Джатака о пляске
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 32 Nacca-Jataka.
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
Со слов: "Ты слух наш усладил..." – Учитель, живший в роще Джетавана, начал историю о многоимущем бхиккху. История эта сходна с той, что уже рассказывалась в "Джатака о высшей дхамме". Учитель спросил у бхиккху: "Правда ли, что ты многоимущ?" – "Да, почтенный". – "Как же ты сделался многоимущим?" Не слушая далее, бхиккху сорвал с себя одежды и предстал нагим пред Учителем. "Тьфу! Срам!" – говорили люди. А бхиккху, покинув обитель, воротился в мир. Монахи же, сойдясь в зале собраний, осуждали его, нечестивого, восклицая: "Предстать пред Учителем в таком виде!" Учитель, войдя, спросил у монахов: "О чём вы здесь беседуете?" Те ответили: "О почтенный! Этот бхиккху утратил всякий стыд: словно деревенский малец, явился нагишом пред тобой, пред монахами, монахинями, послушниками и послушницами! Порицаемый всеми нами, он воротился в мир, утеряв Веру! Мы сидим и говорим о его непотребстве". Сказав на это: "О монахи! Не только ныне ведь этот бхиккху утерял сокровище Веры: ведь ещё раньше он точно так же утратил невесту-сокровище!" – и Учитель поведал:
"Некогда, в стародавние времена, четвероногие выбрали царём льва, рыбы – рыбу Анаду, птицы – златопёрого селезня. А у златопёрого селезня была дочь-красавица, молодая утица. И пообещал он ей исполнить любое желание. Она пожелала выбрать себе мужа, какого захочет. Исполняя обещание, царь-селезень призвал всех птиц к себе в Гималаи. Гуси, павлины и прочие птицы, слетясь, уселись на огромной скале. Царь-селезень послал за дочерью, сказав: "Пусть придёт и выберет себе какого захочет супруга". Та оглядела собравшихся птиц и, завидев пестрохвостого павлина с переливающейся, будто драгоценный камень, шеей, молвила: "Пусть он будет мне мужем!" Пернатые, приблизясь к павлину, сказали: "Дорогой! Царская дочь среди всех птиц выбрала тебя супругом!" Павлин, хмельной от радости, воскликнул: "Доныне вы ещё не узрели моего могущества!" И, забыв и стыд и совесть, пустился при всех в пляс, распушив крылья и обнажив срам. Молвив в смущении: "Нет в нём надлежащей скромности! Не отдам я ему своей дочери!" – златопёрый царь-селезень пропел такую гатху:
Ты слух наш усладил своим напевом чудным!
И шея хороша с отливом изумрудным!
И длинный яркий хвост, как веер, распушился!
Но ты пустился в пляс – и словно обнажился!
И царь-селезень сказал, что выдаст дочь за своего племянника, молодого селезня. Павлин же, устыдясь, полетел прочь".
Учитель повторил: "О монахи! Не только ныне ведь этот бхиккху утратил всякий стыд, он утерял сокровище Веры, а прежде он точно так же утратил невесту-сокровище!"
Окончив это наставление в дхамме, Учитель разъяснил джатаку, связав перерождения: "Многоимущий был тогда павлином, сам же я – царём-селезнем".
Джатака о согласии.
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 33 Sammodamana-Jataka.
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
Со слов: "Согласно действуя..." – Учитель – он жил тогда в бамбуковой роще близ Капилаваттху – начал свой рассказ о ссоре, происшедшей из-за головного убора. (Подробности содержатся в джатаке о Кунале). Учитель сказал своим приверженцам: "Знайте же, о великосильные, что ссоры между близкими недопустимы. Было ведь уже раньше так, что животные одолели своих врагов, но потерпели поражение, лишь только рассорились". И, уступая просьбам своих высокородных учеников. Учитель поведал им о прошлом.
"Во времена былые, когда царём Бенареса был Брахмадатта, бодхисаттва воплотился в облике перепела. Когда он подрос, то сделался вожаком стаи из многих тысяч перепелов. Жили они все в лесу. И был там один охотник за перепелами. Он часто приходил к месту, где обитали перепелы, подманивал птиц и, дождавшись, когда они все соберутся в одном месте, накидывал на них сеть, потом затягивал её с краёв, сбивал попавшихся перепелов в середину, складывал птиц в корзину и шёл домой. На деньги, которые выручал от продажи перепелов, он кормился сам и содержал своё семейство. И вот однажды бодхисаттва обратился к перепелам с такой речью: "Этот птицелов наносит нам, братья, страшный урон, но я придумал средство, благодаря которому он не сможет нас более ловить. Вот это средство: как только птицелов накинет на вас свою сеть, пусть каждый просунет голову в ближайшую к нему ячейку сети. И затем вы все разом поднимайтесь и летите подальше. Опустясь на какой-нибудь терновый куст, вылезайте из своих ячеек и разлетайтесь". "Да будет так!" – откликнулись все перепелы на призыв своего вожака.
На другой день, когда птицелов набросил на стаю перепелов свою сеть, птицы в точности последовали совету бодхисаттвы: улетев вместе с сетью, они опустились с нею на терновый куст, вылезли из своих ячеек и разлетелись. Пока птицелов выпутывал свою сеть из колючего кустарника, наступил вечер, и пришлось ему вернуться домой с пустыми руками.
На третий день и в последующие дни перепелы поступали точно так же; птицелов до самого захода солнца занимался выпутыванием сети и, не поймав ни одного перепела, с пустыми руками возвращался домой.
