Великомудрого Матангу
Предательски убили медхьи.
За это царство их погибло,
Ни человека не осталось".
Закончив это поучение в дхарме, Учитель повторил: "Не только теперь, но и прежде Удаяна докучал подвижникам". И он отождествил перерождения: "Удаяна был тогда Мандавьей, а мудрым Матангой – я сам".
Джатака о царе Шиби
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Visati-Nipata. 499 Sivi-Jataka.
Перевод с пали: В. Эрман, А.В. Парибок, 2002 г. выполнен по изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указан и порядковый номер джатаки.
"Я слеп и стар…" – это сказал Учитель, пребывая в роще Джеты, по поводу беспримерной щедрости в даянии. Однажды царь Кошалы принёс общине очень богатый дар, а затем пригласил Учителя на трапезу и ожидал его наставлений, но Учитель ушёл молча. На другой день царь после завтрака пришёл в обитель и спросил: "Почему вы, почтенный, не дали наставлений?" – "Среди собравшихся был нечистый человек", – ответил Учитель и произнёс наставление о щедрости – прочёл строфу, начинающуюся словами: "Скупцам на небеса попасть не суждено". Царь был рад, преподнёс Татхагате верхнюю одежду из царства Шиби, стоившую тысячу монет, и вернулся в город. На следующий день в зале для слушания дхармы завязался разговор: "Почтенные, царь Кошалы принёс дар беспримерной щедрости, но и тем не удовольствовался. Когда Десятисильный дал ему наставление, он подарил ему ещё одежду из шибийского царства, которая стоит тысячу монет. Этот царь поистине неистощимо щедр!" Учитель пришёл и спросил: "О чём вы сейчас беседуете, монахи?" Монахи объяснили. "Дарить вещи – это хорошо, монахи. Но в древности бывало, что мудрый человек простирал свою щедрость на всю Джамбудвипу, приносил ежедневно даров на шестьсот тысяч каршапан и всё же не был доволен тем, что дарит только вещи. "Пусть каждый получит, что ему мило" – вот какому правилу он следовал и однажды отдал просителю свои глаза", – сказал Учитель и поведал о прошлом.
"Некогда в царстве Шиби, в городе Ариштапуре, правил царь, и Учитель родился его сыном. Возмужав, он отправился в Такшашилу и изучил там всякие искусства, а когда вернулся и показал царю, чему он научился, тот объявил его наследником престола. Когда же царь скончался, он взошёл на царство. Далёкий от неправедных путей, он не уклонялся от десяти обязанностей царя и правил справедливо. У четырёх городских ворот, в середине города и у врат своего дворца он повелел установить навесы, где неимущим щедро раздавали богатые дары, и расходилось в день добра ни шестьсот тысяч каршапан. По восьмым дням молодой и старой луны, по полнолуниям и новолуниям он непременно отправлялся сам к тем навесам проверить, как идёт раздача. И вот однажды в полнолуние царь с утра встал и, воссев на троне под белым зонтом, стал вспоминать, что за даяния принёс он в своей жизни. И вышло так, что, раздавая всевозможные блага, он ничего не упустил. И тут царю пришло на ум: "Похоже, нету ничего, чего бы я уже не дарил, но много ли это – одарять людей вещами? Пора мне принести в дар часть самого себя. Сегодня я поеду к навесам. Пусть же встретится мне проситель, который пожелает не имущества, а части собственного моего тела! Будь надобно кому-то моё сердце – я взрежу себе грудь кинжалом и, словно лотос из прозрачного пруда, я вырву своё сердце, сочащееся кровью, и отдам его. Будь надобна кому-то моя плоть, я отсеку кусок её и отдам просителю. Будь надобна кому-то моя кровь, я вскрою себе жилу острым ножом, подставлю под неё сосуд, наполню его кровью и отдам. Пусть скажет кто-нибудь: "У меня не ладится хозяйство в доме, стань моим рабом", – что ж, я сниму с себя царские одежды, покину дворец, объявлю себя рабом и возьмусь за рабский труд. Понадобятся кому-то мои глаза, я вырву их, как отрывают плод от пальмы, и отдам.
Всё, что обычно просят, я приносил уж в дар.
Пусть просят даже око – отдам его, не дрогну".
Подумав так, он умылся благовонной водою из шестнадцати кувшинов, облачился в богато убранный наряд, вкусил изысканнейших яств и верхом на превосходном выездном слоне отправился к навесам. А Шакра прозрел в царе это намерение и решил: "Вот как, царь Шиби? Сегодня ты готов отдать свои глаза, если тебя о том попросят? Но сможешь ли ты сделать это?" И, чтобы испытать царя, он обернулся дряхлым слепым брахманом и стал с протянутой рукой на придорожном пригорке. Когда царь поравнялся с ним, он воскликнул: "Слава владыке!" – "Чего тебе, брахман?" – спросил царь, направив к нему слона. Шакра ответил: "Свет полон доброй славой о твоей щедрости, все обитатели мира о ней твердят. Я слеп, а у тебя два глаза". И попросил царя даровать ему глаз:
"Я слеп и стар, издалёка пришёл,
Глаз я хочу попросить у тебя.
Зреньем со мною, прошу, поделись –
У обоих нас будет по глазу".
Слыша такие речи, Великий обрадовался: "Только сегодня думал я об этом у себя во дворце – и вот проситель уже здесь. Какая удача! Сегодня же исполнится моё чаяние, принесу я дар, какого ещё не бывало". И он спросил:
"Ответь, кто тебя, нищий, надоумил
Меня просить глазами поделиться?
Ты просишь о сокровище, с которым
Расстаться очень трудно, всякий скажет".
