Поел вокруг себя всех рыб,
А кончил тем, что съел себя.
Глупец грядущих бед не ожидает
И безрассудно набивает брюхо.
Он всю родню к погибели приводит
И в алчности сжирает сам себя.
О царь! Пусть мой рассказ тебя побудит
От страсти к людоедству отказаться.
Иначе ты опустошишь всё царство,
Властителю морскому уподобясь.
Царь выслушал всё это и говорит:
– Не ты один, Калахастин, умеешь истории рассказывать, я тоже это могу.
И, желая оправдать свою страсть к человечине, царь тоже рассказал старинную историю.
"Говорят, жил некогда в Варанаси домохозяин по имени Суджата. Однажды, из Гималаев спустились в город за солью и уксусом пятьсот подвижников. Он приютил их у себя в саду, и они зажили там в полном довольстве. И хоть всегда им предлагалась трапеза у него в доме, иной раз они всё же ходили за подаянием по деревням, а порой собирали крупные ягоды гвоздичного дерева со съедобной мякотью и приносили их с собой.
Случилось однажды, что как раз в то время, когда они вернулись в сад с собранными ягодами и принялись за еду, Суджата подумал: "Где же почтенные подвижники? Их уже четвёртый день не видать".
И он пошёл в сад проведать их, а за ним увязался его маленький сын. Когда он пришёл в сад, старшие из подвижников уже успели поесть, а младшие поднесли им воды для полоскания рта и тоже принялись за еду.
– Что вы едите, почтенные? – спросил Суджата, подсев к ним.
– Мякоть гвоздичных ягод, любезный.
Мальчик услышал, и ему захотелось её попробовать. Старший подвижник разрешил дать ему этой мякоти. Попробовал мальчик, и чудесный вкус ягод ему очень понравился. Стал он канючить:
– Ещё дайте, пожалуйста! Дайте ещё!
Отец, занятый благочестивой беседой, сказал сыну, чтобы только тот отвязался:
– Да не ной ты, я дам тебе дома!
Тут ему стало неловко, что сын докучает подвижникам, он попрощался с ними и пошёл обратно домой.
Сын дома ныл не переставая:
– Хочу гвоздичной мякоти, хочу гвоздичной мякоти...
А подвижники в тот же день решили, что они уж засиделись в городе, и отправились назад в Гималаи. Без них Суджата не знал, где раздобыть больших ягод гвоздичного дерева, вот он и велел натолочь мякоти манго, бананов, плодов хлебного дерева, едких гвоздичных ягод, посыпать сахарной пудрой и дать мальчику под видом гвоздичной мякоти, да только напрасно: чего бы тот ни попробовал, всё ему казалось отравой.
Так он ничего и не ел, пока на седьмой день не умер с голоду".
Закончив эту историю, царь сказал:
Гвоздичных ягод раз поев,
Суджаты сын единственный
Иного есть с тех пор не стал –
Да так и умер с голоду.
Вот так же, Кала, для меня
Нет слаще в мире кушанья,
И я без человечины
Расстанусь тотчас с жизнью.
"Вот так пристрастие у нашего царя! – подумал Калахастин. – Придётся привести ему ещё пример", и он сказал:
– Государь, надо остановиться!
– Нет, не могу.
– Если ты не остановишься, то и родню свою, и царство потеряешь.
И военачальник рассказал историю.
"Давным-давно, здесь же, в Варанаси, жила преуспевающая семья, в которой соблюдали пять обетов. Был в ней единственный сын. Он был умён, учён и знал три Веды. Родители его холили и лелеяли. Гулять ходил он в компании сверстников-приятелей. Они любили мясо и рыбу, были не прочь выпить браги, а сам юноша ни мяса не ел, ни браги в рот не брал.
Приятели и подумали: "Раз он у нас непьющий, то и в складчине не участвует. Как бы его подпоить?" Собрались они раз и говорят:
– Что, приятель, не устроить ли нам угощение?
– Нет, угощаться с вами я не пойду, вы ведь пьющие, а я нет.
– Ничего, мы для тебя молока захватим.
– Ну, тогда ладно, – согласился он.
Пройдохи пошли в парк и спрятали там в кульках из крупных лотосовых листьев крепкую брагу. Когда началась пирушка, юноше поднесли кувшин с молоком. Тут один из пройдох и говорит:
– Принесите-ка мне лотосового мёду.
Ему принесли кулёк из лотосового листа; он взял его, проткнул снизу дырочку и начал оттуда посасывать, а за ним и остальные.
– Что это такое? – спросил юноша. – Дайте и мне.
Так он отведал браги – думая, что это лотосовый мёд. Предложили ему жаренного на углях мяса – он и от этого не отказался. А когда он был уже изрядно пьян, они признались:
– Это ведь не лотосовый мёд, это брага.
– Сколько же времени, выходит, я зря потерял! Знать бы раньше, до чего она вкусная! Дайте мне ещё!
Ему подливали, а он просил всё ещё и ещё. Наконец брага кончилась. Тогда он снял с руки перстень и отдал им, чтобы выручить денег и достать ещё браги.
Так он пропьянствовал с ними весь день, вернулся домой с красными глазами, шатаясь, бормоча всякий вздор, и завалился спать. Отец увидел, что сын напился, дождался, пока он протрезвеет, и говорит ему:
– Дурно ты, сынок, поступил, что напился. Ты ведь из хорошей семьи. Чтоб это было в последний раз!
