Кабинет ответственного секретаря находился несколько дальше, Гвасалия нашёл его, столкнулся на входе в приемную с коренастым мужчиной и отступил:
— Прошу вас.
Мужчина вышел, а Гвасалия не вошёл, а спросил ему в спину:
— Борис Владимирович?
Тот обернулся:
— Да... А вы кто?
— Отойдём на минуточку. — Гвасалия огляделся, увидел холл с креслами и показал рукой: — вот сюда.
— Ну, отошли. — Афанасьев сел в кресло. — И что?
— Моя фамилия — Гвасалия. Я из Управления внутренних дел. Показать документ?
— Допустим... А при чём здесь я?
— Хочу выяснить, нет ли среди ваших знакомых молодого человека следующей наружности: высокий, худой, несколько сутулый...
Афанасьев тихо засмеялся:
— Наша милиция не перестаёт радовать... С какой стати я за здорово живёшь стану рассказывать о своих знакомых? Это раз... А два заключается в том, что, окажись у меня таковой, вы начнёте о нём расспрашивать... А я ни о ком никаких справок не даю. Ясненько?
— Предельно.
У Гвасалии прозвучало «прэдельно», и он, глядя сверху вниз, сказал:
— Теперь для абсолютного понимания ситуации: произошло, можно сказать, убийство, и у ныне покойного в доме обнаружена ваша визитная карточка. Вы это обдумайте, потому что вас обязательно вызовут.
— Постойте, — приподнялся и снова сел Афанасьев. — Какая карточка? У меня никогда не было карточек... Я могу посмотреть?..
— Я сказал: вас вызовут и предъявят. Просто времени мало, и я рассчитывал на содействие. Сожалею, что ошибся.
— Да погодите же! Сядьте... — Афанасьев еще поразмыслил и облизал губы. — Ну... Однажды меня попросили достать кассеты для видео. Кто и что — не существенно... Как я с ним познакомился — тоже... Мне их продал некий Гена, и он похож на ваше описание. Это всё.
— Нет не всё. Думаю, вы знаете фамилию или где его найти, должны знать, — Гвасалия дотронулся до руки Афанасьева. — Лучше сказать, Борис Владимирович, уверяю вас.
— Только не вздумайте мне угрожать! — отдёрнулся и вскипел Афанасьев. — Не те времена, дорогуша, совсем не те... И покажите-ка документ.
Гвасалия сунул руку в верхний карман пиджака.
— Прошу.
Афанасьев раскрыл удостоверение:
— Да, похожи... Ну и что? Возьмите... Мы виделись два раза, и он звонил сам. Где-то был его телефон, но я выбросил... Больше года прошло!
— Как вы познакомились? Борис Владимирович, право, неразумно хоть что-то скрывать. Я надеюсь, что вы ни при чём и всего лишь стесняетесь или просто нас не любите. И то и другое можно понять. Но мой непосредственный начальник очень торопится, а когда он захочет встретиться с вами... В общем, он — не подарок. Проще сказать мне.
Афанасьев опять попробовал вскипеть, но голос его дрожал.
— Да идите вы, знаю я вас! Ну девушка, девушка одна познакомила, Космынина Зина, раза три виделись, и всё... Поймите, если вы мужчина!
— Я грузин, значит, безусловно, мужчина, — очень серьёзно ответил Гвасалия. — Дайте её телефон и я не стану вас больше задерживать.
«Волга» с Баскаковым и Певцовым шла по набережной Москвы-реки, когда прерывисто зажужжала рация.
— Я «Радуга», приём, — ответил Баскаков.
Раздался искажённый, сопровождаемый шумами и потрескиваниями голос Гвасалии:
— «Радуга», я «Озон». Афанасьев знает юношу по имени Гена, давно не встречал, координат не имеет... Познакомила Космынина Зинаида Фёдоровна. — Певцов уже достал блокнот, ручку, записывал. — Установлен адрес: Ташкентская улица, дом десять, корпус два, квартира тридцать пять...
— У-у, это другой край, — сразу среагировал Гриша и взглянул в боковое зеркальце.
«Волга» заложила крутой вираж, развернулась через осевую и пошла в обратном направлении.
— ...Работает дежурной стройуправления сутки через двое, сегодня на работе отсутствует. Как слышите? Прием.
— «Озон», я «Радуга», слышу вас хорошо. Космынина Зинаида Федоровна, Ташкентская, десять, корпус два, квартира тридцать пять. Выезжаю на место... Вам следовать космодром, находиться на связи. Как поняли? Приём.
— «Радуга», я «Озон». Следовать космодром, находиться на связи. Вас понял. Отбой.
Баскаков положил рацию и повернулся к Певцову: — А?
— Сработала твоя версия! — радостно оценил Певцов. — Сработала... Теперь бы Зинулю повидать.
— И Гену, — напомнил Баскаков. — И тогда возникнет некая ясность.
— Некая?
— Некая. Если Зина и Гена его скрутили и вынесли багаж, то, считай, завтра утром можно победно рапортовать. Очень удачно складывается... Слишком!
— Слушай, а этот паучок сказал что-нибудь? — поинтересовался Певцов. — Ювелир этот.
— Сафин! Сказал и не сказал... Ребусом! Про мальчиков-игрунчиков, пупсиков-бубусиков. Всё время в голове держу, и ничего не сплетается пока.
Тем временем «Волга» проскочила на красный, обогнула квартал с магазином «Грузия» и выехала на Волгоградский проспект.
Старый дом был недавно выкрашен в нелепый зелёный цвет, у подъезда сидели старухи, проводили глазами прошедших.
