ак тот по утрам и вечерам читает свой заговор. "Других павлинов здесь не водится. Стало быть, он живёт тут в целомудрии. Потому и не попадается, что целомудрен и читает свой заговор", – догадался охотник. Он ушёл в населённые края и поймал там паву. Научил он её, чтобы она кричала, если щелкнуть пальцами, и плясала, если хлопнуть в ладоши. С нею вернулся он в горы. Рано утром, пока бодхисаттва не успел ещё прочесть свой заговор, охотник расставил силок и щёлкнул пальцами. Пава сразу закричала. Павлин услыхал её крик, и страсть, дремавшая в нём семьсот лет, тут же подняла голову и раздулась, как кобра, которую ударили палкой. От страсти павлин позабыл всё на свете, не то что свой заговор. Стремглав слетел он вниз к паве и тут же угодил ногой в петлю. Семьсот лет его ждал силок, и всё напрасно – и вот наконец он попался, и петля затянулась на павлиньей ноге. Глядя на то, как павлин повис на конце ветви (силок ведь был привязан к ветви), охотник додумал: "Шесть охотников безуспешно пытались поймать этого царственного павлина, я сам ровно семь лет ничего не мог с ним поделать, а вот теперь он, услыхав голос павы, обезумел от страсти, забыл про свой заговор, прилетел к ней и попался – висит теперь вниз головою. И зачем только я покусился на это благородное создание! Нет, дарить его нельзя никому. Обойдусь я и без царских щедрот, отпущу его на волю! Да только как это сделать? Птица большая и сильная. Если подойти к павлину в открытую, он ведь решит, что я иду его убивать. Он начнёт биться и в смертельном страхе может сломать себе ногу или крыло. Сделаю-ка я, пожалуй, иначе: пущу из укрытия стрелу с бритвенным наконечником и перережу силок. Тогда павлин сам улетит, куда ему хочется". Спрятавшись за куст, охотник наложил на лук стрелу с бритвенным наконечником, натянул тетиву и прицелился. А павлин тем часом озирался по сторонам, пытаясь увидеть охотника. "Этот охотник-хитрец пробудил во мне страсть и поймал меня в свой силок, так что теперь времени терять даром он не станет, – думал павлин. – Где же он?" Тут он и заметил охотника, который целился в него из укрытия, и решил, что тот его хочет убить. В смертном страхе взмолился павлин о пощаде:
"Заработать на мне хочешь?
Я живьём дороже стою!
Отнеси меня в столицу –
Царь тебе заплатит щедро".
Слыша такие речи, охотник подумал: "Царственный павлин, видно, боится, как бы я этой бритвенной стрелой его не пронзил. Надо его успокоить". И он отвечал:
"Я убивать тебя не стану,
Не для того за лук я взялся.
Силок хочу стрелой разрезать, –
Лети на волю, царь павлиний!"
Павлин удивился:
"Семь лет ты день и ночь следил за мной,
Изрядно мучимый и голодом, и жаждой.
Зачем же ты мне волю возвращаешь
Теперь, когда я наконец попался?
Быть может, ты зарёкся убивать
И стал защитником всего живого?
К чему меня на волю отпускать,
Когда я в петлю наконец попался?"
Охотник спросил:
"Представь, что я взаправду дал зарок
И стал защитником всего живого.
Ответь мне на вопрос, павлиний царь:
Что это мне хорошего сулит?"
Павлин объяснил:
"Когда бы ты взаправду дал зарок
И стал защитником всего живого,
Ты б заслужил при жизни похвалу,
А после смерти – возрожденье богом".
Охотник возразил:
"Иные говорят, что нет богов,
Стремиться надо к счастью в этой жизни.
Они считают, что плоды деяний,
А равно приношение даров –
Всё это выдумки для легковерных.
Я тоже разделяю это мненье,
Поэтому пернатых убиваю".
Услышав такие речи, Великий счёл за благо объяснить охотнику, что существует не только этот свет, и он, вися вниз головой в петле, стал говорить:
"Луну и солнце может видеть каждый,
Они сияньем озаряют небо.
В каком же они мире: в том иль в этом?
И как среди людей их именуют?"
Охотник сказал:
"Луну и солнце может видеть каждый,
Они сияньем озаряют небо.
Находятся они не в этом мире,
И люди их богами именуют".
Великий тут же возразил:
"Выходит, опровергнуто ученье
Тех, кто считает, что плоды деяний,
А равно приношение даров –
Всё это выдумки для легковерных!"
Охотник поразмыслил и признал, что прав Великий:
"И в самом деле, это мненье ложно!
Плоды греховных и благих деяний,
А равно приношение даров –
И впрямь не выдумка для легковерных!
Увы, что делать мне, как поступить,
Какому покаянию предаться,
Чтоб ада после смерти избежать?
Ответь мне на вопрос, о царь павлинов!"
"Если я сам стану ему отвечать, – подумал Великий, как бы ему не представилось, будто ни у кого из людей нет на это ответа. Пожалуй, правильнее будет сказать ему, что довольно на свете добродетельных, преданных дхарме шраманов и брахманов, у них-то и надобно спрашивать". И он произнёс:
"По свету бродит шраманов немало.
