Почтительно простясь с учителем, юноша направился в Бенарес, к отцу с матерью. И, когда он явился в дом, мать спросила:
– Ну как, выучился ли ты "заклинанию от тоски"?
– Выучился, матушка, – ответил ей юноша.
– Ну так что же, – продолжала мать, – хочешь ли ты стать подвижником, творящим жертвы богу огня, или предпочтёшь обзавестись семьёй и зажить мирской жизнью?
– Матушка, – сказал юноша, – я своими глазами видел скверну, происходящую от женщин, и мирская жизнь не для меня. Я хочу стать отшельником.
И, убеждая всех в непоколебимости своего решения, он спел такую гатху:
О, эти женщины! Желаньями подобны
Всепожирающему пламени они
От мира отрешась, свой подвиг совершая,
Себя от скверны любострастья сохрани.
Обличив так весь род женский, юноша простился с отцом и матерью и ушёл в лес. Став, как и хотел, подвижником, юноша, размышляя в уединении, познал самого себя и подготовился к последнему возрождению в мире Брахмы".
И, восклицая "Видишь, брат мой, сколь сладострастны, порочны, похотливы женщины!" – Учитель вновь указал монаху на зло, которое несёт в себе весь женский род, и разъяснил суть Четырёх Благородных Истин. Выслушав его наставление, бхиккху вкусил от плода арахатства. Учитель же растолковал джатаку, так связав перерождения: "В ту пору матерью юноши была Капилани, его отцом – Махакассапа, молодым брахманом – Ананда, наставником же был я сам".
Джатака об одураченном
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 62 Andabhuta-Jataka.
Перевод с пали Б.А. Захарьина.
Со слов: "Пока ты, брахман, завязав глаза …" – Учитель – он жил тогда в Джетаване – принялся рассказывать ещё об одном монахе, объятом любовным томлением.
На вопрос Учителя: "Правду ли говорят, брат мой, что ты томишься любовной горячкой? – один бхиккху отвечал: "Правду". "О бхиккху, – заметил Учитель. – Знай, что женщин невозможно удержать от соблазна: иные мудрецы уже пытались прежде сделать это: они держали женщину при себе с самого её появления на свет, но обуздать её порывы не сумели". И он поведал о том, что было в прошлой жизни.
"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, бодхисаттва воплотился в облике сына старшей жены царя. Когда он вырос и выучился всем наукам, а его отец перешёл в иное существование, бодхисаттва занял его место на престоле и стал править царством в соответствии с дхаммой. Молодой царь очень любил играть в кости с домашним жрецом и всякий раз, бросая золотые кости на серебряный столик, напевал, чтобы накликать удачу:
Все реки – извилисты; кривы в лесу все деревья больные.
Исполнены скверны все жёны – и старые, и молодые.
И удача всегда благоволила царю, он выигрывал, а жрец – проигрывал. Видя, что, если так пойдёт дело, со временем он лишится и дома и богатства, жрец подумал: "Коли так будет продолжаться, всё пойдёт прахом. Надобно мне сыскать и привести в дом какую-нибудь девушку, не знавшую мужчины". "Женщину, которая видела хоть одного чужого мужчину, не уберечь от соблазна, – продолжал размышлять жрец, – поэтому нужно найти новорожденную, взять в дом и держать девочку до совершеннолетия под строгим присмотром: если нанять хороших сторожей, чтобы следили за ней, то вырастет она женщиной, преданной лишь одному мужчине, – мне самому. Тогда-то уж я сумею завладеть богатствами царского дворца".
Тут пора сказать, что жрец знал толк в телесных знаках и умел по ним определять судьбу. Как-то раз он встретил беспутную женщину на сносях и, тотчас определив, что у неё родится дочь, зазвал её к себе и взял на содержание. После того, как в его доме она разрешилась от бремени, он дал ей денег и уговорил её уйти и оставить у него дочь. Чтобы девочка никогда не виделась ни с одним мужчиной, кроме него самого, жрец поручил её воспитание женщинам. Так и росла девочка, покуда к совершеннолетию не оказалась в полном у жреца подчинении.
Всё время, пока девочка была ещё маленькой, жрец не играл с царём в кости. Но вот она выросла, и жрец овладел ею. Вскоре после того он сказал царю:
– Не сыграем ли в кости, государь?
– Охотно, – обрадовался тот и, начиная играть, принялся, как всегда, напевать свою приносящую удачу песенку. И едва только он, дойдя до слов: "Исполнены скверны все жёны …" – бросил кости, как жрец перебил его:
– Все, кроме моей".
Тут удача впервые изменила царю: он проиграл, а жрец выиграл. "Должно быть, жрец держит в доме своём женщину, которая не знает иных, кроме него, мужчин, – подумал бодхисаттва. – Постараюсь-ка разрушить её стойкую добродетель". Разузнав через верных людей, что его догадка верна, царь велел привести к нему одного плута, который кормился за счёт женщин, и спросил его:
– Сумеешь ли сокрушить добродетель женщины, живущей у моего жреца в доме?
– Сумею, государь, – ответил плут.
– Тогда скорей берись за дело, – приказал царь и, дав ему денег, отослал прочь.