И вот как-то жена птицелова стала в гневе ему выговаривать: "Изо дня в день ты возвращаешься с пустыми руками. Уж нет ли у тебя другого места, куда ты относишь всю свою добычу?" Птицелов отвечал ей: "Нет у меня, милая, никакого иного места. Беда в том, что перепелы теперь действуют заодно. Лишь только я накидываю на них сеть, как они взвиваются вместе с нею, а потом запутывают сеть в терновом кусте. Но ведь не всегда же они будут жить в согласии. Не тревожься: в конце концов они все перессорятся и окажутся у меня в руках. Тогда-то я сумею вызвать радостную улыбку на твоём лице". И птицелов спел жене гатху:
Согласно действуя, уносят птицы сеть,
Но лишь рассорятся – все будут в ней висеть!
Прошло совсем немного времени, и вот как-то раз один перепел, опускаясь на пастбище, нечаянно задел на лету голову своего товарища. Тот разъярился и закричал: "Как ты посмел задеть мою голову?" Как ни успокаивал его первый, говоря: "Я задел тебя неумышленно, не сердись", – второй продолжал гневаться. Оба они принялись ссориться, дразня друг друга: "Уж не кто иной, как ты, верно, и поднимал сеть". Слушая их перебранку, бодхисаттва помыслил: "Там, где завёлся разлад, не жди никакого спокойствия: оба перепела теперь не станут поднимать сеть, а от этого грядёт нам великий урон, ибо птицелов начеку. Не могу я здесь больше находиться". И вместе со своей свитой бодхисаттва перебрался в другое место.
Прошло ещё немного времени, и птицелов снова явился в тот лес, где жили перепелы. Подманив их манком, он дождался момента, когда все они соберутся в одно место, и накинул на них сеть. И тогда обиженный перепел принялся дразнить другого: "У тебя, говорят, когда поднимали сеть, от натуги все перья выпали, ну-ка, подними сейчас сеть". И, покуда они пререкались: "Ты подними!" – "Нет, лучше уж ты!" – птицелов затянул сеть, сбил перепелов в середину, побросал их в корзину и отправился домой. Лицо его жены, когда она увидела его с добычей, вновь расцвело улыбкой".
Эту историю Учитель заключил такими словами: "О великосильные, вы видите теперь, что свары между близкими недопустимы, ибо в ссоре – источник гибели для всех ссорящихся". И, наставив своих слушателей в дхамме. Учитель истолковал джатаку и так связал перерождения: "Глупым перепелом был Девадатта, мудрым же перепелом был я сам".
Джатака о рыбе
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 34 Maccha-Jataka.
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
Словами: "Сетей рыбацких не боюсь..." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал рассказывать историю о том, как некий бхиккху продолжал пылать страстью к оставленной в миру жене. Ибо ведь, когда Учитель спросил его: "Правда ли, брат мой, что ты мучим вожделением?" – тот ответил Учителю: "Правда, Всеблагой". На вопрос же: "К кому вожделеешь ты?" – монах отозвался: "К оставшейся в миру жене, высокопочтенный! Пьянящи и сладостны, будто мёд, руки у жены моей, когда она ласкает меня, и нет у меня сил покинуть её". "Бхиккху, эта женщина вынуждает тебя поступать недостойно, – молвил Учитель. – Ведь однажды ты: уже чуть было не принял смерть из-за неё, только мой приход спас тебя". И Учитель поведал тогда о том, что было в прошлой жизни.
"Во времена минувшие, когда на бенаресском престоле восседал царь Брахмадатта, бодхисаттва был домашним жрецом царя. Как-то раз рыбаки забросили в реку невод. По реке в это время плыли две рыбы – муж и жена. Они резвились в избытке страсти и предавались любовной игре. Рыба-жена плыла впереди и, как только увидела ячейки невода, тотчас повернулась и успела спастись. Ослеплённый страстью муж продолжал резвиться и угодил прямо в ячейку невода. Рыбаки сразу почувствовали добычу, подняли невод из воды и вытащили рыбину из ячейки. Решив, что лучше всего зажарить рыбу-мужа на угольях и съесть на берегу, они не усыпили его, а швырнули в кучу песка, сами же стали разводить костёр и точить вертел. Рыба-муж думал: "Не мысль о предстоящем поджаривании на угольях или на остром вертеле страшит меня. И не пугает меня никакая другая боль, а мучаюсь я оттого, что жена моя станет терзаться подозрениями, будто я отправился к другой". И, сокрушаясь так, муж пропел гатху:
Сетей рыбацких не боюсь. Что мне жара и что мне зной?
Боюсь: подумает жена, что я услад ищу с иной.
В это время на берегу реки в сопровождении своей челяди появился домашний жрец царя, пожелавшим совершить омовение. Ему были ведомы языки всех земных тварей. Услыхав стоны рыбы-мужа, он подумал: "Эта рыба-муж терзается мучительной страстью. Если он встретит смерть в духовном ослеплении, то, вне всякого сомнения, окажется в чистилище. Буду его спасителем!" Рассуждая так сам с собой, жрец подошёл к рыбакам и сказал им: "Люди добрые, вы ещё, помнится, ни разу не подносили мне рыбы в знак своего уважения". "Господин, – вскричали рыбаки, – о чём тут толковать? Выбери и возьми любую рыбу, какую только пожелаешь". "Ну, тогда, – сказал жрец, – дайте-ка вот эту: эта рыбина мне по сердцу, других не надобно". "Возьми, господин", – сказали рыбаки. Бодхисаттва ухватил рыбу-мужа обеими руками и, присев на берегу, наставительно молвил: "Если бы нынче ты не попался мне на глаза, гибель твоя была бы неминуема. Плыви и не будь отныне рабом страсти". С этими словами бодхисаттва бросил рыбину в воду, а сам возвратился в город".