"Откуда идёшь ты, одетый в лохмотья,
Оборванный, грязный, как призрак с помойки,
И шею себе обмотал старой тряпкой!
Что нужно тебе в этом доме, негодный?"
Выслушав его, Матанга кротко ответил:
"Я знаю, что в доме твоём, достославный,
Всегда утолить можно голод и жажду.
Ты видишь – живу я чужим доброхотством.
Хоть я и чандал, накорми меня, брахман!"
Но Мандавья сказал:
"Лишь брахманов я во дворце угощаю
И верю, что это в грядущем зачтётся.
А ты вон ступай поскорее отсюда,
Дурных попрошаек кормить я не стану!"
Великий заметил:
"Кто хочет, чтоб рис уродился богато,
Тот сеет везде – на холмах, и в низине,
И возле реки, в заболоченном месте.
Одаривай всех и поверь: в этом благо.
Средь разных хоть кто-то да будет достоин,
А значит, и дар твой не будет напрасен".
Тогда Мандавья сказал так:
"Я знаю прекрасно, где лучшее поле,
И дар мой сторицей ко мне возвратится.
Дарить надо брахманам – знатным, учёным.
По мне – это поле надёжнее прочих!"
Великий произнёс:
"Заносчивость, алчность, брахманское чванство,
Враждебность, тщеславие и заблужденье –
Все эти пороки достоинства губят,
Кто склонен к ним, тот недостоин дарений.
Но те, кто к порокам таким не привержен, –
Надёжны, достойны любых подношений".
Видя, что у Великого на всё находится ответ, Мандавья рассердился: "Как он смеет здесь рассуждать? Куда это мои привратники подевались? Этого чандала давно пора выгнать!" И он закричал: "Где мои слуги – Упаджотия, Упадджхая, Бхандакуччхи?" Те быстро прибежали на зов, поклонились и спросили: "Чего прикажешь, хозяин?" – "Как же вы пропустили этого наглого чандала?" – "Не видали мы его, хозяин. Знать не знаем, откуда он взялся. Наверное, он волшебник или колдун". – "Так теперь хоть не стойте сложа руки!" – "Что же нам делать?" – "Оплеух ему надавайте! Палками его, палками! Кожу ему со спины сдерите! Всыпьте ему по первое число да и вытолкайте вон. Чтобы духу его здесь не было!" Но Великий, пока они к нему бежали, взмыл в воздух и промолвил:
"Ногтями камень колупает,
Железный брус зубами гложет,
Огонь заглатывает сдуру тот,
Кто провидца оскорбляет!"
И на глазах у брахманов бодхисаттва взлетел в поднебесье и направился к востоку. На какой-то улице он опустился на землю и пожелал, чтобы следы от его ног остались на ней, а потом невдалеке от восточных ворот походил по домам за подаянием, собрал всего понемножку и сел где-то под навесом поесть. Но духи города не могли стерпеть, что Мандавья дерзко говорил с их господином, подвижником, и собрались ко дворцу. Набольший ухватил Мандавью за голову и вывернул её назад, а прочие духи похватали брахманов и тоже завернули им головы. Они не стали никого убивать до смерти, ибо Мандавья был сыном бодхисаттвы, а просто решили их всех помучить. И вот с лицом, повёрнутым к спине, с руками и ногами, сведёнными в судороге, с глазами, закатившимися, словно у покойника, Мандавья весь закоченел. Брахманы же катались с боку на бок на полу и истекали слюной. Прибежали к Диттхамангалике: "Госпожа, там с твоим сыном ужас что творится!" Она поспешила к сыну, увидела, что с ним сталось, и запричитала: "Да что же это!
Голова повёрнута назад,
Руки напряжённые простёрты,
Очи закатились, как у трупа, –
Кто же мог такое с сыном сделать?"
Стоявшие рядом люди сказали ей:
"Пришёл сюда нищий, одетый в лохмотья,
Оборванный, грязный, как призрак с помойки.
Он шею себе обмотал старой тряпкой –
Вот кто с твоим сыном такое содеял!"
