**************************
5/18 сентября 1380 года окрестности реки Вёрде, и 8/21 сентября 1380 года - устье реки Непрядва
Осень выдалась странная: солнце еще светило ласково и щедро, а деревья уже вышили обильные красно-желтые узоры на своих кронах, словно нарядившись к прощальному празднику.
По узкой, едва заметной в траве тропинке, шел человек. Был он лет тридцати с небольшим, роста чуть выше среднего, русоволос и крепок. И осанка, и манера держатся выдавали в нем принадлежность к воинскому сословью, рода явно непростого. Странно было, что одежда на страннике не вязалась ни с его статью, ни повадками... Длинное, по щиколотку, одеяние из грубой, выбеленной солнцем ткани, с широкими рукавами и капюшоном, подошло бы скорее, монаху. А вот тяжелый, почти двухметровый посох из яблоневого ствола, больше напоминал дубинку, венчающуюся увесистым поручнем. За плечами виднелся, привязанный к могучей спине походный мешок. Впрочем, гадать на его счет было делом неблагодарным: время на Руси стояло лихое и нескончаемый поток бед давно размыл все привычные уклады. Не то что ремесленника от купца – своего от чужого не отличишь... Редкие прохожие, встречавшиеся на его долгом пути, предпочитали не гадать, а аккуратно обходить путника стороной. Он не обращал на них внимания – шел и шел, чуть пришаркивая по тропе крепко сплетенными лаптями... Тропа стала подниматься в гору, густо заросшую лесом. Странник остановился, заметив одинокую фигуру в монашеском одеянии, стоящую под ветвями кряжистого, узловатого дуба. Необычностью он не уступал приближающемуся к нему путнику, но необычность эта была иного рода. Высокий, худой, седобородый (кроме бороды и разглядеть ничего было нельзя – лицо закрывал монашеский куколь), старик стоял, чуть склонив голову и неторопливо перебирал диковинные четки из желтого, словно солнечного, камня. Если б не эти четки, его вообще можно было не заметить – так неподвижно и беззвучно стоял он, почти сливаясь темным облачением с коричневой корой дуба... И если в пришедшем чувствовались живая энергия и сила, хоть и тщательно контролируемые, но вполне очевидные, то во всем облике монаха сквозило такое умиротворение, что, казалось, он был естественной частицей и этой дубравы, и этой горы, и облаков… Пришедший остановился в нескольких шагах, поклонился и замер, не мешая молитве. Старик спрятал в широкий рукав четки и спросил глухим, давно отвыкшим от слов голосом:
- Что ты хочешь и чего ищешь, чадо?
-Господь посреди нас, - поздоровался пришедший.
-И ныне и вовеки.
-Мое имя Александр, я инок небольшого монастыря, что в Радонежском Бору, недалеко от Москвы. Ищу часовню в этих краях, что освещена святому Дмитрию Солунскому. И того инока, что живет возле нее… Преподобный Сергий, игумен нашего монастыря меня к нему послал… Имени его только не сказал…
- Знаю, кого тебе надо… Ступай за мной.
Александр поклонился, благодаря, и направился за монахом, почтительно отставая на шаг.
-Какой у тебя посох необычный, брат, - не оборачиваясь сказал монах. – Таким и медведя зашибешь, не только разбойника.
На лице Александра промелькнуло что-то вроде тени стыда или досады.
-Настоятель приказал… благословил, - еще более негодуя на себя за «военную» оговорку, неловко пояснил он. – Я давно зарёкся оружие в руки брать… Будь то нож или палка…
-Именно зарекся?
-Ну… для себя решил, - видно было, что тема эта для Александра неприятна и отвечает он лишь из вежливости, явно пересиливая себя.
-И что же ты за послушание в обители нес, если инструментом не пользовался?
-За яблоневым садом ухаживал. Там все голыми руками наловчился делать. А настоятель распорядился одну яблоньку… в этот посох переделать.
-Хм, - в голосе монаха проскользнуло что-то вроде смешинки, что было совсем уж необычно – дико было даже представить себе этого отшельника улыбающимся. – Стало быть, изменил твой игумен ее предназначение? Была яблонька а стало… Впрочем, в мире вообще предопределенности нет – на все воля Божия… Человек по одному видит, думает и предполагает, а у Господа планы иные… Стало быть, взял отец Сергий яблоньку, и… А ты как это понял?
-Я – монах, - сказал Александр. - мне оружия не надо…
-Только потому что монах? А что такое – монах?
-Посвятивший себя Богу всецело, без остатка, - твердо сказал Александр. – Мир на жажду царства небесного сменивший.
-Небо нельзя купить ни богатствами, ни даже самой праведней жизнью, - вздохнул старец. – Все одно обмен неравнозначный будет, проживи ты хоть сто лет безвинно, как ангел. Вечность с богом за крохотные сто лет земной жизни?
- Но ведь это все, что может дать человек. Для Бога это – миг, а для человека – все что имеет, без остатка… И по милости Божей…
-Это так, - согласился монах. – А почему оружие для тебя так болезненно?
- Простите, забыл спросить, как ваше святое имя?
- Нарекли Дмитрием. Говори, что наболело, брат. С самого больного и начинай. Сначала надо лечить самую опасную рану.