На эти деньги плут накупил множество благовоний, духов, порошков, мазей, камфары и всего такого прочего и неподалёку от дома жреца открыл лавчонку для торговли этими товарами. А дом у жреца был семиярусный, с семью входами, и у каждого входа стояла стража – из одних только женщин, которые не впускали в дом ни одного мужчину, кроме самого хозяина; и даже корзинки для мусора и всякого хлама позволяли вносить только после тщательного осмотра. Видеть же молодую хозяйку мог только один жрец да ещё служанка. Эта служанка, получая от госпожи деньги, ходила покупать благовония и цветы, и всякий раз путь её лежал мимо лавочки, открытой плутом. Плут разузнал, что это – служанка женщины, живущей в доме жреца. Как-то раз, завидев её, он выскочил из своей лавки с криком:
– Матушка, где же ты пропадала столько времени? – рухнул ей в ноги и, крепко обняв их, залился слезами. Тотчас же кругом собралась целая толпа нанятых им таких же мошенников, и все они принялись дружно восклицать: "Как они похожи! И руки, и ноги, и лица, и осанка, и весь облик – всё одинаково. Сразу видно, что это мать и сын". Слыша со всех сторон такие возгласы, бедная женщина совсем потеряла голову и, подумав: "Должно быть, он и впрямь мой сын", сама зарыдала в голос. Оба они, обливаясь слезами и стеная, бросились друг к другу в объятия.
– Где же ты живёшь, матушка? – спросил чуть погодя плут.
– Живу я, сынок, – ответила ему женщина, – в доме у царского жреца. Есть у него молодая жена – писаная красавица, прелестью своей подобная небожительнице, я у неё в услужении".
– А куда ты сейчас направляешься? – вновь полюбопытствовал плут.
– Да вот иду купить для неё благовоний, духов и цветов, – сказала служанка.
– Помилуй, матушка! Зачем тебе ходить куда-то? – вскричал плут. – Бери отныне всё, что нужно, у меня. – С этими словами он надавал служанке листьев арековой пальмы, благовоний и всевозможных цветов – всего полным-полно, – а денег с неё не взял. Увидела молодая хозяйка такое обилие цветов и благовоний и сказала служанке:
– Брахман, видно, сегодня особенно нами доволен.
– С чего это ты взяла? – спросила служанка.
– Да вот гляжу: так много всяких подарков, – ответила женщина.
– Ты говоришь про эти подарки? – спросила служанка. – Это вовсе не твой брахман расщедрился: я принесла всё от своего сына.
С тех пор так и повелось: деньги, что давал хозяин, служанка оставляла себе, а сама набирала, сколько хотела, цветов, благовоний в лавке у плута.
Когда минуло какое-то время, плут сказался больным и лёг в постель. Пришла служанка в лавку за цветами и духами и, не видя плута, спросила:
– Где же мой сын?
– Захворал твой сын, – ответили ей. Прошла служанка к постели плута, села рядом, стала гладить его по спине и спрашивает:
– Что у тебя за хворь, сынок? – Тот молчит. Служанка вновь:
– Что же ты не говоришь ничего, сынок?
– Умирать буду, матушка, а сказать тебе не смогу, – ответил плут. Служанка – ну его уговаривать:
– Если уж мне не можешь сказать, так кому и сказать-то, сынок?
– Ох, матушка, – молвил тогда плут, услыхал я, как ты расписываешь молодую хозяйку, и потянулся к ней всем сердцем. Нет у меня никакого другого недуга, кроме любовного. Будет она моею – останусь в живых, не будет – умру на этом месте!
– Сыночек, – сказала ему служанка, – не терзайся понапрасну: я всё устрою.
Успокоив юношу, служанка набрала множество цветов и благовоний, вернулась к своей хозяйке и сказала:
– Госпожа, лишь только мой сын услыхал от меня о твоей красоте, прилип он к тебе всем сердцем. Что же теперь делать?
– Если только, – ответила хозяйка, – ты сумеешь ввести его сюда, я уж не упущу такого случая.
Выслушав хозяйку, служанка принялась за дело: изо всех углов дома вымела и собрала в кучу множество всякого мусора, насыпала его в корзину для цветов и пошла выносить, а когда женщина, что стояла на страже у входа, хотела было заглянуть в корзину, она возьми да и вывали на неё мусор. Осквернённая стражница побежала мыться. Точно так же служанка поступала и со всеми другими женщинами-стражницами: кто ей что ни скажет – тотчас на неё кучу мусора. После того, что бы она ни выносила из дому, что бы ни вносила в дом – никто уже не отваживался глядеть, что там у неё.
Тогда служанка посадила в корзину для цветов плута и доставила к госпоже. Плут без труда лишил добродетели молодую хозяйку и прожил у неё в доме несколько дней: только жрец за порог – любовники давай развлекаться, воротится хозяин – плут тотчас прячется. По прошествии нескольких дней молодая женщина сказала любовнику:
– Господин, сегодня ты должен удалиться.
– Ладно, уйду, – согласился плут, – только прежде я хочу поколотить брахмана.
Хозяйка согласилась, спрятала любовника у себя и, когда брахман явился к ней, сказала мужу:
– Я бы хотела потанцевать для Вас, сыграйте-ка мне на вине.
– Хорошо, милая, – обрадовался брахман, – потанцуй.
Он взял вину и ударил по струнам.