"Никому, кроме мудрого Матанги, не под силу было это сделать, – подумала тогда Диттхамангалика. – Но этот человек велик духом и исполнен доброжелательности. Он не мог уйти насовсем, оставив лежать в муках столько людей! В какой же стороне искать его?" И она спросила:
"Скажите мне, юноши, если вы знаете:
В каком направлении он удалился?
Попросим прощенья, искупим проступок.
Быть может, спасение вымолим сыну!"
Юноши-брахманы, бывшие рядом, ответили:
"Сей великомудрый взлетел в поднебесье,
Сияя, как Чандра[55] безоблачной ночью.
Мы видели: он удалился к востоку.
Он верен обетам и праведен, видно".
И Диттхамангалика решила отправиться на поиски мужа. Следом за нею пошла толпа рабынь; она велела прихватить им с собою золотой кувшин и золотую чашу. Дойдя до того места, где по твёрдому желанию бодхисаттвы следы его ног сохранились, она нашла его по следам, подошла и поклонилась. В это время бодхисаттва сидел на скамье и ел. Взглянув на Диттхамангалику, он отставил чашу в сторону, хотя в ней оставалось ещё немного рисового киселя. Диттхамангалика полила ему на руки воды из золотого кувшина. Он помылся, прополоскал рот. Тогда она спросила его: "Кто же изувечил так моего сына?" Великий ответил:
"Я думаю, это могучие духи:
Они по пятам за провидцами ходят.
Увидели духи, что сын твой озлился,
За это и шею ему завернули".
Диттхамангалика сказала:
"Пусть духи такое содеяли с сыном:
Ты сам на него не гневись, о подвижник!
Матанга, к стопам я твоим припадаю,
Ведь, кроме тебя, кто ещё мне поможет!"
Матанга объяснил ей:
"Теперь, да и раньше, терпя оскорбленья,
Не чувствовал я ни малейшей обиды.
А ведами сын твой напрасно кичится –
Он, выучив веды, ума не набрался".
Диттхамангалика воскликнула:
"Затменье нашло на него ненадолго,
На первый-то раз пощади, о могучий,
Ведь мудрые люди не склонны сердиться!"
Так вымаливала она прощение для сына. "Ну что же, – сказал Великий. – Я дам тебе целебное снадобье. Оно прогонит духов.
Вот объедки лежат в моей чашке –
Пусть их съест худоумный Мандавья!
Духи тотчас отступят смиренно,
И твой сын снова станет здоровым".
"Дай же мне это целебное снадобье!" – и Диттхамангалика протянула ему золотую чашу. Матанга слил в неё остатки своего рисового киселя и сказал: "Половину влей в рот твоему сыну, а остальное разбавь водой в большом горшке и дай по капельке брахманам – у них всё как рукой снимет". И он улетел в Гималаи. А Диттхамангалика с золотою чашей на голове пришла во дворец и объявила: "Я добыла целебное снадобье!" Ложку киселя она влила сыну в рот, и дух сбежал. А юноша встал, отряхнулся и спросил: "Что со мной было, матушка?" – "Ты, сынок, поплатился за то, что сам наделал. Иди-ка посмотри, каковы теперь твои высокочтимые брахманы!" Взглянул Мандавья, и ему стало противно. "Глуп ты, сынок Мандавья! – сказала ему мать. – Не понимаешь ты, кому надобно дары приносить, чтобы был от них плод. Достойные люди совсем не таковы, как эти брахманы, они вроде мудрого Матанги! Не приноси отныне даров этим брахманам, лишённым добродетели, одаривай лучше праведных людей!
Мандавья, ты глуп, ты умом ограничен.
Того, кто достоин даров, ты не видишь,
А кормишь людей, что в пороках погрязли.
Не важно, что волосы спутаны в космы
И что всё лицо заросло бородою,
Одёжа из шкур или просто лохмотья –
По внешности ты об уме не узнаешь.
Ведь тот, кто избавился от заблужденья,
От страсти и гнева, не тянется к миру.
Кто святость обрёл – тот даров и достоин!