Нищий ответил:
"Супруг богини Суджи в горном мире,
А у людей слывёт он Магхаваном, –
Вот кто меня, владыка, надоумил
Просить тебя глазами поделиться.
Я тот молящий, кто о лучшем молит.
Даруй мне зрение, я об одном молю.
Даруй мне зрение бесценное, с которым
Расстаться очень трудно, всякий скажет".
Царь промолвил:
"Пусть сбудется твоё желанье,
Исполнится твоя мольба,
Ко мне пришёл ты не напрасно –
Мои глаза твоими будут.
Ты просишь об одном – но я дарую оба.
Так стань же зрячим, пусть народ дивится –
Да будет всё по твоему хотенью".
Сказав так, царь подумал: "Не подобает мне самому тут же вырывать свои глаза, чтобы отдать ему". Вместе с брахманом он вернулся во дворец, воссел на трон, послал за лекарем – а звали того Сивака – и приказал: "Извлеки мой глаз". Весь город пришёл к смятение: "Наш государь ослепить себя хочет, брахману глаза отдаёт!" Тут военачальник и другие царские приближённые, горожане, царские жёны – все сбежались и стали отговаривать царя:
"Помилосердствуй, государь,
Не надо отдавать глаза!
Деньгами одари его
И самоцветами осыпь,
Даруй ему борзых коней
И колесницу с упряжью,
Слона ему даруй, о царь,
Под золотой попоною.
Ты должен быть всегда в строю
И войнам приказывать.
Слепец царём не может быть,
О том не стоит забывать".
Царь сказал:
"Кто одарить пообещал, но слово взять решил назад –
Сам в петлю лезет головой, расстеленную на земле.
Кто одарить пообещал, но слово взять решил назад –
Греховней самого греха и в царство Ямы попадёт.
О чём попросят – то и дай, чего не просят – не давай.
И брахмана я одарю тем, что он просит у меня".
"Чего же ты добиваешься, жертвуя своими глазами? – спросили советники. –
Здоровья, счастья, красоты иль силы –
Чего ты ищешь, Индра средь людей?
Зачем тебе, царю, вождю шибийцев,
Дар приносить посмертной жизни ради,
С бесценными глазами расставаться?"
Царь объяснил им:
"К величию я не стремлюсь, даря их.
Не жажду я ни сына, ни казны, ни царства.
Закон есть, издревле благими чтимый, –
Я радостно стремлюсь его исполнить".
На эти слова Великого приближённые не нашлись что ответить. А Великий обратился к лекарю Сиваке:
"Я знаю, Сивака, ты близок мне и предан.
И дело знаешь. Слушай же меня:
Возьми мои глаза – я так хочу –
И нищему их положи в ладонь".
"Взвесь ещё раз, владыка. Тяжко будет расставаться с глазами", – сказал ему Сивака. "Я уже всё взвесил, Сивака. Приступай к делу и не говори лишних слов". Тот подумал: "Не пристало мне, опытному лекарю, копаться в глазах царя ножом". Он натёр в ступке нужных снадобий, смешал их вместе и этим порошком посыпал синий лотос и поднёс его к правому глазу царя. Глаз поднялся в глазнице, и царя пронзила боль. "Взвесь, государь, ещё раз – ещё не поздно. Вернуть глазу здоровье – то моя забота". – "Продолжай, любезный, и не медли". Тот добавил порошку и опять поднёс цветок. Глаз отделился от глазницы, а боль ещё усилилась. "Взвесь ещё раз, владыка, я могу вернуть его на место". – "Нет, продолжай". Сивака и в третий раз посыпал цветок и коснулся им глаза. Под воздействием снадобья глаз вывернулся, вылез из глазницы и повис на жилке. "Подумай, владыка, я всё ещё могу вернуть его на место". – "Нет, продолжай". Боль жгла царя, из глазницы лилась кровь, пятнами растекаясь по одежде. Жёны и советники кинулись царю в ноги, заголосили, криком закричали: "Царь, не отдавай глаз!" – "Продолжай же", – промолвил царь, превозмогая боль. "Слушаюсь, владыка". Придерживая левой рукой глаз, Сивака в правую взял нож, отсёк ту жилку, на которой висел глаз, и положил его Великому на ладонь. Превозмогая боль, царь взглянул своим левым глазом на правый глаз. "Подойди, брахман, – подозвал он нищего. – Право, во сто крат, в тысячу крат дороже мне этого глаза око всеведения. У меня нет в том сомнения". С этими словами он подал брахману глаз. Шакра схватил его, вставил себе в глазницу, и его божественной волей глаз тотчас врос в неё, ожил и раскрылся. "Воистину, удачно я отдал глаз", – сказал себе Великий, видя всё это левым глазом. И, исполненный внутренней радости, он тут же отдал второй глаз. Шакра вставил и его себе в глазницу, вышел из дворца и, провожаемый взиравшей на него толпой зевак, покинул город и вернулся в обитель богов".
Рассказывая это, Учитель молвил:
"Вняв настоянию Шиби-царя, Сивака волю исполнил его –
Извлёк глаза из глазниц и брахману их передал.
И брахман очи обрёл, царь же остался слепым".
Глазницы у царя зажили быстро, даже впадин в них не осталось – они затянулись мясом, словно в них вставили шарики шерсти с нарисованными зрачками. А Великий, прожив во дворце ещё несколько дней, подумал: "Не царствовать же слепцу! Поручу-ка я царство заботам советников, а сам стану отшельником, удалюсь к себе в парк и займусь там монашескими делами". Он велел созвать советников и объявил им о своём решении. "При мне пусть останется один человек – он будет мыть меня и смотреть за мной. Протяните мне в саду верёвку, чтобы я мог, держась за неё, ходить в отхожее место", – сказал он, кликнул колесничего и приказал запрягать.