— Ех-й-йа-йа-йахаах… е’йайайаааа… нгх’ааааа… нгх’ааа… х’йух… х’йух… ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!.. п-п-п… ПАПА! ПАПА! ЙОГ-СОТОТ!..
На этом все закончилось. Побледневшие люди на дороге все еще вслушивались, ожидая продолжения этих слов, произнесенных по-английски, громоподобно льющихся из сводящей с ума пустоты над ужасным алтарем, но им не суждено было услышать когда-нибудь хоть что-то подобное. Вместо продолжения слов прозвучал грохот взрыва, казалось, расколовшего горы; оглушающий апокалипсический громовой раскат, настолько мощный, что невозможно было определить, откуда он доносится, находится ли его источник на земле или на небе. Единичный штык молнии ударил из багрового зенита в центр каменного алтаря, и невидимая волна невероятной силы и с неописуемым зловонием прошлась от вершины холма во все стороны. Деревья, трава и кусты яростно всколыхнулись, а испуганные люди у подножия холма, едва не задохнувшись от смертельного смрада, с трудом удержались на ногах. Вдали завыли собаки; зеленая трава и листва деревьев на глазах увядали, принимая странный серо-желтый оттенок, а в полях и лесах повсюду валялись тела мертвых козодоев.
Зловоние быстро рассеялось, но растительность так и осталась пожухлой. На том холме и по сей день растет что-то странное, несущее на себе отпечаток греха. Кертис Уэйтли пришел в сознание лишь после того, как трое из Аркхема спустились с холма — сошли медленно, освещаемые солнцем, которое вновь стало ярким и чистым. Они были мрачны и молчаливы, казались подавленными воспоминаниями и впечатлениями куда более сильными, чем те, что превратили группу местных жителей в кучку дрожащих трусов. В ответ на посыпавшиеся вопросы они только качали головами, но подтвердили самое главное.
— Эта тварь исчезла навсегда, — сказал Армитаж. — Она распалась на элементы, из которых была сотворена, и больше ее не будет. В нормальном мире такое существо вообще невозможно. Лишь в самом малейшем отношении оно было материей в том смысле, как мы это понимаем. Оно было похоже на своего отца — и большая его часть вернулась к нему в некую область или измерение вне нашей материальной Вселенной, в некую пучину, из которой вызвать его на миг на холмы могли только самые разнузданные и святотатственные ритуалы.
Наступила недолгая тишина, и в этот момент чувства бедного Кертиса Уэйтли наконец начали приходить в порядок; он с протяжным стоном поднял руки и обхватил свою голову. Память его, казалось, вернулась к тому моменту, когда он от потрясения потерял сознание, и увиденный в подзорную трубу кошмар вновь обрушился на него.
— Ох, о Боже, эта половина лица… половина лица на самом верху… это лицо с красными глазами и белесыми курчавыми волосами, и без подбородка, как Уэйтли… Это был осьминог, стоногое существо, король пауков, все это вместе, но у них было почти человеческое лицо, там, вверху, и оно было похоже на лицо Колдуна Уэйтли, только… только размерами оно было в ярды, целые ярды…
Он замолчал в изнеможении, а вся группа местных жителей уставилась на него с замешательством, не превратившимся пока что в новый приступ ужаса. Только старый Завулон Уэйтли, то и дело припоминавший не к месту далекое прошлое, но пока что не проронивший ни слова, смог заговорить вслух.
— Пятнадцать лет прошло, — прошамкал он, — с тех пор как я слышал от старика Уэйтли, что наступит день и мы все услышим, как дитя Лавинии прокричит имя своего отца с вершины Сторожевого холма…
Но тут Джо Осборн перебил его, задав вопрос людям из Аркхема:
— Что же это все-таки было и как молодой Колдун Уэйтли вызвал это из воздуха?
Армитаж, задумавшись, попытался объяснить.
— Это было… ну, это было проявление некоего могущества, которое относится не к нашей части мироздания, могущества, которое оказывает действие и проявляет себя согласно иным законам, чем те, что господствуют у нас. Людям незачем вызывать подобных существ оттуда; лишь исключительно безнравственные люди и наиболее жуткие секты пытаются совершить подобное. Этим могуществом отчасти обладал и сам Уилбур Уэйтли — в достаточной мере, чтобы превратиться в дьявольского и не по годам развитого монстра, и потому его смерть стала ужасающим зрелищем.
Я собираюсь предать огню его проклятый дневник, а вы поступите мудро, если взорвете динамитом этот каменный алтарь и разрушите все эти круги из каменных колонн на вершинах холмов. Такие сооружения служат для вызова существ, подобных тем, которых так любили Уэйтли, — тварей, которых они собирались впустить, чтобы те изничтожили весь человеческий род, а саму Землю утащили в неведомое место для каких-то неведомых целей.
Что же касается той твари, которую мы только что отослали обратно, — семейство Уэйтли растило ее для выполнения самого страшного из того, что должно было произойти. Она росла быстро и стала такой огромной по той же причине, что и Уилбур, — но обогнала Уилбура в размерах и в скорости роста, поскольку в ней было больше потустороннего. Нет смысла задаваться вопросом, как Уилбур вызывал ее из воздуха. Он не вызывал это существо. Это был его брат-близнец, но гораздо более похожий на отца.
