Беллини взглянул на нее и выпрямился:
– Штурм возглавлю я лично. Но решу, подписывать бумагу или нет, только когда получу план собора.
Мэр облегченно вздохнул.
– Ну, что же. – Он взглянул на Лэнгли. – Теперь насчет вас. Вы, конечно, передумали подавать в отставку?
– По правде говоря, я подумываю о должности старшего инспектора, – огрызнулся Лэнгли.
Клайн тут же кивнул:
– Само собой разумеется, все участники операции получат повышение.
Прикуривая, Лэнгли заметил, что руки его дрожат. Он был уверен, что Клайн и Доул приняли правильное решение – штурмовать собор. Но если с политической точки зрения это решение, по его мнению, было верным, он нутром чуял, что задуманный ими штурм предпринимается вовсе не по громогласно объявленным причинам и не так, как следовало бы, а каким-то, черт его знает, не таким, как нужно, образом. Ну и что? В любом случае это в конце концов половинчатое решение.
Теперь мэр Клайн улыбнулся. Он повернулся к Шрёдеру:
– Берт, все, что от тебя нужно, – это выторговать побольше времени. Продолжай вести с ними треп. Ты проделываешь дьявольски трудную работу, Берт, и мы ценим ее… Ну как, капитан? – Он еще раз приветливо улыбнулся Шрёдеру. Он всегда улыбался, когда кто-нибудь не обращал на него внимания. – Берт!
Шрёдер взглянул на Клайна, но ничего не сказал. Мэр смотрел на него с некоторой опаской.
– А сейчас… сейчас, Берт, нужно, чтобы ты подписал докладную, где рекомендовал бы, как профессионал, имеющий многолетний опыт по освобождению заложников, приостановить всякие переговоры с экстремистами. Согласен?
Шрёдер испуганно оглядел комнату и издал какой-то нечленораздельный звук. Мэр, казалось, еще больше встревожился, но тем не менее продолжал:
– Ты объяснишь это тем, что во время встречи с Флинном он выдвинул еще целый ряд требований… совершенно сумасбродных требований. Договорились? И напиши это побыстрей, насколько возможно. – Клайн повернулся к остальным: – Вы все…
– Я не сделаю этого.
Все, как один, посмотрели на Шрёдера. Клайн недоверчиво переспросил:
– Что… что ты сказал?
Шпигель быстро вскочила с кресла, толкнув его к Доулу. Тот отшвырнул кресло в сторону и обратился к Шрёдеру:
– Сказано, конечно, откровенно. Но последнее слово будет, черт побери, не за тобой!
Шрёдер поднялся со стула и, облокотившись о стол, заявил:
– Я послушал вас всех, вы все тут с ума посходили.
– Тащи сюда дублера для ведения переговоров, – сказала Шпигель, обращаясь к Лэнгли.
– Нет! – вскричал Шрёдер. – Нет, никто, кроме меня, не сможет разговаривать с Флинном… Он больше ни с кем не хочет говорить… Вы сами увидите… Я позвоню ему сейчас же… – Он бросился к телефону, но Лэнгли отодвинул аппарат в сторону. Шрёдер сел на свое место.
Клайн был ошарашен. Он пытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова.
Шпигель обошла вокруг стола и встала над сидящим Шрёдером. Мягким и спокойным голосом она принялась увещевать его:
– Послушайте, капитан, выберите минутку до того, как Беллини кинется на штурм, и напишите докладную в обоснование своего решения. Если же этого не сделаете, то я специально прослежу, чтобы вопрос о вашем служебном соответствии обсудили в управлении полиции, отстранили вас от должности и уволили без права на пенсию. Тогда вам до скончания века придется служить охранником в банке где-нибудь в Дубьюке или в подобном захолустье, да и то если вам по счастью разрешат носить оружие. Ну а теперь давайте подойдем к этому делу по-умному.
Шрёдер встал и глубоко вздохнул. Говорить он начал хорошо поставленным голосом, как опытный специалист по ведению переговоров:
– Да, согласен: давайте действовать по-умному. Извините меня, я что-то перенервничал… Давайте обсудим, что действительно сказал мне Брайен Флинн, а не то, что вам хотелось бы услышать от него. – Он посмотрел на Беллини и Лоугана: – Похоже, что те сорок пять порций говяжьей тушенки вовсе не военная хитрость – там и впрямь сосредоточено столько боевиков, что им и этот ужин маловат. Я их видел. Ну и огнеметы… позвольте пояснить, что такое огнеметы… – Дрожащей рукой он зажег спичку и продолжал спокойным, размеренным тоном, хотя все присутствующие почувствовали в его голосе неприкрытую тревогу: – Флинн собрал под свое начало самую большую, прекрасно вооруженную группировку хорошо обученных инсургентов, которая была в нашей стране со времен Гражданской войны. Поздно теперь предпринимать что-либо, разве только обратиться к Вашингтону и сказать, что мы идем на уступки и готовы уступить во всем, что в нашей власти…
Глава 52
Лэнгли разыскал Бурка, лежавшего на кровати в комнате для священнослужителей.
– Они все же решить брать собор штурмом.
Бурк вскочил. Лэнгли говорил с возрастающим возбуждением:
– И очень скоро. Не дожидаясь воззвания Папы, раньше, чем забухают церковные колокола, а монсеньер Доунс очухается…
– Говори медленно и внятно.
– Шрёдер говорил с Флинном у входа в ризницу. Сказал, что видел примерно сорок – пятьдесят вооруженных фениев.