Они одеты в рубище, бездомны,
Лишь поутру за милостыней ходят,
Уединяются после полудня.
Приблизься к ним, как принято, с почтеньем,
И расспроси, что самому не ясно.
От них получишь ты ответ понятный,
В чём смысл и здешней, и загробной жизни".
А сказавши это, Великий напомнил охотнику об адских муках. Охотник же был человеком, близким уже к совершенству и готовым обрести пробуждение-для-себя. Его почти зрелое знание напоминало тот лотос, что вот-вот раскроется, стоит лишь упасть на него первому солнечному лучу. Внимая речам павлина о дхарме, он, не сходя с места, узрел в себе ещё не изжитые склонности к продолжению бытия, понял ясно, что все они – тягостны, бренны и лишены сути, и достиг того знания, коим даётся пробуждение-для-себя. Всё произошло в единый миг – и обретение охотником пробуждения, и освобождение павлина из силка. И вот пробуждённый охотник, уничтожив все свои страсти без изъятья, торжествующе возгласил – ведь был он уже на краю бытия:
"Змея расстаётся со старой кожей,
С деревьев слетают жёлтые листья –
Так я расстался с охотничьей жизнью,
Отныне я более не охотник".
Но, издав сей ликующий возглас, он подумал: "Вот я и свободен от всех страстей и привязанностей! Что же мне делать теперь с теми птицами, которые остались в плену в моём доме? Как мне и их освободить?" И он спросил Великого: "Скажи, павлиний царь, как мне теперь освободить всех пленённых мною птиц, что сидят у меня дома?" А надобно знать, что бодхисаттва, которому суждено стать всеведущим Пробуждённым, лучше разбирается в средствах достижения цели, чем пробуждённый-для-себя, потому он смог ответить: "Раз ты уже сокрушил все свои страсти и достиг пробуждения-для-себя, ты можешь поклясться им – произнести заклятие правдой, – поверь, в тот же миг на всей Джамбудвипе не останется ни одного создания в плену и в оковах". И бывший охотник, как советовал ему бодхисаттва, произнёс такое заклятие:
"Пленённым мною многим сотням
Пернатых, запертых в неволе,
Жизнь и свободу я дарую.
Пусть улетают невозбранно".
Тотчас же силою его искреннего пожелания все птицы освободились из плена и, радостно щебеча, полетели по домам. В тот миг по всей Джамбудвипе ни в одном доме не осталось и кошки на привязи – все существа разом получили свободу. А пробуждённый-для-себя провёл рукою по волосам, и облик его изменился: внезапно он стал подобен тхере, что уже лет шестьдесят как пребывает в монашестве. Тот скудный скарб, что бывает потребен отшельнику, оказался при нём. "Благодарю тебя, великий мой благодетель!" – сказал он царю павлинов, склонился пред ним со сложенными руками, обошёл его с почтением и, воспарив над землёю, отправился по воздуху к подножию горы Нандамулаки. А павлиний царь вспорхнул с ветви, к которой был привязан силок, и улетел пастись на луг.
"Бродил с силком в лесу охотник,
Поймать хотел царя павлинов.
Когда поймал царя павлинов,
Свободен стал, как я свободен", –
так заключил Учитель это наставление в Дхарме. Затем он изъяснил арийские положения и отождествил перерождения: "Царём павлинов был тогда я сам". Услышав изъяснение, тосковавший монах стал святым[51].
\
Примечания.
1 – Карникара – дерево Pterospermum acerifolium, напоминающее клён.
2 – "Джатака о золотом павлине" легко толкуется в терминах юнговской аналитической психологии как изображение процесса индивидуации. Золотой павлин символизирует самость индивида. Связь с ним первично устанавливается анимой (супруга царя Варанаси), то есть женским бессознательным началом в мужской психике. Для того чтобы человеческое сознательное "Я" "завладело" самостью, оказывается необходимым сочетание разумного расчёта (охотничьи приёмы) и использования непосредственных природных побуждений (пава). Изловив павлина, то есть обретя прочную связь с самостью, далее следует предоставить самому себе полную свободу, ибо этого требует состояние психической зрелости. Когда "Я" отождествляется с самостью, индивид достигает пробуждения-для-себя. Самость же позволяет немедленно высвободить из внутрипсихического заточения все творческие и деятельностные потенции человека (пленённых охотником птиц).
Джатака о кабане секаче
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Pakinnaka-Nipata. 492 Tacchasukara-Jataka.
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
Словами "Я долго в поисках бродил..." Учитель – он жил в ту пору в роще Джеты – начал повествование о двух престарелых тхерах.
Рассказывают, что когда царь Великой Кошалы выдавал дочь свою за Бимбисару, то в уплату за её очистительное омовение отдал Бимбисаре деревню Каси.
Царь же Прасенаджит, после того как Аджаташатру убил своего родителя, совершил набег на ту деревню. Но в сражениях между царями за деревню сперва верх брал Аджаташатру.
Терпя поражение, царь кошальский стал спрашивать своих советников: "Как бы нам захватить Аджаташатру?"
И советники отвечали: "О великий государь! Монахи ведь искусны в ведовстве! Надобно заслать в монастырь лазутчиков, пусть выведают, что думают на сей счёт монахи!"