— Как бы я ни любил Сандро, думаю, лучше будет мне сейчас проститься с вами и с мадонной. Если вдруг понадоблюсь — я буду поблизости.
— Прихвати с собой Никколо, — сказал Леонардо.
Андреа кивнул, мрачно улыбнулся и позвал Никколо.
— Пошли, — сказал он, подталкивая к дверям Никколо и молодого слугу.
— Ты уверена, что хочешь рискнуть? — спросил Лоренцо у Симонетты. В голосе его было отчаяние. Симонетта кивнула и поцеловала его в щёку. Лоренцо обнял её. — Должны быть и другие способы.
— Прости, Великолепный, но мы использовали все имеющиеся средства.
— Значит, нужно найти новые. — Руки Лоренцо лежали на плечах Симонетты. — Я не могу позволить тебе сделать это, мадонна. Ты мне слишком дорога, — добавил он, притянув её к себе. Леонардо и Джулиано вежливо отступили.
— А что будет с беднягой Сандро? — спросила Симонетта. — Без моей помощи он умрёт. Он тебе не дорог?
— Конечно, дорог, он мне как брат. Но я не могу потерять тебя, дорогая.
— Если я не помогу ему, он наверняка умрёт. Я не смогу жить с этим. Я люблю тебя, но я должна это сделать. Ты должен позволить мне искупить...
— Искупить?
— Не проси меня объяснять, ибо я скажу правду, как и всегда. Но помнишь своё обещание? Мы не станем задавать друг другу вопросов. — И добавила шёпотом: — Мы будем лишь отдаваться друг другу, верно?
Лоренцо опустил крупную некрасивую голову, и Леонардо почувствовал внезапную глубокую симпатию к этому человеку.
— Теперь мой черёд испытать веру, — сказала Симонетта. Лоренцо кивнул и натянуто улыбнулся. — Теперь вы все должны уйти. Я забочусь о вашей безопасности, потому что всех вас люблю. — Она улыбнулась Леонардо, словно деля с ним какие-то тайны.
— Я остаюсь, — сказал Лоренцо.
— И я с вами, — сказал Леонардо.
— Я тоже, — кивнул Джулиано.
— Джулиано... — начал Лоренцо, крепко обняв брата, и тут оборвал себя: он заметил Никколо, который тайком проскользнул назад в комнату и стоял в тени подле двери. — Но вы, юное дарование, должны уйти. Или вы тоже дерзнёте ослушаться меня?
Никколо вышел на свет, поклонился и пробормотал извинение. Уши у него горели, однако ему достало смелости сказать Симонетте:
— Пусть Бог поддержит тебя в твоих стараниях, мадонна.
Когда он ушёл, Мирандола сказал Симонетте:
— Надо спешить, иначе Сандро опять впадёт в неистовство. Ты должна втянуть его фантом в себя, но не дозволяй ему овладеть тобой. Когда он войдёт в тебя, заключи его в своих глазах, дабы он не проник в сердце и не угнездился там. Как я объяснял, милая дама, ты должна представить, что позади твоих глаз — светлое обширное пространство, подобное залитому солнечным светом собору.
— Да, Пико, я помню.
— Тогда иди к нему.
— Будь осторожна! — прошептал Лоренцо и начал молиться.
Симонетга пошла прямо к постели, а Мирандола отошёл к камину и подложил в огонь полено. Дерево трещало и курилось паром — оно оказалось сырым. Потом он бросил в огонь какой-то мешочек, и едкие серые испарения заполонили комнату, казалось вытеснив свет. У Леонардо вновь закружилась голова, тело стало лёгким-лёгким и словно бы распухало. Он прижал к лицу рукав, хотя укрыться от дыма было невозможно. Ему казалось сейчас, что тело, пространство, физическое существование вторичны, а первичное — дух, образ, отделённый от предмета.
В это верил Сандро...
Симонетта стояла у постели Сандро и держала его руку, всё ещё привязанную к изголовью.
— Пузырёк, — прошептала она, — это я, Симонетта. Я пришла забрать твою боль. Освободить тебя...
— Симонетта... Симонетта-нетта-нетта... — бормотал Сандро, как песенку. Мигом позже его брови нахмурились, а лицо как будто ожило, но он так плотно зажмурил глаза, что верхняя губа вздёрнулась от натяжения — словно Симонетга была солнцем, слишком ярким, чтобы смотреть на него в упор.
Сандро напрягся и замотал головой. Затем, ненадолго приходя в себя, забормотал:
— Уходи, прошу, оставь меня! Я не хочу тебе зла! Симонетта, любимая моя Симонетта...
— Я не уйду, — твёрдо сказала Симонетта, беря его лицо в ладони. — Взгляни на меня, я здесь.
Но Сандро отказывался открыть глаза. Он выгибался и дёргался так, словно нежнейшие прикосновения Симонетты жгли его раскалённым тавром, но она оставалась на месте, не давая отшвырнуть себя от постели. Она держала Сандро, покуда он не перестал метаться.
И тут он попался.
На миг он открыл глаза, увидел её — и отвернул голову, прижимаясь щекой к постели, словно надеялся зарыться в неё с головой: но потом — дрожа от напряжения, борясь с мускулами, которые подчинялись его одержимости, а не разуму — повернулся к Симонетте.
Глядя на неё расширенными, остановившимися глазами, он вдруг затих.
Смеркалось. Огонь приугас, в камине тускло краснели угли. В настенных канделябрах мерцали свечи, бросая бледные неверные тени; на столах и скамьях горели лампы. Хотя испарения от брошенных в огонь снадобий уже рассеялись в спёртом воздухе, Леонардо почудилось, как нечто туманное промелькнуло между Сандро и Симонеттой.