Сынок! Дары приносить надо тем, кто обрёл пять сверхзнаний, научился погружаться в любое созерцание, а это – пробуждённые-для-себя и праведные шраманы и брахманы. А теперь пойдём напоим твоих любимцев целебным снадобьем, чтобы они поправились". Диттхамангалика слила остаток киселя в большой горшок, разбавила его водою и велела дать каждому из шестнадцати тысяч брахманов по капельке. Все они один за другим стали вставать и отряхиваться. Но прочие брахманы Варанаси, узнав, что те брали в рот опивки после чандала, изгнали их из касты. В унижении брахманы покинули город и переселились в царство медхьев, ко двору тамошнего царя. Мандавья же с ними не пошёл.
В ту пору в городе Ветравати, что стоял на берегу реки с таким же названием, жил некий брахман-подвижник по имени Джатимантра, отличавшийся непомерной брахманской спесью. Великий задумал проучить его за чванство и, перебравшись на берег Ветравати, обосновался невдалеке от Джатимантры, выше по течению. Однажды утром он выбросил в воду использованную палочку для чистки зубов и твёрдо пожелал, чтобы она запуталась в отшельнической косице Джатимантры. Так и вышло: когда брахман зашёл в реку попить воды, палочку принесло к его волосам. Заметил он её и отскочил: "Сгинь, нечисть!" – а потом направился вверх по течению: "Пойду узнаю, откуда взялась эта злосчастная палочка". Встретив Великого, брахман спросил его: "Ты кто по рождению?" – "Чандал". – "Это ты выбросил в реку зубную палочку?" – "Я". – "Пропади ты пропадом, чандал презренный! Ступай прочь отсюда, иди жить вниз по течению". Матанга переселился пониже, но выброшенные им зубные палочки плыли против течения, вверх по реке, и их по-прежнему прибивало к волосам брахмана. "Да пропади ты пропадом! – проклял брахман Матангу. – Если за неделю не уберёшься отсюда, голова твоя на семь кусков расколется!" – "Если я дам волю гневу, – подумал Матанга, – я свой обет нарушу. Придётся пойти на хитрость, чтобы сломить его гордыню". И он в ночь на седьмой день остановил солнце. Солнце не всходило, и народ в тревоге пришёл к Джатимантре: "Не ты ли это, почтенный, солнцу взойти не даёшь?" – "Нет, я тут ни при чём. Дальше у реки некий чандал живёт; верно, это он натворил". Люди пошли к Великому и спросили: "Не ты ли это, почтенный, солнцу взойти препятствуешь?" – "Я, любезные". – "А зачем?" – "Здешний брахман-подвижник меня ни за что ни про что проклял. Пока он не придёт ко мне просить прощения, не поклонится мне в ноги, я солнце не отпущу". Тогда люди силой приволокли брахмана к Великому и бросили ему в ноги: "Винись!" – а потом попросили Великого отпустить солнце. "Пока ещё нельзя, – отвечал Великий. – Если я отпущу солнце, голова у брахмана расколется на семь кусков". – "Как же нам быть теперь?" – "Принесите-ка мне ком глины". Те принесли. "Положите его на голову брахману, а его самого посадите по шею в реку". Люди так и сделали, а Великий отпустил солнце. Стоило солнечному лучу коснуться кома глины, как тот раскололся на семь кусков, а брахман с головой погрузился в воду. Так Великий его и укротил. Потом он вспомнил о шестнадцати тысячах брахманов: "Где-то они теперь?" Увидев, что они переселились к царю медхьев, он задумал проучить и их, перенёсся по воздуху к их городу и пошёл по улицам собирать милостыню. Брахманы его немедленно узнали и подумали: "Проживи он здесь день-два, так ведь все от нас отвернутся!" И они прибежали к царю с ябедой: "Государь, прилетел злой колдун! Вели его поймать". Царь дал распоряжение слугам. Великий же тем часом набрал в чашку всякой еды понемножку и сел поесть на скамейке у забора. Пока он спокойно ел, не подозревая об опасности, отыскавшие его царские стражники подкрались и зарубили его мечом. Ведь в этой жизни бодхисаттва был склонен усмирять следовавших ложной вере, потому-то, из-за такой связи с ложным учением, он и нашёл свой конец. Возродился он на небесах Брахмы. А духи, разгневавшись, наслали на царство медхьев дождь из горячего пепла, и всё сгинуло бесследно.