На Центральной улице, недалеко от полицейского управления, Робинсон зашел в маленький магазинчик, где торговали оружием, и купил кольт тридцать второго калибра, карманную модель, коробку с патронами. Проверив его разрешение, владелец магазинчика завернул покупку.
Выйдя из магазина, Робисон поймал такси и поехал в свой офис. Его секретарша, мисс Грэхем, протянула ему листок с записями телефонных звонков. Робисон рассеянно взглянул и молча прошел в свой кабинет.
На стене кабинета, прямо напротив стола, висела картина. Робисон не без сарказма подумал, что девяти судьям Верховного суда США, изображенным на картине, вряд ли когда-либо доводилось видеть то, что сейчас должно было произойти у него на глазах. Он развернул свою покупку, с минуту, как бы взвешивая, подержал в руке кольт, затем быстро вставил в обойму три пули, приставил револьвер к левой руке, чуть выше локтя, и, стиснув зубы, нажал на курок.
Руку словно обожгло раскаленным железом. Робисон невольно вскрикнул, но, пересиливая боль, все же успел поставить револьвер на предохранитель, прежде чем в кабинет вбежала встревоженная мисс Грэхем. Увидев бледного Робисона с окровавленной рукой, она испугалась еще больше.
— Ничего страшного, — хрипло сказал Робисон. — Произошёл несчастный случай. Не стойте здесь с разинутым ртом. Вызовите врача. Он должен быть внизу.
Мисс Грэхем выбежала из кабинета и вскоре вернулась в сопровождении врача.
— Ну, — сказал врач, быстро оценив ситуацию. — Что у нас случилось? Еще один несчастный случай из серии «я не знал, что он заряжен»?
— Не совсем так, — сухо ответил Робисон.
— Ну хорошо. Давайте для начала снимем пальто.
Врач помог адвокату раздеться, затем разорвал рукав рубашки от манжета до плеча и осмотрел рану.
— Ничего страшного, — сказал он. — Рана неглубокая. Мышцы и артерии не повреждены. Задет лишь кожный покров. Считайте, что вам повезло.
Перевязав рану, врач сказал:
— Ну а теперь я должен вызвать полицию. Вы знаете закон лучше меня, адвокат. Раз мы имеем дело с огнестрельной раной у меня просто нет выбора.
Робисон сдержал улыбку. Если бы врач не знал закон, он тут же просветил бы его — ведь именно присутствие полиции было самым важным для него в этой ситуации.
Робисон представил себе заголовки вечерних газет: «Адвокат Робисон ранен в результате несчастного случая», «Экспертиза адвоката» — и статьи, рассказывающие, как он умышленно бросил револьвер на стол, пытаясь воспроизвести случившееся в офисе Тома Уорда.
На следующий день, ровно в десять часов утра, служащий суда произнес обычные слова: «Встать. Суд идет». В зал стремительной походкой вошел судья Кобб в черной развевающейся мантии. Заняв свое место, он с любопытством посмотрел на раненую руку Робисона, поддерживаемую черной шелковой повязкой.
— Пригласите свидетеля, — сказал судья.
Джеймс Келлер был снова приведен к присяге и занял свое место в свидетельском кресле. Двенадцать присяжных наклонились вперед в предвкушении чего-то необычного. Окружной прокурор Геррик настороженно посматривал на Робисона. Адвокат хмыкнул, вспомнив, как прокурор утром едва поздоровался с ним. Возможно, он что-то и заподозрил, но теперь это уже не имело никакого значения.
— Защита может приступать к перекрестному допросу, — сказал судья Кобб.
Робисон встал и повернулся так, чтобы в зале могли видеть его раненую руку. По рядам пронесся шепот. В первом ряду он увидел Еву Эшли. Она смотрела на него умоляющими глазами. Робисон подошел к столу и поднял револьвер Эшли. Затем повернулся к Келлеру и спросил:
— Итак, мистер Келлер. Если я правильно запомнил, вы вчера свидетельствовали, что во время экспертизы вами из этого револьвера была выпущена пуля, не так ли?
— Да, сэр, — сказал Келлер.
— Таким образом вы хотели доказать, что именно из этого оружия была выпущена пуля, явившаяся причиной смерти потерпевшего.
— Так, сэр, — сказал Келлер.
— Я полагаю, что вы сняли предохранитель, прежде чем провести экспертизу.
— Разумеется. В противном случае я до сих пор бы стоял в своей лаборатории, нажимая на курок.
В зале кто-то хихикнул, а один из помощников Геррика ухмыльнулся. Это придало уверенности несколько растерявшемуся Келлеру. Но Робисон тут же сурово одернул его.
— Мне кажется, мистер Келлер, что сейчас не самое подходящее время для шуток. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что ваши показания могут отправить на электрический стул ни в чем не повинного человека.
Геррик поднял руку.
— Я считаю, что последнее замечание следует изъять из протокола, сказал он.
— Согласен, — сказал судья. — И присяжные не должны принимать его во внимание.
Робисон продолжал:
— Итак, Для того, чтобы это оружие выстрелило, необходимо снять предохранитель. Вы абсолютно уверены в этом, мистер Келлер?
— Несомненно.
