— Нарик подъехал. Двигаем.
Руки в перчатках поднялись к лицам, зашуршали стягиваемые маски. Затем входная дверь распахнулась и тут же закрылась.
В наступившей тишине можно было расслышать, как тикают старинные напольные часы, а больше не доносилось никаких звуков, и оставалась недвижной белая дверца чулана в коридоре.
В вагоне вообще было жарко, а к тому же его угораздило попасть в одно купе с грудным ребёнком, и тяжёлая духота настоялась запахом мокрых пелёнок.
Баскаков вышел в коридор. Здесь было несколько прохладнее.
Дверь купе слева шумно отодвинулась. Явно преодолевая чьи-то усилия её задержать, оттуда вышла женщина и встала рядом с Баскаковым. Он отметил бледность лица и то, как дрожат её пальцы, поправляющие растрепавшиеся волосы.
Краем глаза он заметил, как из купе вышли двое, встали вплотную к женщине и один попытался её обнять, но руку сразу отбросили. Попытки не то грубого ухаживания, не то насильственного завлечения в купе продолжались. Посмотрев туда, Баскаков встретил взгляд, явно просивший о помощи, и отвернулся. Но сзади что-то происходило, потому что раздался молящий возглас:
— Боже мой, да отстаньте от меня наконец!
Обречённо вздохнув, он повернулся и шагнул к соседнему окну.
— Слушайте, юноши, может, стоит успокоиться?
— А ты что, козёл, несчастья ищешь? — сразу отреагировал один.
— Да нет, просто надоели ваши игры.
— Покурить не хочешь? Так выйди в тамбур, — предложил второй. — Как раз прикурить поднесём.
— Вообще, я стараюсь с утра не курить. Но если компания хорошая, можно и подымить.
Едва начав двигаться в сторону тамбура, Баскаков проклял свою отзывчивость, но двое сразу последовали за ним, и оставалось поскорее разрешить инцидент.
Как только оказался на площадке, рука сзади попыталась обхватить, надавливая на горло. Резко двинув локтем назад и попав куда надо, он с разворотом стряхнул с себя обмякшее тело противника и, легонько подбросив левой подбородок второго, лишь обозначил тычок в солнечное сплетение.
— Не стоит продолжать, верно? — спросил, глядя в растерянное лицо. Рядом никак не мог разогнуться другой, пытался втянуть воздух широко разинутым ртом. — Проветритесь тут как следует, и чтобы в дальнейшем всё тихо, без детских криков на лужайке.
Когда возвращался, его встретили испуганно-вопрошающие глаза, и он невольно отметил:
— Весёлые у вас приятели.
— Они мне не приятели. Один оказался соседом, а сегодня из другого вагона объявился второй. Даже место ухитрился поменять... У вас нет сигареты?
— Да, пожалуйста.
Она отвернулась к окну, затем опять поглядела на него.
— Тогда, может быть, вместе? Мне будет спокойнее.
— Хорошо. Только идёмте в тот тамбур.
Баскаков шёл за ней, разглядывая высокую шею под узлом волос. В грохоте тамбура подождал, пока она встанет к окну, и щёлкнул зажигалкой.
— Прошу.
— Спасибо.
— Не стоит. Тоже из отпуска?
— Разве похоже? — усмехнулась она. — Из командировки... Семь дней в замечательном городишке, где главное достижение цивилизации — новая гостиница с уже прочно обосновавшимися тараканами. А в магазинах всё по талонам.
— Но может, хоть съездили удачно? — предположил он.
— Вполне. В том смысле, что нашла нужный завод. К сожалению, там даже не слыхали слова «дизайнер».
— А дизайнер — это вы.
— Как это вы угадали?
Она часто затягивалась, лицо было печальное, и Баскаков чувствовал себя не слишком уверенно, хотя ему нравилась эта женщина.
— Ничего, — сказал, чтобы что-нибудь сказать. — Зато скоро дома...
— Вы когда-нибудь жили в коммуналке?
— Н-нет, не приходилось.
— И не дай бог. Гостиница с тараканами — это место обетованное в сравнении с моей средой обитания. — Она смяла окурок о металл двери: — Ладно, всё! Довольно канючить. Знаете, мне, в общем, не свойственно, просто...
— Я понимаю: ретивые попутчики и всё прочее, — поспешил успокоить Баскаков. И заметил, что она держит окурок в пальцах. — Дайте я выброшу... Давайте.
Открыв межвагониую дверь, выбросил окурки в щель на стыке перехода и вернулся в тамбур.
— Если вам надо идти, то идите, — спохватилась она. — А я ещё постою.
— Да о чём речь... Я бы пригласил вас в своё купе, но там выдающееся по вокальным данным дитя. И неутомимое.
— Я слышала... Очень неловко представляться самой, но меня зовут Еленой Григорьевной. Можно просто без отчества.
— Это я должен извиниться, — поспешил возразить он. — Баскаков Андрей Сергеевич. Сергеевич, наверное, тоже лишнее.
— Вот и познакомились, — снова усмехнулась Елена Григорьевна. — И спасибо за помощь... Как вы думаете — они угомонились? Я, дуреха, сумку оставила, не станут они в паспорт лезть?.. Всё домогались, где живу.
— Вряд ли полезут, но сумку без присмотра бросать не стоило, — он помолчал. — А где вы живёте?
— В Кунцево.
Ему показалось, что ответила нехотя.