Пятый этаж, без лифта, открытая дверь в тамбур с четырьмя квартирами. Тридцать пятая — первая справа.
Дверь отворила сухонькая женщина с усталым лицом, рукава закатаны по локоть.
— Здравствуйте. Зина дома?
— Дома, проходите... Вон там её комната.
В кухне варится что-то с капустой, открытая дверь в ванную демонстрирует стирку, стены коридорчика увешаны всякой всячиной. За дверью прямо играет тихая музыка. И за этой же дверью — уголок рая. Кожаный диван, кожаные кресла, стереосистема «Акаи», низкий столик с хрусталём, фарфоровые чашки, бутылка ликёра «Парадиз». И две девы в креслах полулёжа глядят на вставшего в дверях загорелого в сером костюме мужчину.
— Зина?
— Ну-у... — начала лениво распрямляться одна из них, неся чашку на стол.
Два шага вперёд, и Баскаков подсел на широкий кожаный подлокотник.
— Так где же ты была, хорошая моя, позавчера, в воскресенье, часов в восемь утра?
— А-а-а-а!!!
Чашка с кофе опрокинулась на колени, она закричала так страшно, что подруга вскочила и бросилась к двери, но проход загораживал Певцов.
А в коридоре на пороге ванной застыла маленькая женщина, с мокрого белья в её руке капало на пол.
Он вошёл в кабинет, и Железняков поднял голову от бумаг.
— Вы меня вызывали? Здравствуйте.
— А-а, пропащий! Говорят — вышел, работает, а я его не вижу, не слышу и не в курсе всего. С возвращением... И рисуй обстановку. Это дело на контроле.
Баскаков, склонив голову набок, посмотрел на начальство.
— Это дело на контроле с воскресенья. Сегодня у нас вторник... Я вышел на работу с утра и сейчас пятнадцать двадцать девять. Даже переодеться не успел, видите костюм? А он у меня единственный. Только-только доставлен первый объект, с ним занимаются... Так мне что — вполне туманную обстановку рисовать или можно работать дальше?
Во взгляде Железнякова были и интерес, и даже некоторое удовольствие.
— Не хватало мне тебя, Баскаков, ой как не хватало! Всё как положено: докладывают, делятся, так мол и так, даже совета просят, помощи... А тебя вызвал поинтересоваться и сразу — р-раз! — с размаху в ухо получил. И опять интересно жить и трудиться,
— Павел Харитонович, просто я считаю бессмысленным делиться предположениями и домыслами. Будут факты — предъявлю.
— Вы мне поскорее преступников предъявите, Баскаков! И будет славно... Идите, работайте.
Стремительно пройдя к себе, Баскаков вошёл в первую комнату, и поднявшийся с места Долгушин доложил:
— Товарищ майор, только что был на связи Баранов. В квартире на Масловке никого не обнаружено... Одни следы пребывания. Они произвели осмотр, возвращаются сюда.
— Хорошо. То есть следовало ожидать, я имею в виду... И — отставить официальность!
— Слушаюсь! Ещё вот, Андрей Сергеевич, — протянул листок Долгушин, — звонили в четырнадцать десять.
— Угу... — Он прочёл, сняв пиджак, повесил его на стул и сел к телефону. — Знаешь, Саша, не сочти за подлость, расстарайся чайку погорячей. И покрепче.
— Сей секунд... У машинисток индийский со слониками видел. Они вас любят.
— Давай.
Баскаков набрал номер.
— Здравствуйте. Можно попросить... Лена, ты? Конечно узнал. Слу-ушай... Я в замотке, собственного носа не вижу, и по протяжённости она непредсказуема. Будет окно хоть на час — сразу позвоню или заеду... Как куда? Позвоню на работу, а заеду домой. Что? Ах, оставь, правильно сделала, что позвонила... Да. Да. И я очень хочу увидеть тебя... Очень! Ладно, вешаю.
Посидел, крепко зажмурившись, встряхнул головой и вышел в соседнюю комнату.
Зинаида Космынина с распухшим от слёз лицом стонала перед столом Певцова. Позади неё расположился Гвасалия.
— ...Они что хотите могут, им всё нипочем... Гена его боится, жалеет, что связался... и я говорила-а-а, говорила ему-у...
— Тише, спокойнее, слёзы горю не в помощь. — Певцов подвинул по столу бланк с записями, и Баскаков, нагнувшись, читал. — Значит, как он ушёл, вы его больше не видели?
— Да-а... А они со мной... Они мне такое устроили... Трое... Домой не пускали... О-о-ой!
— Спокойно, Космынина, спокойно! Если было покушение на вашу честь, значит, в общих интересах, чтобы мы как можно скорее задержали и наказали насильников. Правда?
— Да-а-а... Что?
— Гена по этому адресу постоянно проживает? — потряс бланком Баскаков.
— Та-ам, да... На Лесной...
— И пупсики-бубусики его навещают?
Заплаканные глаза расширились.
— Вы его тоже... Тоже взяли?
— Кого? Ну, кого — быстро! — Баскаков сел перед ней на корточки, его лицо стало неприятным.
— Вы же сказали... Бубуся.
— Это ты сказала! Говори дальше, себе на пользу. Фамилия? Имя? Где найти? Он кто? Деловой? Фарца? Ну!
— О-ой, не знаю... Да везде он... Дима... У «Космоса»... «Дружба»... Кафе в Доме туриста... Там всегда тусуется... Голубо-ой...
Баскаков выпрямился и кивнул Гвасалии.