— Она то, что ты назвал бы независимым мыслителем. — Ирония Куана не ускользнула от Леонардо. Даже полагая, что их некому услышать, китаец понизил голос. — Прекрасная Айше всегда делала то, что ей нравилось, но в нашем мире, как и в вашем, для женщины этого достичь нелегко. Поэтому она использовала Деватдара, чтобы получить доступ к... знаниям.
— А Деватдар? — Леонардо понял намёк и говорил тихо.
— Что — Деватдар?
— Он любит её?
— Она пробуждает страсть у всех мужчин, — сказал Куан. — Лишь ты, кажется, избег её чар.
— А калиф?
Не ответив, Куан остановился перед большой массивной дверью в покои Леонардо, чтобы подождать остальных.
— Скажи страже, что тебе нужно, ты получишь всё. Недостатка ни в чём не будет.
— Прошу тебя, погоди минутку. У меня ещё много вопросов.
— Не сомневаюсь, маэстро; возможно, со временем на них ответят — но прямо сейчас я советовал бы тебе заняться заказом калифа.
— Мне нужна студия, инструменты...
— Скажи стражам, они хорошо говорят по-латыни. — Куан поклонился и исчез за поворотом коридора.
Леонардо и его товарищей ввели в покои. Леонардо немедленно высказал седовласому стражнику свои пожелания. Мамлюк действительно говорил по-латыни куда более бегло, чем сам Леонардо.
Потом Леонардо запёрся у себя; сидя на ложе, сжав голову руками и чувствуя на щеках едкие, как пот, слёзы, он пытался уйти в безжизненную пустоту механики и математических расчётов. Холодная мысль несла утешительное оцепенение, подобное неземной радости — радости освобождённого духа, радости мёртвых и проклятых.
Отмщения за Никколо не будет.
Только механика и бесконечная пустота.
Глава 20ЛИТАНИЯ НИЛА
Говорят, что в Каире двенадцать тысяч водоносов,
что перевозят воду на верблюдах, и тридцать тысяч
погонщиков ослов и мулов, и что на Ниле тридцать
шесть тысяч барок, принадлежащих султану и его
подданным, кои плавают вверх по течению до
Верхнего Египта, а вниз — до Александрии и Дамьетты,
груженные товарами, утварью и безделушками всякого
рода.
Подвластно нам каждое море Твоё на земле и на небесах,
в мире ощутимом и в невидимом мире, море жизни
нынешней и море грядущей жизни... Kaf-Ha-Ya-Ain-Sad.
Вот почему не стану я описывать мой метод
оставаться под водой столь долгое время,
сколько могу я пробыть без еды и питья; не
стану же я публиковать ни иным образом
разглашать сие описание из-за злой природы
людей, кои стали бы тогда убивать даже на
дне морском.
В середине ночи, когда друзья Леонардо и рабы (их дали ему столько, сколько было необходимо; дали и bottega, где он работал) давно спали, Куан нанёс ему визит. Он пришёл один. Леонардо научил кузнецов и стеклодувов, как сделать большие водяные лампы его изобретения, и bottega купалась в ярком ровном свете.
— Вижу, ты не даром тратишь отпущенное время, — заметил Куан.
Леонардо и вправду трудился ожесточённо, и вся bottega была завалена оборудованием. В центре комнаты он разложил длинные трубки, прикреплённые к плотику: на одном конце были отверстия для воздуха, на другом — винный мех, который прикреплялся ко рту ныряльщика. Длинный стол рядом с аппаратом усеивали наброски, пустая бутыль из-под вина, какой-то недоеденный и уже потемневший плод; там же лежала кожаная маска с выпуклыми стеклянными линзами.
Куан взял маску.
— Что это?
— Это позволяет видеть под водой.
— Я могу видеть и сейчас.
— Но смутно, — сказал Леонардо. Он говорил тихо: на тюфяке спал Зороастро. Он был хорошим работником и куда более одарённым механиком, чем другие спутники Леонардо.
Помолчав, Леонардо спросил:
— Не желаешь ли испытать маску?
Похоже, предложение застало Куана врасплох, потому что он рассмеялся и сказал:
— Как, ночью?
Леонардо пожал плечами, словно подзадоривая его.
— Отчего бы и нет, — сказал Куан. — А это что? — Он указал на аппарат, лежавший у двери.
— Это позволит тебе дышать под водой. — И Леонардо показал ему клапаны в нижней части маски, соединённые с трубками вдоха и выдоха.
Пока Леонардо собирал снаряжение, Куан предложил:
— Можно позвать на помощь рабов.
— В этом нет нужды, — ответил Леонардо, взваливая на плечо дыхательные трубки. Но, выйдя из комнаты в темноту коридоров, услышав, как Куан велит мамлюкам, сторожившим Леонардо, остаться в bottega, Леонардо ощутил, что скорбь его по Никколо вернулась с новой силой.
— Похоже, ты хорошо использовал своё «заточение», — заметил Куан, словно насмехаясь над Леонардо.
— О чём ты?
— Ты ведь работаешь день и ночь — так я, во всяком случае, понял.
— Калиф требует невозможного.