— Вы также совершенно уверены, что предохранитель на револьверах данного типа не может соскочить ни при каких обстоятельствах.
Келлер немного заколебался:
— Ну, насколько мне известно, нет.
— Вы когда-нибудь производили подобную экспертизу?
— Что вы имеете в виду?
— Пытались ли вы зарядить это оружие, являющееся вещественным доказательством преступления, и бросить его на твердую поверхность?
— Нет, сэр.
— Хотя вы прекрасно знали, что это будет основным доводом защиты?
Келлер поежился, словно ему стало холодно, и вопросительно взглянул на Гершка, но лицо окружного прокурора было бесстрастным.
— Прошу вас ответить на мой вопрос, — настойчиво сказал Робисон.
— Нет, сэр, я не пытался этого сделать.
— Но почему, мистер Келлер? Почему вы не провели такую экспертизу? Не кажется ли вам, что это было очевидно? Или вы боялись, что таким образом может подтвердиться версия подзащитного?
— Нет, сэр, об этом я не думал.
— Тогда почему?
— Это просто не пришло мне в голову, — запинаясь, сказал Келлер.
— Это не пришло вам в голову. Понятно, — почти ласково сказал Робисон. — Человека обвиняют в убийстве первой степени, на карту поставлена его жизнь, он может закончить ее на электрическом стуле, вам не пришло в голову провести простейшую экспертизу, чтобы выяснить, говорит ли он правду.
Краска залила лицо и шею Келлера. Он молча ерзал в свидетельском кресле, низко опустив голову.
— Пусть в протоколе отметят, что свидетель не ответил на поставленный вопрос, — сказал Робисон и снова обратился к Келлеру. — Вчера вы заявили, мистер Келлер, что оружие данного типа не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Не так ли?
— Если поставлено на предохранитель, — едва слышно сказал Келлер.
— Разумеется.
— Я… Да, мне кажется, я так сказал.
— У вас нет сомнений в этом?
Келлер затравленно посмотрел на перевязанную руку Робинсона и, сглотнув слюну, ответил:
— Н-нет, сэр.
— Ну что ж, посмотрим, — многозначительно сказал Робисон.
Он осторожно переложил револьвер из правой руки в слегка опухшую, поддерживаемую повязкой левую, вынул из кармана патрон и зарядил револьвер, затем подошел к свидетелю и подал ему оружие. Но в этот момент он внезапно скривился от боли и едва успел подхватить правой рукой падающий кольт. Со стороны все, что делал Робисон, выглядело очень эффектно. Зал взволнованно загудел.
Протянув Келлеру револьвер, Робисон произнес, чеканя каждое слово:
— А теперь, мистер Келлер, будьте любезны, взгляните на вещественное доказательство преступления и скажите суду, как специалист, правильно ли оставлен предохранитель.
— Да, сэр
.— Тогда встаньте, пожалуйста, мистер Келлер, я бы хотел, чтобы вы доказали Его чести и двенадцати присяжным, а также всем присутствующим в зале суда, что вышеназванное оружие не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Будьте добры, бросьте его на стол судьи.
Гул в зале усилился. Прокурор Геррик вскочил, его лицо было перекошено от гнева:
— Я протестую. Ваша честь. Это совершенно не по правилам, дешевая игра на публику. Да к тому же, опасная для всех…
Тут он внезапно замолчал, словно поперхнулся своими собственными словами. Еще недоговорив до конца, он понял, что, поддавшись эмоциям, невольно сыграл на руку Робисону, допустив вероятность того, что оружие все-таки может выстрелить.
Робисон невозмутимо продолжал:
— Высокий суд, я всего лишь прошу свидетеля доказать на деле то, что он заявил нам под присягой как опытный эксперт.
Судья Кобб сказал:
— Протест обвинения отклоняется.
— Пожалуйста, мистер Келлер, — вкрадчиво сказал Робисон. Продемонстрируйте суду и присяжным, что вещественное доказательство преступления не может выстрелить при обстоятельствах, изложенных подзащитным.
Келлер встал, неуверенно и с опаской поднял руку с револьвером. Зал затаил дыхание. Робисон не сводил глаз с Келлера. Судья, стараясь не привлекать к себе внимания, начал медленно и неловко сползать со стула.
— Мы ждем, — спокойно произнес Робисон.
На висках Келлера выступили капли пота. Его рука напряженно подергивалась.
— Прошу вас, продолжайте, — теперь уже резко сказал Робисон. — Суд не может так долго ждать.
Их глаза встретились, и Робисон, как бы невзначай, поправил повязку.
Келлер глубоко вздохнул и, не произнеся ни слова, вернулся на свое место.
По залу суда пронесся вздох облегчения. Робисон понял, что выиграл. Он произнес блестящую заключительную речь и был вполне доволен собой.
Судья почти не оставил выбора присяжным, призывая их отнестись с разумной долей сомнения к доказательствам, представленным обвинением. Присяжные отсутствовали менее часа и вынесли вердикт: «Не виновен».
Ллойд Эшли выслушал решение суда с полным безразличием. Напряжение последних недель привело его на грань нервного истощения. Робисон дотронулся до его плеча.
— Все хорошо, Ллойд. Все кончено. Ты свободен. Поедем ко мне. Нам есть о чем поговорить.