— Мне на Юго-Запад, и можно проехать через вас. Это, в общем, по пути.
— Буду вам очень благодарна. Я всё-таки боюсь этих, — кивнула она в сторону двери, отделявшей их от вагона...
Пока ехали в такси по Садовому кольцу, оба молчали. Елена Григорьевна нарушила это молчание на Бородинском мосту.
— В общем-то нелепое здание, архитектура нелепая, — сказала, глядя на гостиницу «Украина». — Но как-то вписалось и даже смотрится в ансамбле...
— Вы рассуждаете как специалист. А мне нравятся высокие дома. И широкие улицы.
— Вы где отдыхали? — без всякой связи с прежним спросила она.
— В Гагре.
— Я там была один раз. Не совсем там, а рядом.
— В Пицунде?
— Да. В пансионате. Давно. Ещё во времена замужества.
Таксист взглянул на неё в зеркало заднего вида, и Баскаков это заметил.
И снова молчали, пока не приблизились к Кунцеву и Елена Григорьевна стала указывать дорогу: «Здесь направо... Теперь налево... Сейчас прямо и снова налево... Там чуть дальше будет поворот... Вот здесь... И к тому корпусу».
Когда остановились, Баскаков вышел первым. Взяв свою сумку с сиденья, но продолжая сидеть, она спросила:
— Вы не хотите записать мой телефон?
Таксист снова взглянул на неё.
— Хочу...
— У меня нет телефона. Если найдёте чем и на чём, то запишите мне ваш.
Он записал на листке из записной книжки, оторвал и протянул ей.
— Первый домашний, второй рабочий. Лучше по рабочему, с девяти до шести...
Елена Григорьевна вышла из машины, и он только сейчас отметил, что они почти одного роста.
— Ну что же, до свидания, — кивнула она. — Я вам очень признательна.
— Всего хорошего.
Держась очень прямо, она прошла к подъезду старой пятиэтажки, и дверь с разбитым стеклом закрылась за ней.
— Теперь на Юго-Запад... Улица Волгина, — откинулся на заднем сиденье Баскаков.
— Во дают! — оценил, отъезжая, таксист. — Сразу тебе и не замужем, и телефон, прямо щас готова... Чирик отдам, что сегодня позвонит, увидишь! Разгорелась.
— Тебе подстричься надо, — сказал Баскаков. — Подстрижёшься, помоешься и приходи обсуждать. А пока крути молчком, я тишину люблю.
В этом Управлении внутренних дел веяния нового выразились в том, что часть собравшихся на оперативку сотрудников была в цивильной одежде, остальное проходило по-старому. Так же, как и прежде, сидел за своим столом начальник управления Железняков и, как было всегда, разместились по обе стороны другого, перпендикулярного к начальственному стола его подчинённые.
— Что у нас по кафе, Самсонов? — вопрошал Железняков. — Глухо?
— Наоборот, громко, — поднялся с места Самсонов.— Даже очень громко, я бы сказал.
— Это как понять?
— Мы вышли на грабителей... Ими оказались четыре сотрудника милиции. Всё похищенное хранилось у них.
— Уже интересно жить, — невесело констатировал Железняков. — Просто большой подарок к моему юбилею... Признались?
— А куда им деваться? Думаю, всё закончим быстро.
Полковник переложил лежавшие на столе бумаги справа налево, придвинул к себе папку, открыл и захлопнул.
— Значит, это... Самсонов. Вы ещё поработайте с ними, чтобы полная ясность... А я пока доложу по инстанции.
— Товарищ полковник, они должны отвечать по закону, соответственно совершённому преступлению, — напористо сказал Самсонов.
— А кто против? — оглядел собравшихся полковник. — Я сказал: доложу по инстанции — посоветуюсь, поставлю в известность. Меня от этого не убудет. А вы — работайте, раз порадовали результатом... Певцов!
— Я! — легко вытянулся поджарый крепыш с ровным пробором в коротких волосах.
— Что по Фрунзенской набережной?
— Прошли всего сутки, товарищ полковник... Жена позвонила с дачи, никто не отвечал, она разволновалась, приехала. Нашла мужа в подсобке, связанного и уже неживого... Врачи определили остановку сердца. Вчера уточнили с ней список похищенного, в числе прочего именное оружие, список у вас на столе. Скончавшийся — Гриднев Алексей Захарович, генерал-лейтенант в отставке, Герой Советского Союза, через месяц исполнилось бы семьдесят шесть лет...
— Тут, я вижу, два пистолета, — заметил Железняков, просматривая список.
— Револьвер системы Нагана и, судя по описаниям Гридневой, пистолет калибра шесть тридцать пять. Оба именные.
— У них и видео было? — удивился полковник, читая. — Вот здесь... так... меховые шубы, ордена... кольца, брошки. И вот: видеотека неустановленной системы.
— Сын и невестка за границей. Недавно прислали, стояла нераспакованной.
— И какие намётки?
Певцов слегка пожал плечами.
— Ведь сутки всего... Жили обособленно, из дома на дачу, жена большее время там. Приходила раз в неделю женщина, убирала. Её проверяем.
— Ясно. Ясно, что пока глухо... А ведь там — оружие, и вообще, дерзко совершено. И квалифицированно, судя по справкам. — Полковник обвёл взглядом собравшихся: — Что-то я давно Баскакова не вижу... Ещё купается?