— Вполне вероятно, — согласился Куан, — но ведь это твой обычный распорядок, разве нет?
— Не совсем.
— Но ведь ты там в своей стихии — в bottega, под стражей. Ты взволновался, лишь когда мы ушли оттуда.
Леонардо не стал спорить. Куан был чересчур прозорлив. Леонардо и в самом деле сумел спрятаться в работе, закрыться от собора своей памяти, жить только в настоящем. Когда они шли мимо мечети Аль Назир Мохаммеда, недалеко от места, куда направлялись, Леонардо спросил:
— Так где же ты был все те недели?
Ночь была холодной, освещённой лишь полумесяцем — и изящные купола и минареты крепости казались сотканными из дыма, бесплотными, словно легендарный Салах-ад-Дин слепил их из облаков. Тем не менее бежать из этой бесплотной крепости было невозможно.
— Деватдар выкупил Никколо и Айше?
— Ты хочешь знать, почему я не навещал тебя?
Леонардо кивнул.
— Потому что я был с Деватдаром в Турции.
Леонардо отшатнулся.
— Но Деватдар отплыл раньше, а на нас напали...
— Твой ум прямолинеен, Леонардо, — с мягкой насмешкой сказал Куан. — Разве двум путникам нужно выехать в одно и то же время, чтобы приехать в одно и то же место?
— Нет, конечно. Но расскажи мне, что ты знаешь... пожалуйста.
— Что я знаю?.. — притворно непонимающе переспросил Куан.
— Об Айше... и о том, что случилось с Никколо. Я должен это знать.
— Я был с Деватдаром и другими послами. Мы пытались выкупить Айше и прочих пленников.
— И что же?
— Турки знали, что Айше — родственница калифа, и захотели прислать сюда своих послов — чтобы поторговаться.
— Откуда им было узнать, что Айше — родственница калифа, если только она сама не сказала им этого?
— На корабле был захвачен и её ларь, а она хранила в нём не только свои наряды, но и дневники, в которых была записана вся её прошлая жизнь. Так мне сказали.
Горло Леонардо сжалось, сердце забилось быстрее. Что могла она написать в дневниках?
— Нам ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Каир на борту турецких судов. Наши корабли император захватил и за них тоже потребовал выкуп. — Куан говорил медленно, осторожно, и голос его слегка дрожал. — То был урок унижения... и удивительно, что наш калиф не повелел нам броситься на мечи. Я бы это сделал...
— Ты слишком суров к себе.
— Не снисходи ко мне, — холодно сказал Куан. — Это пойло — для рабов.
Задетый, Леонардо замолчал надолго, но потом всё же опять задал вопрос — о Никколо.
— Ты видел его?
— Мы не видели никого, кроме Айше.
— Тогда нет уверенности, что Никколо мёртв?
— Ты всё ещё не готов похоронить Никколо, маэстро, — сказал Куан. — Помнишь, что я говорил тебе о слове калифа?
— Дело не в том, готов я или не готов, — отозвался Леонардо, пропуская мимо ушей вопрос Куана. — Дело в том, что... — Он оборвал себя. — Нет, не готов.
Они подошли к башне с южной стороны мечети. Рядом с башней был колодец, называвшийся Колодец Улитки — его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы[109]. Винтовая лестница круто спускалась в его шахту до уровня Нила.
— У меня и в мыслях не было, что ты ведёшь меня сюда, — сказал Куан. — Могу я надеяться, что ты не задумал убить меня?
— Загляни в свой собор памяти. Или в город памяти — кажется, ты его так называешь. Разве не видишь ты «настоящего того, что будет»?
Куан не ответил, но разделся до полотняного исподнего и пошёл вниз, к колодцу.
— И что проку мне будет от твоих очков, когда я буду дышать под водой? — спросил он. — Там темно.
— Ты сможешь видеть лампу, — ответил Леонардо. — Нужно будет только смотреть наверх.
Их голоса звучали гулко, эхом отдаваясь от стен, покуда Леонардо подробно объяснял, как работает аппарат, как плотик с выходами воздухопроводов плавает на поверхности воды, как закрепить маску и очки и правильно дышать. Наконец, утяжелённый поясом с несколькими камнями, Куан погрузился в холодную воду.
Леонардо трудно было разглядеть его — мешал отражавшийся в воде свет. Плотик плясал на поверхности воды, которая медленно успокаивалась. Через несколько минут Куан вынырнул из воды и, плеская и брызгаясь, двинулся вверх по лестнице. Он сорвал очки и снял дыхательный аппарат, с трудом переводя дух.
— Действует! — с восторгом объявил он. — Я мог дышать и видел, как ты наблюдаешь за мной — правда, свои руки под водой я видел лучше, чем тебя... Это было всё равно что смотреть на небо... я имею в виду не тебя, Леонардо, а свет лампы. — Его била дрожь. — Я обо всём расскажу калифу.
Леонардо был доволен похвалой, но всё же сказал:
— Быть может, лучше подождать?
— Калиф устал обхаживать турок.
— Ты о чём?
— Он готовится к войне, маэстро, — негромко ответил Куан, поднимаясь из колодца к Леонардо.