— Фактически он и был им.
— Зачем же тогда этот титул дали мне? — спросил Леонардо, и лицо его вспыхнуло от унижения.
— Калифу нужны были плоды твоего воображения, маэстро, но он хотел также и всегда держать тебя под присмотром. У тебя репутация мастера, который не имеет привычки завершать свои заказы.
— Это был не заказ.
— Я думаю, Зороастро удалось поговорить с калифом, — сказал Куан, — и он представил тебя человеком творческим, но непрактичным.
— А себя, стало, быть... — Леонардо не было нужды завершать фразу; Куан согласно кивнул. — Но эти изобретения великолепны, — сказал Леонардо. — И ему удалось достичь влиятельного положения. Зачем же он рисковал всем, чего достиг, ради работы на турков?
— Быть может, по той же причине, по которой он улучшил твои творения.
— Что же это за причина?
— Его вина, — сказал Куан, придавая голосу лёгкий вопросительный оттенок.
Леонардо вдруг ощутил невыносимую тоску по дому и от всего сердца пожелал прямо сейчас, сию секунду вернуться во Флоренцию, в лёгкость юношеских лет, бывших, казалось, так недавно, и в этот миг увидел, как наяву, лицо Зороастро, когда он, Леонардо, унижал его в присутствии Бенедетто Деи. Тёплая волна раскаяния омыла его, и ему страстно, как никогда, захотелось хоть раз ещё поговорить с Зороастро.
— А возможно, и ревность, — продолжал Куан.
— Ревность?
— Если бы он был на службе у Мехмеда, он бы испытал свой дар в борьбе против твоего, доказал бы, что он лучше тебя.
Леонардо, сам того не сознавая, кивнул; скорее всего, Куан был прав. Как только прежде он мог быть так слеп?
Зороастро не предал бы его вторично только ради денег — но ради того, чтобы обойти его и тем пролить бальзам на израненное насмешками сердце.
— Что с Бенедетто? — спросил он.
Куан усмехнулся.
— Если бы калиф думал, что Бенедетто вовлечён в замыслы Зороастро, он был бы сейчас... в раю, вместе с Зороастро. И вы сегодня похоронили бы его.
— Сандро сходит с ума от тревоги за него, да и я тоже.
— Что ж, можете не тревожиться, — сказал Куан. — Он в безопасности.
— В Дамаске?
— Нет, Леонардо. Он здесь. Но калиф, я думаю, хочет устроить тебе сюрприз... так что не выдай, что знаешь об этом.
— Здесь? — Помолчав немного, Леонардо спросил; — Его пытали вместе с Зороастро?
— Нет, маэстро, не пытали. В этом не было нужды. Зороастро во всём признался. Поверь мне, дыба — превосходное приспособление для получения правды.
— Человек может сказать что угодно, лишь бы избежать пытки.
— Ты нам мало доверяешь, — с упрёком сказал Куан. — Зороастро допросили о Бенедетто уже после того, как он покаялся в собственных преступлениях. Можешь быть уверен, что он сказал правду. — Куан взял Леонардо под руку. — Не стоит мешкать, иначе мы рискуем заставить калифа нас дожидаться.
Когда они уже поднимались по каменным ступеням на бруствер самой высокой башни, Куан сказал:
— Книгу Зороастро, которую дал тебе калиф, нашли у турецкого шпиона.
— Бедный Зороастро, — пробормотал Леонардо.
— Ты что-то сказал? — спросил Куан, когда они дошли уже до калифа, стоявшего вместе с евнухами на широком бруствере; ветер трепал их просторные одежды.
— Нет, — сказал Леонардо, — ничего.
Мальчик по имени Миткаль легкомысленно стоял на южном валу, который был по сути продолжением скалы. На нём был механизм, сотворённый Зороастро из переделанной летающей машины Леонардо — словно фантастический костюм, сочинённый для какого-нибудь маска рада, которыми так славился Лоренцо Медичи. Это устройство выглядело всего лишь парой прозрачных газовых крыл, и мальчик казался странным ангелом с парой искусственных крыльев, закреплённых бечёвкой и деревянными подпорками. И в самом деле, планер был выкрашен в белый цвет, и сам Миткаль был в снежно-белом одеянии. Не в силах устоять на месте под порывами ветра, он пробежал вдоль вала и, поймав нужный ветер, спрыгнул с укреплений в бездну. Леонардо услышал характерный щелчок — это напор воздуха развернул нижнюю часть крыльев, выпрямив подпорки и до предела натянув бечеву.
Мальчик падал, и Леонардо вспомнился Тиста.
Эмиры, столпившиеся у края вала, тревожно закричали, видя, как Миткаль падает, прядая из стороны в сторону, но неуклонно опускаясь всё ниже, точно падающий с дерева листок. Леонардо не мог на это смотреть — а потому упустил тот миг, когда мальчик поймал подымавшийся вверх воздушный поток; но когда эмиры стали дружно славословить Аллаха, Леонардо обернулся и увидел, что летун парит в небесах. Мальчик плыл над замком, точно диковинная птица, широкими петлями огибая трубы. Казалось, что искусственные крылья и плоть срослись в единое целое и сотворили ангела, чьё размалёванное лицо и окрашенные хной ладони были известны лишь тем, кто окружал сейчас калифа, — тем, кто в своём искалеченном естестве и сам был ближе всего к ангелам.