– Пятьдесят?
– Но он их не видел, точно знаю, что не видел.
– Погоди, давай подробнее.
Лэнгли ходил большими кругами по маленькой комнате.
– Вашингтон почуял, что корабль тонет. Клайн и Доул хотят вскочить в фургон, едущий на ярмарку. Понимаешь? И завтра они оба либо станут героями, либо сбегут в Мехико, напялив темные очки и нацепив бутафорские носы…
Бурк нашел на ночном столике упаковку аспирина и проглотил сразу три таблетки. Лэнгли присел на стул.
– Шпигель хочет тебя видеть. – Он кратко ввел Бурка в курс дела и добавил: – Пока они не решат, что делать со Шрёдером, переговоры будешь вести ты.
Бурк удивленно посмотрел на него.
– Переговоры! – Он рассмеялся. – Бедный Берт. Он собирался провести свою лучшую игру… Он и впрямь настроился на нее. – Бурк прикурил сигарету. – Так значит… – Он выпустил струю табачного дыма и проследил, как кольца поднимаются вверх и растворяются в воздухе. – Мы начинаем штурм…
– Нет! Мы освобождаем заложников! Теперь ты должен называть эту аферу операцией по освобождению заложников и очень осторожно подбирать слова, потому что вокруг слишком многое неясно и никто не говорит того, что думает на самом деле. А сами они никогда ничего не делали, зато врут почище, чем мы с тобой. Вставай, пошли, а то тебя заждались.
Но Бурк не тронулся с места.
– А Мартин натрепал им, что я могу предоставить Стиллвея?
– Да, в комплекте с чертежами. Для меня это оказалось новостью, а как для тебя?
– А он не упоминал имени Терри О'Нил?
– Нет, а что, должен был? – Лэнгли посмотрел на часы. – Разве это имеет какое-то значение?
Бурк посмотрел в окно, из которого открывался вид на Мэдисон-авеню.
– Мартин убил Джека Фергюсона, ты знаешь…
– Нет, его убили фении. – Лэнгли остановился сзади него.
Бурк обернулся:
– Сегодня ночью свершится немало всяких махинаций.
Лэнгли, кивнув, заметил:
– Ты прав, черт возьми. Клайн раздавал обещания повышений по службе, как значки во время избирательной кампании. Бери любой, но плати за это. – Он опять принялся расхаживать взад-вперед по комнате. – Ты должен подписать одну бумажку, где говорится, что все, что делают Клайн и Доул, ужасно. Согласен? Заставь их дать тебе должность капитана. А мне – старшего инспектора. И пусть переводят нас из оперативно-розыскного отдела в подразделение по борьбе с подделками произведений искусства куда-нибудь в Париж, Лондон или Рим. Обещай мне, что не забудешь навестить Шрёдера в захолустье…
– Попридержи язык!
Лэнгли отмахнулся и продолжал:
– Помни, Мартин в игре, Шрёдер выбыл из нее. Лоуган заодно с Клайном и Доулом, но без Беллини, а ты – ты будешь со мной. Остерегайся Шпигель. Она в исключительно прекрасной форме – вот уж стерва так стерва! Потрясающая дамочка. Фении – безумны, мы же в здравом уме… Епископ Доунс благословит нас всех… Что еще. – Он обвел все вокруг диким взглядом. – Есть здесь где-нибудь душ? Все так опротивело. Ты еще здесь? Пошел вон! – Лэнгли рухнул на кровать. – Уматывай!
Бурк ни разу в жизни не видел, чтобы Лэнгли так расклеился, – ему даже сделалось не по себе. Он начал было что-то быстро говорить, но тут же понял, что все это ни к чему, повернулся и вышел.
Бурк вместе с Робертой Шпигель поднимался по лестнице, прислушиваясь к ее оживленной болтовне. Вслед за ними молча шел Мартин.
Пройдя лестницу, Бурк открыл люк и вылез на крышу дома настоятеля. Дул северный ветер, и заледеневшие лужицы воды отражали огни высотных зданий, окружающих территорию собора святого Патрика. Шпигель отпустила охрану – снайперов из спецназа – и, подняв воротник пальто, направилась к западному скату крыши. Положив руки на низкую металлическую ограду, идущую вдоль всего периметра крыши, она принялась внимательно разглядывать величественный кафедральный собор, возвышающийся за узеньким двориком.
Улицы у самого собора опустели, но в отдалении, за ограждениями, гудели сирены, люди кричали и пели, играли на волынках и других музыкальных инструментах. Взглянув на часы – было 4.00, – Бурк подумал, что бары уже закрылись. Празднование выплеснулось на улицу, добрая сотня тысяч людей, а может, и больше, высыпала на улицы и упорно продолжала веселиться – эта ночь возбуждающе действовала на них.
Шпигель что-то говорила, и Бурк пытался внимательно слушать, но он замерз без пальто и плохо разбирал, что она говорила. К тому же сильный ветер уносил ее слова. В конце она сказала:
– Мы объединили свои усилия, лейтенант, но до того, как разойтись, должны что-то предпринять. Нам не нужны больше новые сюрпризы. Понимаете?
– Отряд по борьбе с подделками произведений искусства, – занятый своими мыслями, невпопад ответил Бурк.
Шпигель посмотрела на него в недоумении:
– О-о… но тут все в порядке. Будете либо в этом отряде, либо уборщиком в душевой гимнастического зала школы-интерната.