показаться кому-то странным. Чего молодой женщине делать у старика, если она ему не внучка? Посиди пока в гостиной, сейчас тебе чай принесут, я дела закончу. Не спрашиваю, торопишься ли – раз явилась не вовремя, сиди и жди.
– Я не тороплюсь.
Да и куда мне торопиться? Вдруг меня в собственном дворе уже поджидает Невельсон с топориком для рубки мяса? От собственного черного юмора мне стало не по себе, и я потихоньку позвонила Славе, попросив его подъехать к дому Туза, но в квартиру не подниматься – не хватало еще, чтобы старик понял, что я куда-то вышла без телохранителя. А так я совру, что Славка был со мной, только ждал на улице – как сейчас.
Чай мне принесла домработница, молча поставила чашку и вазочку с печеньем и вышла, успев, однако, бросить в мою сторону неодобрительный взгляд. А Туз-то, похоже, прав – она явно что-то крамольное обо мне думает. Да и наплевать, если честно. Зато я знаю, что в этой квартире мне, по крайней мере, ничего не угрожает, чего я не могу уже сказать о своей собственной.
Чай оказался вкусным и не очень горячим, печенье – имбирным, и я с удовольствием съела пару штук. Наконец в прихожей раздались мужские голоса, и я поняла: Туз провожает посетителей.
Он вошел в гостиную и уселся за стол напротив меня, сложил на белой скатерти руки, изборожденные вздутыми синими венами, и спросил:
– Ну, и что тебя сегодня ко мне привело? Почему лицо бледное?
– Я подозреваю, что Дайан Невельсон никуда не исчезала, – сразу начала я, отодвинув от себя чашку, – никуда – потому что, как мне кажется, она находится в своей квартире. Правда, не совсем целиком.
Туз снял очки и, сунув дужку в рот, вопросительно смотрел на меня, не задавая никаких вопросов – ждал, что расскажу все сама.
– Понимаете, так вышло, что сегодня я оказалась в квартире Невельсона…
– Очень интересно, – хмыкнул Туз, не выдержав, – каким же ветром тебя туда занесло, дорогая?
– Служебным, – тут же соврала я. – Невельсона я опрашивала в связи с делом одного клиента, они связаны по стройке. У него не было времени встретиться в другом месте, и я поехала к нему.
– Пусть так, – кивнул Туз, и я почувствовала, что мое вранье не прошло.
– Я вышла на балкон покурить и увидела лужицу засохшей крови на кафеле. Открыла тумбу, а там – сумка.
– И ты, конечно, случайно сумочку-то и открыла, да? – усмехнувшись, продолжил Туз.
Я кивнула:
– Открыла, каюсь. А там – рука.
– Одна рука?
– Я не знаю. Видела только кисть, испугалась и закрыла обратно. Но мне показалось, что сумка маловата для тела целиком – Дайан была довольно крупной женщиной…
Туз помолчал, покручивая очки в пальцах. Я видела, он уже прикидывает, как именно использовать полученную информацию, как извлечь из нее максимум выгоды для себя. Но мне нужно было другое – чтобы при этом меня не задело, так сказать, осколками взрыва.
– И ты думаешь, – начал Туз, глядя мне в глаза, – что Невельсон шлепнул дорогую супругу и разделал на куски?
– Я не знаю. Но посудите сами – ни у меня, ни у вас на балконе не хранятся подобные… вещи?
– А ты пойди проверь, – насмешливо предложил он, и я вздрогнула.
– Это не смешно.
– Конечно. Откуда взяться трупу на балконе, если не хозяин квартиры его туда положил?
– И я об этом же. Но меня смущает вот что… Невельсон написал заявление в полицию. Не настолько же он глуп, чтобы не понимать – он будет первым подозреваемым. И потом – он слишком натурально горюет. Он буквально раздавлен, понимаете? У меня как-то не вяжется…
– А что тут вязать-то? Слыхала – крокодилы тоже плачут, когда жрут антилопу, например, – сказал Туз, барабаня по столешнице пальцами. – А в полицию он мог специально пойти, чтобы отвести подозрения. Сама подумай – кто будет себе могилу рыть? А тут – явился горем убитый муж, мол – ратуйте, господа полицейские, баба моя пропала, что делать – не знаю, спасите-помогите, найдите супругу мою единственную. Так ведь?
– Ну, не знаю. На практике всегда под подозрение сперва попадают супруги, а потом уж все остальные, – с сомнением сказала я.
– По-разному бывает. А Невельсон – жучара хитрый, организовал поиски, ходит везде с кислой рожей, страдальца изображает – вон, даже ты попалась. А супружница уже давно по кускам отдыхает. Вполне может такое быть.
– Может… Но зачем ему ее убивать?
– Кто ж знает. Может, знала лишнее, стала опасна. Сама ж говорила – к тебе приходила, предостерегала. А может, и не только к тебе. Давай лучше думать, что делать.
– А что тут сделаешь? Я же не могу прийти в полицию.
– Еще не хватало, – посуровел Туз, – ты и так уже наворотила, давай еще к ментам заявись. Нет, мы иначе сделаем. Погода теплая, труп разлагаться начнет, запах, то-се. А это значит, что он его вывозить будет, если уже не начал – по кускам-то проще. Надо за ним хвоста пустить, а там уж можно и ментам слить информацию, пусть теплым берут, прямо на месте.
Это показалось мне вполне логичным, а главное, полностью исключало мое участие в процессе. Пусть Туз сам решит, что делать. У него есть в полиции свои люди, он им запросто может подарить такое громкое дело, которое и раскрывать не придется, если накрыть Невельсона с сумкой с трупом в руках.
– Сделаем так, – подытожит Туз, чуть хлопнув по столу ладонью, – ты сейчас со Славкой поедешь домой, а мои ребята – к дому Невельсона, и будут его пасти. Дальше дело техники. А ты свое сделала, отдыхай теперь и ничего не бойся. А я тебе потом, как все закончится, расскажу в деталях.
Не то чтобы меня интересовали детали… Но перечить я не стала, а попрощалась и пошла в прихожую. Туз провожать меня не стал, я слышала, как он звонит кому-то и отдает распоряжения. Мне стало немного легче – сейчас поеду к себе, залезу в ванну и смою с себя всю грязь сегодняшнего дня.
Слава ждал, как и условились, у подъезда, но, едва я села в машину, накинулся на меня с упреками: