сталкинга. Дон Хуан слушал, не перебивая. А я все нес и нес какую-то околесицу.
Когда мы наконец присели на скамейку, я чувствовал страшную усталость. И на вопрос дона Хуана, чем же все-таки меня так расстроил рассказ о методе Нагваля Хулиана, я не смог ответить ни слова.
— Я не могу отделаться от ощущения, что он был просто злостным насмешником, — произнес я наконец.
— Злостный насмешник своими выходками ничему целенаправленно не учит, — возразил дон Хуан. — А Нагваль Хулиан разыгрывал драмы — магические драмы, которые требовали сдвигов точки сборки.
— А мне он кажется матерым эгоистом, — настаивал я.
— Ты пытаешься выносить суждения, — сказал дон Хуан. — Потому он и кажется тебе таковым. Ты — моралист. Я и сам через все это прошел. И если ты испытываешь такие чувства, только услышав о делах Нагваля Хулиана, то можешь себе представить, что испытывал я, живя в его доме годами. Сначала я осуждал его, потом боялся, и наконец — завидовал ему. И еще я любил его, но зависть моя превосходила мою любовь. Я завидовал его легкости, его таинственной способности по желанию становиться то молодым, то старым, я завидовал его потрясающему чутью и, прежде всего, его умению влиять на любого, с кем он имел дело. Я чуть на стену не лез от зависти, когда слышал, как он втягивает людей в интереснейшие беседы. У него всегда было что сказать. А у меня — не было. И я ощущал себя тупым и никому не нужным.
Откровения дона Хуана слегка привели меня в себя. Мне захотелось, чтобы он сменил тему, мне не нравился его рассказ о том, что он был таким же, как и я. Ведь я привык думать о нем, как о ком-то несравненном. Он явно почувствовал, что со мной происходит, и рассмеялся, потрепав меня по спине.
— Я рассказываю тебе о своей зависти, — продолжал он, — для того, чтобы ты понял важнейшую вещь: все наше поведение и все наши ощущения диктуются только позицией точки сборки. И моим большим недостатком в то время, о котором я тебе рассказываю, было непонимание этого принципа. Я не прошел закалку, я был неопытен. Я жил чувством собственной важности, как живешь сейчас ты, потому что в соответствующем ему месте располагалась моя точка сборки. Видишь ли, я не знал еще тогда, что точка сборки смещается приобретением новых привычек, что она сдвигается усилием воли. А когда мне удалось сместить точку сборки, я вдруг обнаружил: с несравненными воинами вроде моего бенефактора и его команды можно иметь дело, только не обладая чувством собственной важности. Только этим достигается беспристрастное к ним отношение. Понимание бывает двух видов. Первый — просто болтовня, вспышки эмоций и ничего более. Второй — результат сдвига точки сборки. Этот вид понимания совмещается не с эмоциональными выбросами, но с действием. Эмоциональное осознание приходит годы спустя, когда воин закрепил новую позицию точки сборки многократным ее использованием. Нагваль Хулиан неустанно вел нас к такого рода смещению. Он добивался от нас полной готовности к сотрудничеству и полной вовлеченности в те драмы, которые разыгрывал и которые были ярче самой жизни. Например, разыграв драму молодого человека, его жены и их тюремщика, он полностью овладел моим неразделенным вниманием и сочувствием. Для меня вся эта история со стариком, который оказался молодым, выглядела очень убедительно. Я видел чудовище собственными глазами, а это означало, что он мог рассчитывать на мое безусловное полное участие.
Дон Хуан сказал, что Нагваль Хулиан был магом и волшебником, способным управлять волей с виртуозностью, непостижимой с точки зрения обычного человека. В его драмах принимали участие волшебные персонажи, вызванные к жизни силой намерения. Таким персонажем было, например, неорганическое существо, способное принимать гротескную человеческую форму.
Сила Нагваля Хулиана была настолько безупречна, — продолжал дон Хуан, — что он мог заставить чью угодно точку сборки сдвинуться и настроить эманации, необходимые для восприятия любых задуманных Нагвалем Хулианом элементов картины мира. Благодаря этому он мог, например, выглядеть слишком молодым или слишком старым для своего возраста, в зависимости от того, какие цели преследовал. И все, кто знал Нагваля Хулиана, могли сказать о его возрасте лишь одно: неопределенный. В течение тридцати двух лет нашего с ним знакомства он то выглядел совсем молодым, как ты сейчас, то становился стариком, настолько немощным, что едва мог ходить.
Дон Хуан сказал, что под воздействием бенефактора его точка сборки начала смещаться — очень незаметно, однако основательно. Однажды, например, дон Хуан ни с того ни с сего вдруг осознал, что в нем присутствует страх. И страх этот, с одной стороны, не имеет для него никакого смысла, а с другой стороны — является самым главным, что у него есть.
— Я боялся, что из-за своей глупости не смогу достичь свободы и повторю жизненный путь своего отца, — объяснил дон Хуан. — Нет, не думай, в жизни моего отца не было ничего особенно плохого. Он жил и умер не лучше и не хуже, чем живет и умирает большинство людей. Важно другое: моя точка сборки сдвинулась, и в один прекрасный день я вдруг понял, что жизнь моего отца и его смерть ничего ровным счетом не дали. Ни ему, ни кому бы то ни было другому.
— Бенефактор говорил мне, что жизнь моих родителей нужна была только для того, чтобы родился я. Так же, как жизнь их родителей нужна была только для того, чтобы родились они. Воин относится к жизни иначе. За счет сдвига точки сборки он отдает себе отчет в том, какой невероятно огромной ценой оплачена его жизнь. Этот сдвиг рождает в осознании воина почтение и трепет, которого никогда не испытывали его родители ни перед жизнью вообще, ни перед собственной жизнью в частности. Нагваль Хулиан не только добивался фантастических успехов в смещении точки сборки своих учеников, но также получал от этого неслыханное удовольствие. И конечно, работая со мной, он развлекался постоянно. Позже, когда через несколько лет на горизонте начали появляться другие видящие моей будущей команды, я и сам каждый раз предвкушал занятные ситуации, которые он для каждого из них придумывал.
— Когда Нагваль Хулиан покинул мир, восторг ушел вместе с ним, чтобы никогда не вернуться. Иногда нас развлекает Хенаро и даже временами приводит в восторг, но это — не то. Никто не может занять место Нагваля Хулиана. Его драмы всегда превосходили все, что может встретиться в жизни. Уверяю тебя, мы все даже понятия не имели, что такое истинное наслаждение, до тех пор, пока не увидели, что делает он сам, когда некоторые из его драм выходят ему боком.
И дон Хуан поднялся со своей любимой скамейки и сказал:
— Если когда-нибудь ты обнаружишь, что зашел в тупик и не можешь выполнить свою задачу, тебе должно хватить энергии хотя бы на то, чтобы сдвинуть свою точку сборки и найти вот эту скамейку. Ты придешь сюда и присядешь ненадолго, освободившись от мыслей и желаний. И тогда, где бы я ни был, я попытаюсь прийти сюда и взять тебя с собой. Обещаю тебе, что попытаюсь это сделать.
А затем он рассмеялся, словно обещал нечто практически невыполнимое и потому неправдоподобное.
— Мне следовало произнести эти слова вечером, когда солнце уже готово коснуться горизонта, — сказал он, все еще смеясь. — Но сказать не утром. Утро — время, полное оптимизма. И подобные слова теряют свое значение.
Глава 13. Толчок земли
— Давай-ка прогуляемся в сторону Оахаки, — предложил дон Хуан. — Там где-то у дороги нас должен ожидать Хенаро.
Его предложение застало меня врасплох. Весь день я ждал, что он продолжит свои объяснения. Выйдя из дома, мы долго неспешно шли по городу в сторону немощеной дороги и молчали. Неожиданно дон Хуан заговорил:
— Все время я рассказывал тебе о великих открытиях, сделанных видящими древности. Так вот, подобно тому как они обнаружили, что органическая жизнь — не единственная присутствующая на Земле форма жизни, они выяснили и то, что сама по себе Земля тоже является живым существом.
Прежде чем продолжить, он с улыбкой выждал немного, как бы предлагая мне высказаться по поводу его заявления. Я не нашел, что сказать. Тогда он продолжил:
— Древние видящие увидели, что у Земли есть кокон. Они увидели: существует шар, внутри которого находится Земля. Этот шар — священный кокон, заключающий в себе эманации Орла. Таким образом, Земля — гигантское живое существо, подверженное действию всех тех законов, действию которых подвержены и мы.
Как только древние Толтеки об этом узнали, они сразу же принялись за поиски путей практического применения нового знания. В результате возникла одна из самых развитых категорий их магических практик — практика Земли. Толтеки считали Землю первоначальным источником того, что мы собою являем.
И в этом они не ошибались. Земля — действительно первый источник всего.
Больше он не сказал ничего до тех пор, пока, пройдя вдоль дороги примерно милю, мы не встретили Хенаро. Он ждал нас, сидя на придорожном камне.
Очень тепло Хенаро приветствовал меня и сказал, что нам предстоит взобраться на вершину одного из скалистых холмов, покрытых чахлой растительностью.
— Мы — все втроем — сядем, прислонившись спиной к камню, — объяснил дон Хуан, — и будем созерцать солнечный свет, отраженный от восточных гор. А когда солнце опустится за горы на западе, Земля, возможно, позволит тебе увидеть настройку.
Поднявшись на скалу, мы сели, прислонившись спиной к камню. Дон Хуан велел мне занять место между ним и Хенаро.
Я спросил у дона Хуана, что он собирается делать. Его загадочные фразы, перемежавшиеся длительным молчанием, производили весьма многозначительное впечатление. Я чувствовал себя весьма и весьма не в своей тарелке.
Дон Хуан не ответил. Он продолжал, словно я не произнес ни слова:
— Тот факт, что восприятие есть настройка, был открыт