– В чём же я, батюшка, виноват?
– В том, что напился пьян.
– Оставь это, батюшка! Я в жизни ничего не пробовал вкуснее.
Брахман настаивал, а сын всё своё:
– Нет, я не пить не могу.
– Вот беда! – подумал брахман, так и род наш прервётся, и богатство прахом пойдёт.
И он сказал сыну:
– Сынок, собою ты красив,
И родом из брахманов ты.
А потому не пей совсем –
У нас это не принято.
Зарекись, сынок! Если не дашь зарока, то или сам я из дому уйду, или тебя прокляну, а тогда тебя из царства прогонят.
– Всё равно не могу я отказаться от браги, – ответил молодой брахман, –
Нет для меня питья вкусней,
Чем то, что ты мне запретил,
Отправлюсь по миру бродить
И браги разыщу себе.
Я ухожу из дому сам, с тобою не желаю жить.
Я вижу, брахман, что тебя
Мой вид не слишком радует.
Делай что хочешь, а я пить не брошу,
– заключил он.
– Ну что же, – сказал тогда брахман. – Если ты меня ни во что не ставишь, то и я на тебя махну рукой. Смотри, юнец, наследников мы и других себе родим. Проваливай, да поскорей, чтоб мы тебя не видели.
Привёл он сына в суд, объявил там, что отрекается от него, и выгнал его из дому. А сын потом, жалкий, нищий, одетый в отрепья, бродил с черепной костью в руке, собирая в неё подаяние, как в чашку, пока не умер где-то под забором."
И свой рассказ Калахастин заключил предостережением:
С тобою тоже будет так,
Предупреждаю, государь:
Прогонят из страны тебя,
Как выпивоху-брахмана.
Но царь не мог отказаться от своей страсти и в ответ на этот пример рассказал свою историю.
"Однажды тот же самый Суджата, о котором я говорил в прошлый раз, пришёл точно так же к подвижникам в парк. Они к нему в дом уже несколько дней не заходили, и он решил узнать, куда они подевались, а если найдёт их на месте, послушать их благие наставления. Он подсел к старшему подвижнику и слушал его наставления в дхарме, пока не стемнело. Подвижники стали было с ним прощаться, но он решил заночевать при них, в шалаше.
А ночью почтить подвижников явился со своей божественной свитой и небесными девами сам царь богов Шакра. Вся роща озарилась сиянием. Суджата проснулся и в удивлении высунулся из шалаша. Глядит, сам Шакра явился почтить подвижников, а с ним и его приближённые. Но едва увидел он небесных дев, как голова у него пошла кругом от страсти. Шакра посидел, послушал проповедь и отправился обратно к себе на небеса.
А домохозяин на утро поздоровался с подвижниками и говорит:
– Кто это, почтенные, приходил к вам ночью?
– Это Шакра, любезный.
– А что за красавицы сидели вокруг него?
– Небесные девы.
Пришёл он из парка домой и заныл:
– Дайте мне небесную деву. Хочу небесную деву...
Родные попробовали его провести: принарядили и привели к нему сначала его же жену, потом гетеру какую-то: вот, дескать, тебе небесная дева. Но он едва лишь взглянул, закричал:
– Образина это, а не небесная дева!
Он и есть перестал, только ныл:
– Хочу небесную деву, – покуда не умер."
Жил ученик подвижников
Суджата по прозванию.
Небесной девы возжелав,
Он перестал и есть, и пить.
Ведь все земные радости
В сравнении с небесными –
Что против всей морской воды
На стебельке травы роса.
Вот так же, Кала, для меня
Нет слаще в мире кушанья.
И я без человечины расстанусь,
Верно, с жизнью.
"Да, редкий чревоугодник наш царь, – снова подумал военоначальник. – Попробую всё же вразумить его", – и возразил:
– Даже воздушные странники-лебеди с золотым оперением – и те погибли, потому что ели мясо своих сородичей.
И он рассказал такую историю.
"Говорят, давным-давно на Пёстрой горе в Золотой пещере жило девяносто тысяч лебедей. Все четыре месяца дождей они безвылазно сидели в пещере. Вылети они, крылья у них намокли бы от дождя, и, отяжелев, они бы попадали в море. Всякий раз, когда приближалось время дождей, они собирали по озёрам дикий рис и сносили его в пещеру. Этого рису им доставало на все четыре месяца.
Когда с началом дождей они забирались в пещеру, живший у её входа паук по прозванию Шерстяной Пуп, ростом с тележное колесо, начинал ткать паутину. И за один месяц он успевал затянуть паутиной весь вход в пещеру. А нити той паутины были толщиной в воловью жилу. Лебеди загодя выбирали одного из своих, помоложе и посильнее, чтобы он прорвал паутину, когда дожди кончатся, и кормили они его вдвое против других.
Но в одно лето случилось так, что дожди шли подряд целых пять месяцев. Еда у лебедей кончилась.
– Что же делать? – стали они совещаться и порешили есть свои яйца: "Живы будем – новых снесём".
Съели яйца, принялись за птенцов, а потом и за больших лебедей. Через пять месяцев дожди прекратились, а паук к той поре соткать успел пять паутин. Лебеди же ослабели – ведь они ели мясо сородичей.