ШЕПЧУЩИЙ ВО ТЬМЕ
Глава 1
Я не заметил в том, что произошло, ничего ужасного и прошу это запомнить. Утверждать, будто я не владел собой, ввязавшись в эту историю, — значит игнорировать факты. Отнюдь не душевная травма заставила меня выехать ночью с уединенной фермы, принадлежащей Экли, и на полной скорости промчаться в старом автомобиле по пустынным, угрюмым горам Вермонта. Да, я видел и слышал немало необычного, и события произвели на меня неизгладимое впечатление, но никакими реальными доказательствами я не располагаю и даже теперь не могу сказать, был я прав или заблуждался, согласившись участвовать в страшном эксперименте. Ведь исчезновение Экли еще ничего не подтверждает. В его доме не обнаружили ничего особенного, кроме дырок от пуль. Со стороны могло даже показаться, что он отправился на прогулку в горы и не вернулся. Незваный гость бесследно исчез, а ужасных цилиндров и других приборов словно никогда и не было. То, что Экли смертельно боялся лесистых холмов и бесчисленных горных ручейков, хотя родился в здешних краях и провел в них всю жизнь, ровным счетом ничего не значит. Подобные страхи присущи тысячам людей, а странные поступки и предчувствия Экли можно смело приписать его эксцентричности.
Насколько я понимаю, все началось со знаменитого и небывалого по масштабам наводнения в Вермонте 3 ноября 1927 года. В то время я был и сейчас остаюсь преподавателем литературы Мискатоникского университета в Аркхеме, что в штате Массачусетс, и страстным любителем фольклора Новой Англии. Вскоре после наводнения, наряду со множеством статей о пережитых лишениях и помощи пострадавшим, в прессе появились нелепые сообщения о каких-то не то предметах, не то живых существах, найденных в разлившихся реках. Многие мои знакомые увлеченно обсуждали эти новости и обратились ко мне, надеясь, что я сумею их просветить. Я был польщен, что они так серьезно отнеслись к моим фольклорным исследованиям, и постарался разоблачить вздорные небылицы, основой для которых, несомненно, послужили старые крестьянские предрассудки. Однако вполне образованные люди настаивали на том, что дыма без огня не бывает и в слухах отразились некие таинственные или превратно понятые факты. Не скрою, меня изумляла их доверчивость.
Эти россказни пришли ко мне в основном в газетных заметках, хотя они часто передавались из уст в уста, а один мой приятель сослался на письмо, полученное от матери, которая жила в Хардвике. Описания почти дословно повторялись, однако свидетельства исходили из трех разных мест. В первом случае речь шла о реке Уинуски близ Монпелье, во втором — о реке Уэст в графстве Уиндем, а в третьем — о Пассумисик в графстве Каледония неподалеку от Лондонвилля. В газетах приводились и другие названия, но большей частью говорилось об этих реках. В каждом случае кто-то из местных жителей видел, как в бурлящем горном потоке проплывали причудливые и ни на что не похожие фигуры. Их стали связывать с древними полузабытыми преданиями, о которых когда-то слышали старики. Я с удивлением отметил, что суеверия не только не канули в Лету, но и начали широко распространяться.
Очевидцы полагали, что видели какие-то органические формы, не похожие ни на одно из встречавшихся им прежде тел. Естественно, что в ту трагическую пору в разлившихся водах находили немало утопленников, однако все, описывавшие эти странные формы, были совершенно уверены — это не люди, хотя отдаленное сходство с человеческими фигурами у них имелось. Свидетели также утверждали, что они ничуть не напоминали каких-либо водившихся и Вермонте животных. Они были ярко-розовые, примерно пяти футов в длину, с твердой чешуей, парой небольших крыльев-мембран и множеством конечностей, а грудь, шею и голову им заменяли плотные овальные кольца, унизанные крошечными щупальцами. Любопытно и весьма характерно, что свидетельства из разных источников полностью совпадали, впрочем, удивляться этому особенно не приходилось, поскольку в старых легендах, популярных некогда в глухом горном краю, эти неведомые твари были описаны очень живо и убедительно, и предания не могли не всколыхнуть воображение очевидцев. Я пришел к выводу, что все эти свидетели — наивные и простодушные крестьяне из дальних уголков штата — заметили промелькнувшие в бурном потоке раздувшиеся тела утопленников или животных и невольно припомнили старинные небылицы, украсив несчастных жертв фантастическими признаками.
Замечу, что в древних преданиях было немало таинственного, смутного, не до конца договоренного, и в настоящее время они почти полностью забыты. Они и правда были выдержаны в одном духе и, по-видимому, сложились под влиянием еще более ранних индейских легенд. Мне не доводилось бывать в Вермонте, но я хорошо знал их по книге Эли Давенпорта, в которой записаны предания, сохранившиеся к 1839 году в памяти старейших жителей штата. Я обнаружил в них немало перекличек со сказаниями, лично