Оно перешло из его затянутых мглой глаз в её — чистые и сияющие.
Глядя друг на друга, сомкнувшись в объятии, в котором не было ничего телесного, они поцеловались. Глаза их оставались открытыми, впиваясь друг в друга взглядом, словно изумляясь, что язык касается языка.
Они действовали так, будто вокруг больше никого не было.
— «Multiplex semen, multiplex Venus, multiplex Amor, multiplex vinculum»[69], — речитативом говорил Мирандола, словно перечисление принципов могло привязать их к жизни.
— Развяжите его, — приказала Симонетта, сдёргивая покрывало и обнажая напряжённый пенис Сандро.
Мирандола двинулся к постели, и Лоренцо рванулся было за ним, но остановился, покачал головой и вздохнул. Леонардо сжал его руку, и Лоренцо понимающе кивнул.
— Всё будет хорошо, Леонардо, — пробормотал он, словно пытаясь прежде всего убедить в этом себя.
Но Леонардо понял, что Первый Гражданин мучается ещё и от обыкновенной ревности — потому что чувствовал, как ревность пробуждается и в нём самом.
Мирандола отвязал Сандро, и Симонетта, словно во сне, забралась на постель. Сандро обнял её; потом мгновенным движением повалил на матрас. Он перекатился, поднявшись над ней, целуя её и напористо задирая её юбки. Она вскрикнула, когда он вошёл в неё и они соединились — бешено, по-прежнему не сводя друг с друга глаз.
Пожираемые внутренним огнём их душ, они стали единой плотью.
— Не могу видеть этого! — воскликнул Лоренцо и отвернулся, но потом, словно противоестественное очарование мерзости захватило его, повернулся и стал смотреть. Джулиано крепко взял его за руку, а Леонардо, стоявший с другой стороны от Лоренцо, сжимал его плечо. Лоренцо отступил, но Джулиано и Леонардо продолжали держать его, пока он окончательно не пришёл в себя.
Но именно в тот миг, когда Лоренцо повернулся к постели, vinculum vinculorum, цепь цепей распалась.
Сандро поднялся с Симонетты, лежащей на постели. Симонетта казалась безжизненной, лишённой крови и цвета; её открытые глаза невидяще смотрели перед собой. Но она дышала — медленно, словно погруженная в транс. Сандро протёр глаза и, ничего не понимая, в упор поглядел на Леонардо.
— Что случилось? — спросил он шёпотом и повернулся к Симонетте. Увидев её, он заплакал. Коснулся её лица и сказал:
— Господи, что же я наделал!
Леонардо и Лоренцо бросились к постели. Пока Леонардо успокаивал Сандро, Лоренцо пытался разбудить Симонетту.
— Погодите, Великолепный, — сказал Мирандола Лоренцо, мягко отстраняя его от постели. — Позвольте мне пробудить её. Времени мало, а её душа отравлена ядом Сандрова фантома. Взгляните, он наполняет её глаза.
Лоренцо кивнул и отступил. Тут Мирандола на миг перенёс своё внимание на Боттичелли.
— Ты и впрямь небезразличен этой женщине, Сандро. Она исцелила тебя. Теперь, с Божьей помощью, силы начнут возвращаться к тебе.
Но Сандро — по всему его телу выступила обильная испарина, будто из него и вправду выходил яд, — в глубоком обмороке соскользнул на руки Леонардо.
— Оставь его, — сказал Мирандола. — Время не ждёт. Мадонну нужно отнести подальше от Сандро.
Когда Леонардо и Лоренцо перенесли Симонетту на богато украшенную скамью, Мирандола потребовал, чтобы все вышли. Затем он сказал Лоренцо и Леонардо:
— Если вы остаётесь, будьте подле Сандро. Даже покуда он в обмороке, вы должны заслонять от него мадонну. Если понадобится, прикройте ему глаза. Вполне возможно, что этот фантом сможет возродить себя в душе Сандро. Тогда оба — и он, и мадонна — зачахнут и умрут. А теперь, Великолепный, пожалуйста, оставьте нас.
Леонардо и Лоренцо следили за Мирандолой с постели, где сидели так, чтобы не дать Сандро, если он очнётся, увидеть Симонетту. Мирандола поддерживал Симонетту, иначе бы она упала со скамьи. Комната была темна, хотя в окна проникал пыльный лунный свет и оплывшие свечи горели желтоватым мерцающим пламенем. На другом конце скамьи, против места, где сидела Симонетта, стояла лампа, разливая вокруг собственное восковое сияние. Мирандола придвинул лампу к себе и вынул из складок мантии небольшое зеркальце, которое положил на скамью так, чтобы до него легко можно было дотянуться.
Потом он извлёк кожаный кошель, а оттуда — бальзам, кусочек сахара, комок ароматической смолы, склянку тонкого стекла со сладко пахнущими духами и пригоршню драгоценных камней. Положив всё это рядом с зеркальцем, он сказал:
— Пусть эти дары одушевлённого мира, эти homines phlebotomici[70] примут в себя ядовитую pneuma. Пусть станут они божественными ловушками и через близость свою горнему миру дадут тебе поддержку духов эфира.
Он поднёс склянку к носу Симонетты, и голова её дёрнулась, словно это был нашатырь. Но Мирандола, прежде чем закупорить склянку, сам вдохнул сладкий запах, на миг прикрыв глаза, словно от восхищения. Затем он отставил склянку и громко хлопнул в ладоши перед самым лицом Симонетты.