7. О восприимчивости к контексту:
Великое разнообразие значений, приписываемых слову куот (дух) в различных контекстах и при различных действиях, производимых нуэрами даже в рамках одной церемонии, может смутить. Но нуэров это не смущает: различия, в которых мы путаемся, проявляются лишь при попытках провести анализ и систематизировать словоупотребление. Но при непосредственном участии в церемонии эти различия незаметны. Сами нуэры не видят необходимости в осмыслении своей религиозной системы, и я, проживая среди них, мысля их категориями и на их языке, никогда не сталкивался с какими-либо сложностями, сравнимыми с теми, что я испытываю сейчас, когда мне предстоит перевести и истолковать их религиозные понятия. Полагаю, я двигался от образа к образу, вспять и вперед, между общим и частным, точно так же, как нуэры, не чувствуя рассогласования в мыслях, не испытывая потребности в дополнительных усилиях, чтобы понимать. Сложности возникают только при попытках провести отвлеченный анализ и соотнести религиозные представления нуэров между собой (106).
8. О смерти и жизни после нее:
Насколько это возможно, нуэры избегают разговоров о смерти, а когда им все же приходится это делать, они говорят о ней так, что не остается сомнений: они считают смерть самой ужасной из всех самых ужасных вещей на свете. Этот ужас смерти совпадает с их почти полным отсутствием представлений об эсхатологии. Такова их религия посюсторонности, религия изобильной жизни и наполненности дней, и нуэры не притворяются, будто знают, да и, полагаю, не беспокоятся о том, что случится с ними после смерти (154).
9. О важности искренности и правды в присутствии Бога:
Нуэры говорят, что человек должен призывать правду (суогх). В рассказах о даже самых заурядных деталях событий, приведших к ситуации, которую необходимо разрешить через жертвоприношение, каждое утверждение, сделанное в присутствии Бога, должно быть правдой. И думаю, в большей степени именно это, а не просто желание перебить рассказчика или поспорить с ним, и приводит к тому, что помощники исправляют или опровергают повествование или добавляют в него детали… Если жертвоприношение задумывается как действенное, все сказанное должно быть правдой (211).
Я уже предполагал, что боевое копье, помимо его роли оружия и орудия, имеет для нуэров символический смысл – это проекция самости, ее выражение. Это важнее всего для понимания жертвоприношений у нуэров. В самых распространенных и важных для изучения религии жертвоприношениях, как искупительных, так и личных, манипуляции с копьем – если наше понимание правильно – выражают погружение всей личности в намерение принести жертву. Об этом намерении не только говорится, о нем не только думается – оно желанно, оно прочувствовано, оно совершается не только движением губ – но мыслью, волей и сердцем (239).
10. О роде жрецов, призванных разрешать конфликты:
Жреческие роды, чьи члены носят леопардовые шкуры, встречаются во всех группах, принадлежащих к племени, и почти на всей земле, населенной нуэрами, представители этих родов относятся к виду рул, странников, а не к виду диэл, то есть членов кланов, которым принадлежит земля племени. Необходимо, чтобы представители жречества были рассеяны по земле племени: их услуги крайне важны для всех нуэров. Важно и то, что жрецы не принадлежат ни к одному из родов, входящих в политические группировки, ведь именно жрецы должны их примирять… Они подобны левитам, колено которых было разделено Иаковом и рассеяно по Израилю (292).
Жрец, носящий шкуру леопарда, как правило, совершает жертвоприношение, когда две группы противостоят друг другу и необходимо, чтобы церемонию провел человек, не входящий ни в один из родов в конфликтующих группах и способный олицетворять собой все сообщество нуэров. Так, жрец занимает центральное место не в религиозной структуре, а в социальной, и его функции исключительны не потому, будто он обладает святостью и может приносить жертвы, а только потому, что он является третьей стороной в споре групп и может в таких условиях действовать эффективно. У жреца нет совершенно никакой политической власти, и понятно, что он не мог бы исполнять свое назначение, если бы не был в это время неприкосновенен (300).
11. Об интернализации религии:
Хотя молитва и жертвоприношение имеют внешние проявления, религия нуэров в конечном счете весьма интимна. Эта интимность проявляется в обрядах, которые мы можем наблюдать, но их суть в конце концов зависит от осведомленности о Боге и о том, что люди зависят от Него и должны быть Ему покорны (322).