Леонардо последовал за калифом и его приближёнными, которые бросились бежать по валу, чтобы не упускать из виду Миткаля — но мальчик скользил прочь от замка, летел над горами и полями, далеко за линию укреплений, словно вознамерясь долететь до самого солнца; и Леонардо, зачарованный его полётом, видел, как солдаты в священном страхе падали ниц на землю и творили молитвы. В окрестностях замка стояло лагерем не меньше двадцати тысяч человек, и все они, до последнего солдата, превратились в трепещущих от испуга детей. Казалось, мальчику доставляет особое удовольствие кружить над их головами, выкрикивая фразы из Корана.
Так мамлюки узрели чудо.
Небеса разверзлись над ними и дали им знак, как некогда евреям на горе Синай[121].
Но это было ещё не всё, и сюрприз ожидал даже калифа — Миткаль, пролетев над границей лагеря, обозначенной чередой острых камней, швырнул вниз один-единственный хрупкий снаряд, и тот, ударившись о землю, взорвался, поджёг траву и кустарник, брызнул во все стороны шрапнелью. Солдаты бросились наутёк, кони на привязи бешено забились в страхе, а калиф выругался.
— Не тревожься, повелитель, — сказал Хилал, — кажется, никто не пострадал.
— Вы знали, что он задумал? — гневно спросил калиф.
Эмиры дружно качали головами и клялись, что ничего не знали. Наконец Хилал признался:
— Я должен покаяться, о Правитель Миров, — я знал.
Миткаль летел к замку, красуясь; однако он недооценил капризность ветров и вдруг начал падать камнем в ущелье на южной стороне укреплений. Он перемещал центр тяжести и отчаянно работал бёдрами, пытаясь выправиться; но Бог, как видно, не оставил его: налетевший воздушный поток подхватил мальчика, точно песчаный смерч, и он взмыл в небеса на крыльях тёплого воздуха.
Став осторожнее, он направился к более безопасным местам, на запад.
— Пошли людей встретить его там, где приземлится, и тотчас доставить ко мне, — велел Хилалу Кайит Бей. — Прикрой их пушечным огнём, если понадобится. — Он поглядел на солдат, скопившихся на поле, точно муравьи, и пробормотал: — Они разорвут мальчишку в клочья.
Хилал и с ним несколько эмиров исчезли в проёме лестницы. Куан остался с калифом, который, держась поодаль от эмиров, прошёл по валу к западной стороне замка. Там он начал кричать своим солдатам. Наконец один молоденький солдат услыхал его, и скоро уже тысячи глаз со страхом и священным трепетом смотрели на своего калифа, ожидая, когда он заговорит.
— Если ангел спустится, когда пожелает спуститься, отвернитесь от него, иначе умрёте! — прокричал Кайит Бей. Он помолчал, ожидая, пока солдаты внизу повторят друг другу его приказ — и он вернее дойдёт до всех. — Постройтесь... вон там! — И он указал на поле с другой стороны замка.
Поднялись шум, топот, сумятица; затем эмиры мамлюков — не элитные кастраты, а боевые командиры — приняли на себя исполнение приказа и погнали солдат к дальнему полю. Шлюх тоже прогнали подальше от опасного места.
Леонардо, Куан и калиф наблюдали, как люди Хилала встретили приземлившегося мальчика, быстро сняли с него упряжь и крылья и повели к тайному входу в замок.
— Я спущусь и поговорю с солдатами, — сказал Кайит Бей. — Подобно Моисею. В конце концов, они только что видели чудо. — Он повернулся к Куану. — Однако я задел тебя тем, что использовал машину маэстро.
— Повелитель, я...
Однако калиф не дал ему договорить.
— Хотя Хилал и старался произвести впечатление этим метанием снарядов с высоты в мою армию, я всё же склонен высоко ценить твоё творение. Твои летающие машины могут унести больше смертоносных снарядов и сбросить их на головы врага.
Леонардо хотел было сказать калифу, что, если крылья планера утяжелить, он сможет поднять больший груз; однако предпочёл прикусить язык.
— Но моими шарами трудно управлять, повелитель, — сказал Куан. — Они отданы на милость ветра, чего не скажешь об изобретении Леонардо.
— Зороастро, — поправил Леонардо.
— А, — сказал Кайит Бей, — так ты отдаёшь должное предателю. Приятно видеть, что ты почитаешь мертвецов.
Леонардо пропустил мимо ушей реплику калифа.
— Машины Куана можно привязать к земле, и тогда с высоты мы сможем следить за передвижениями войск Великого Турка. Тогда не будет иметь значения, трудно ли ими управлять.
— Хорошая мысль, — сказал калиф.
— Эта мысль не моя, повелитель. Похвалу заслужил Куан.
Китаец пронзительно глянул на Леонардо, которому эта идея, разумеется, и принадлежала на самом деле — но покорно принял похвалы калифа.
— Итак, маэстро, — сказал калиф, беря Леонардо за плечо, — любишь ты меня или ненавидишь за то, что я отнял жизнь у твоего друга и предателя?
Леонардо ничего не сказал, но в воздухе повисло ощутимое напряжение.
— Так любишь или ненавидишь? — настойчиво повторил калиф.
— И то и другое, — сказал Леонардо после мгновенной паузы, и калиф, похоже, остался доволен, потому что не убрал своей руки.