- Когда-то… в другой жизни, я был боярином из знатного рода. Меня готовили к жизни ратной и я… я не разочаровывал своих учителей… Были сражения… Поражения и победы… снова поражения… Вы ведаете, что творится на Руси… И этот мир стал мне немил своей жестокостью… Я знаю, что молод, но я повидал много нехорошего… И сам был… хорошим бойцом… И я ушел из этого мира в другую жизнь, мне дали иное имя… А потом князь московский решился на противостояние с Ордой. Митрополит был в Константинополе, у Патриарха, и Дмитрий Иванович приехал за благословением к нашему игумену, прося дать ему хотя бы двух людей из «войска Сергия», для укрепления духа воинства… Настоятель благословил Ослябю и меня. Ослябю – это понятно, он из рода давно уже охраняющего митрополитов и духовенство в их опасных странствиях... Брат Родиона – Андрей, даже сейчас с митрополитом Дионисием в Константинополе... А я-то кто? Для мира я умер… Настоятель перед отправкой постриг меня в великую схиму и дал имя – Александр… Но все три святителя, чьи имена я носил не могут просветить мой темный ум… Оружие я брать не могу – я же монах… Мои молитвы… Что мои молитвы?! В обители есть такие молитвенники, по сравнению с которыми я – ничто… Значит… Отец Сергий просто отослал меня? Значит, я – плохой монах и ему просто не нужен? Я ведь умер для мира… И вновь отправлен в мир… Видать плохой я монах, - повторил он с тоской.
-Плохой, - охотно согласился с ним старец. – Один раз не по твоему вышло, и ты уже отчаялся. Ты хотел в монастыре, подальше от людей грехи замаливать да Богу молитвы возносить, а тут начальник, тебя, мудрого, не спросив, на послушание отправил… И сразу мир плохим стал, слюни-сопли до земли… А настоящий монах должен быть готов в любое время, в любом месте, хоть в печи огненной, хоть на поле брани, хоть посреди бурлящего океана – Верить и волю Его исполнять! Ты еще даже не представляешь, какими интересными дорогами ведет нас Бог…
-Пути Господни неисповедимы…
- Для большинства, - уточнил монах. – А верным Ему Бог обещает: «Откройте мне сердца ваши, и глаза ваши будут наблюдать пути Мои» … Дай-ка я тебя еще спрошу… Уж прости старика: давно людей не видел, по живым словам соскучился… Вот когда ты был боярским сыном и копьем, как своими пальцами владел, что бы ты сделал, как увидел, что татары твой дом разоряют? Жгут, убивают?
-Ведомо что: порубил бы нечисть.
-А сейчас?
- Попробовал бы увещевать, но… скорее всего погиб бы, во славу Божию… И с молитвой…
- «Во славу Божию»? - вздохнул старик. – Да еще и с молитвой… Ошибаешься ты в отношении себя, брат. Хороший ты монах. А вот как человек… Как можно назвать того, кто имел возможность помочь, и не помог? Кому даны таланты хранить и защищать, а он попускает убийство близких, лишь бы спокойно спать по ночам? Убьешь – будешь мучатся. Ночами не спать. В ночи выть, аки волк замерзающий… Может пить будешь. Может с ума сойдешь… Не знаю… Но если не встанешь на пути врагов, целый народ желающий из мира Божьего стереть… то тогда КАК жить будешь?
-Но я…
-Монах, а не священник. Вот и не бери на себя больше, чем дано. Это священник приносит Богу жертвы и потому руки его должны быть чисты. А ты – христианин живущий особой жизнью и этой жизнью свое желание в стороне отсидится не оправдывай.
-Но как же «не убий»? «Вложи меч в ножны»?
- Потому что смерть – это не нормально. В Божественном замысле нет места ни смерти, ни болезни, ни разрушению. Это все наша «заслуга». Но пока не настало Лето Господне, и на земле есть зло, нужны такие как ты: умеющие отличать добро от зла и защищать первое от второго… Ты сейчас идешь к часовне Дмитрий Солунского. Что ты ведаешь о нем?
- Был большим начальником в Солуни… Вроде наших князей… Христианин с детства. Проповедовал, защищал единоверцев. За это был убит. Про то ж каждый знает: Дмитрий Солунский и Георгий Победоносец – покровители воинов.
- И все? Та история куда поучительнее. Когда разгневанный император прибыл в город и велел заключить Дмитрия Солунского в темницу, он решил еще наказать и унизить христиан в городе. Был у него невероятно сильный и умелый воин, германец по имени Лий. Император приказал устроить гладиаторские бои, силой принуждая христиан биться с непобедимым воителем. Побежденных сбрасывали с помоста на копья. И никто ничего не мог сделать… И тогда пришел в темницу к Дмитрию молодой христианский воин по имени Нестор, прося у Дмитрия благословения на поединок с германцем. И Дмитрий дал это благословение. Потому что если Лия никто бы не остановил, он убивал бы одного христианина за другим, внося в души людей страх и смятение. На утро, в схватке, Нестор сбросил Лия на копья с помоста. Разгневанный император приказал убить Нестора, Дмитрия и уехал из города, раздосадованный потерей редкого бойца.