Разумеется, люди часто злоупотребляют полномочиями, которыми их наделило сообщество. Как мы уже отмечали в главе 1, людские группы обретают функциональную организацию благодаря не только самоограничению (хотя это может служить важным фактором), но и взаимной бдительности и механизмам социального контроля. По словам Тернера, ритуал – это важный механизм, связывающий друг с другом структуру и общинность. Общая черта ритуала и в традиционных, и в современных обществах заключается в том, что он полностью устраняет статус участников, особенно когда в ходе его исполнения наблюдается смена социальных ролей. Один примечательный пример из жизни племен Габона касается избрания нового короля. Его тайно выбирают старейшины деревни, и он не знает о своей судьбе до тех пор, пока не произойдет вот что:
Так случилось, что мой хороший друг Нджогони был избран. Выбор пал на него отчасти потому, что он происходил из хорошей семьи, но в основном из-за того, что он был любим народом и мог собрать большинство голосов. Я думаю, что Нджогони даже и не догадывался о своем избрании. В то время, когда он прогуливался по побережью на утро седьмого дня [после смерти предыдущего короля], на него внезапно напали все жители деревни, приступив к церемонии, которая предшествует водружению короны; цель ее – воспрепятствовать любому, кроме самых смелых, домогаться короны. Жители окружили Нджогони плотной толпой и оскорбляли его так, как не могла бы себе вообразить и худшая чернь. Ему плевали в лицо, его били кулаками и ногами, в него бросали всякую мерзостную дрянь, а те, кому не посчастливилось приблизиться и кто мог лишь докричаться до бедного соплеменника, кляли на чем свет стоит его отца, мать, сестер и братьев и всех его предков до первого поколения. Незнакомец и гроша не дал бы за жизнь того, кто вскоре будет коронован.
Среди всего этого шума и гвалта я уловил слова, которые все мне объяснили. Каждые несколько минут кто-то из жителей, нанося особо жестокий удар, выкрикивал: «Ты еще не наш король! Мы еще можем делать с тобой все что хотим! Скоро мы будем обязаны исполнять твою волю!»
Нджогони вел себя с достоинством, как истинный будущий король. Он проявлял самообладание и принимал все оскорбления с улыбкой на лице. По истечении получаса церемонии толпа привела его в дом старого короля. Здесь его усадили и еще какое-то время обрушивали на него потоки народной ругани.
А затем все стихло, и старейшины, поднявшись, торжественно возвестили (а люди повторяли за ними): «Отныне мы избрали тебя нашим королем. Мы обязуемся слушать тебя и подчиняться тебе». Его облачили в красную мантию, и все, кто только что унижал его, проявляли к нему величайший почет (Du Chaillu 1868; цитируется по изданию: Turner [1965] 1995, 171).
Этот отрывок прекрасным образом иллюстрирует дух равенства, наполняющий людские сообщества задолго до того, как они стали иерархичными. Тернер не комментирует сказанное и не дает подтверждений эффективности таких унижающих ритуалов для пресечения эгоистичного поведения, хотя его свидетельства могли бы оказаться важными для будущих исследований. Однако очевидно, что значение и нацеленность этих ритуалов в том виде, в каком они показаны Тернером, лежат в границах концепции, описанной в первой главе данной книги и утверждающей, что человеческие группы объединяются посредством этических систем.
До последнего времени получить знания об обычаях так называемых примитивных народов можно было только одним путем: изучая сочинения западных антропологов. Но теперь представители этих культур все чаще говорят от своего имени. В этом отношении интересен носитель западноафриканской культуры дагара Малидома Патрис Сомэ. Он пытался объяснить американской аудитории природу ритуала (Somé 1997). По Сомэ, ритуалы и социальные обязательства «неразделимы» (11). В таблице 2.4 содержится список характерных цитат, и он, что не может не радовать, поддерживает тезисы Дюркгейма, Эванс-Притчарда, Тернера и многих других антропологов этого поколения. Связь между религией и функционально организованным обществом – это не плод воображения Дюркгейма или Запада в целом.
Таблица 2.4. Выдержки из книги Сомэ (1997), поясняющей ритуалы дагара в терминах функциональной организации на групповом уровне
1. О ритуале, мире духов и сообществе:
Для дагара ритуал – это прежде всего критерий, которым люди измеряют свою связь со скрытым миром предков, с которым по происхождению соединена и вся община. В какой-то мере дагара считают самих себя отображением духовного мира (12).
Помните, ценность общины, объединенной ритуалом, заключается в том, что он создает силу, защищающую и помогающую всем в общине (64).
2. О ритуале и общественном здоровье:
Я склонен думать, что, когда в каком-либо обществе из средоточия ежедневной жизни вытесняется ритуал, это общество в социальном плане начинает разлагаться. Увядание и исчезновение ритуала в современной культуре выражается, с точки зрения дагара, несколькими способами: ослаблением связи с миром духов и общим отчуждением людей от себя самих и друг от друга. Здесь уже нет старейшин, чтобы провести инициацию и помочь кому-либо вспомнить о его важном месте в общине (14),