сновидит и что он сдвинул свою точку сборки в степени, достаточной для того, чтобы добраться до тех эманаций, которые заставят пробудить все, что есть вокруг этого камня. Мне дон Хуан посоветовал сдвинуть свою точку сборки вслед за точкой сборки Хенаро. Он сказал, что мне это по силам. Нужно только установить несгибаемое намерение сдвинуть ее, а затем позволить ходу событий диктовать ей направление смещения.
Немного подумав, дон Хуан шепотом добавил, что беспокоиться по поводу техники ни к чему, так как подавляющая часть необычных вещей, происходящих с видящими, как, впрочем, и с обычными людьми, происходит сама собой, при вмешательстве одного лишь намерения.
Еще немного помолчав, он сказал, что опасность для меня будет заключаться в неизбежной попытке погребенных видящих запугать меня до смерти. Он настаивал на том, чтобы я сохранял спокойствие и не поддавался страху, а просто следовал за Хенаро.
Я отчаянно боролся с тошнотой. Дон Хуан похлопал меня по спине и сказал, что у меня богатый опыт по части изображения из себя случайного прохожего. И он заверил меня, что я не пытаюсь сознательно помешать своей точке сборки сдвинуться. Это просто автоматическая реакция любого нормального человека.
— Случится нечто, что перепугает тебя до смерти, — шептал дон Хуан, — но не сдавайся. Если ты сдашься, то умрешь и эти древние стервятники устроят пирушку из твоей энергии.
— Уйдем отсюда, — взмолился я. — Мне, честное слово, плевать на любые примеры отвратительности древних видящих.
— Поздно, — произнес Хенаро, который, полностью проснувшись, стоял рядом со мной. — Даже если сейчас мы попытаемся отсюда ускользнуть, двое видящих и их союзники достанут тебя и сразят где-нибудь в другом месте. Они уже окружили нас. Сейчас на тебе сфокусировано не меньше шестнадцати осознаний.
Я хотел развернуться и бежать куда глаза глядят, но дон Хуан схватил меня за локоть и указал в небо. Я заметил, как разительно изменилось освещение: тьма, бывшая черной как смоль, сменилась приятными предрассветными сумерками. Я быстро сориентировался по сторонам света. На востоке небо было определенно более светлым.
Вокруг головы моей возникло странное давление. В ушах зазвенело. Мне было холодно, и в то же время я чувствовал жар. Я никогда до этого не был так напуган, но не это досаждало мне больше всего, а навязчивое ощущение поражения и то, что я чувствовал себя трусом. Меня тошнило, и вообще мне было крайне не по себе.
Дон Хуан начал шептать мне в самое ухо. Он сказал, что нужно быть в полной готовности, поскольку все мы в любой миг можем подвергнуться нападению древних видящих.
Быстро, словно что-то подгоняло его, Хенаро шепнул мне:
— Если хочешь, можешь за меня держаться.
Мгновение я колебался. Мне не хотелось показывать дону Хуану, что я до такой степени напуган.
— А вот и они! — громко прошептал дон Хуан. Мир мгновенно перевернулся для меня вверх ногами, когда я вдруг ощутил, как что-то схватило меня за левую лодыжку. Смертный холод пронзил все мое тело. Я знал, что вступил в железный капкан, поставленный, должно быть, на медведя. Все это молнией пронеслось в моем уме прежде, чем я издал пронзительный крик — такой же дикий, как мой испуг.
Дон Хуан и Хенаро громко расхохотались. Они стояли по бокам от меня, не дальше чем в трех футах. Но я был в таком ужасе, что до этого момента их не замечал.
Я услышал, как дон Хуан вполголоса приказал:
— Пой! Пой, иначе умрешь!
Я попытался высвободить ногу. И почувствовал пронзительную боль, словно в кожу мою впилось множество игл. Дон Хуан снова и снова требовал, чтобы я пел. Они с Хенаро затянули популярную песенку. Хенаро произносил слова, глядя на меня с расстояния не более двух дюймов. Они пели фальшиво и хрипло, полностью выбиваясь из дыхания и настолько выше нормального диапазона своих голосов, что я не выдержал и рассмеялся.
— Пой, иначе ты погибнешь, — сказал мне дон Хуан.
— Давайте устроим трио, — предложил Хенаро. — Споем-ка болеро.
Я присоединился к их фальшивому дуэту. Получилось не менее фальшивое трио. Довольно долго, мы, как пьяные, распевали на пределе своих голосов. Я чувствовал, что железная хватка на моей ноге понемногу начинает ослабевать, но взглянуть вниз не отваживался. В конце концов я решился. И обнаружил, что никакого капкана там нет. В меня впилось нечто темное, по форме напоминающее голову!
Только благодаря чудовищному усилию мне удалось не упасть в обморок. Меня тошнило. Машинально я попытался наклониться, чтобы вырвать, но кто-то с нечеловеческой силой схватил меня за локти и за шею, не давая пошевелиться. Меня вырвало, и все потекло вниз прямо по одежде.
Меня охватило такое отвращение, что я снова начал терять сознание. Дон Хуан плеснул на меня водой из тыквенной фляжки, которую всегда носил с собой, когда мы ходили в горы. Холодная вода потекла за воротник. Это восстановило мое физическое равновесие, но на силе, которая держала меня за локти и за шею, это никак не отразилось.
— Похоже, ты в своем страхе зашел чересчур далеко, — громко сказал дон Хуан таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, и у меня тут же возникло ощущение упорядоченности.
— Споем-ка еще раз, — добавил он. — Давайте споем что-нибудь содержательное — болеро меня что-то больше не привлекает.
Мысленно я поблагодарил его за уравновешенность и благородство. Когда же они запели песню «Валентина», я был настолько растроган, что заплакал.
Говорят, что старость бросает меня в объятия злой судьбы.
Но неважно, даже если там будет сам черт.
Умереть я сумею, ведь я знаю, как умирать.
Валентина, Валентина, я в пыли пред тобой распростерт.
И если завтра мне смерть суждена, почему не сегодня — раз и навсегда?
Все мое существо словно пронзил шок от немыслимой переоценки ценностей. Никогда еще песня не имела для меня такого огромного значения. Услышав, как они распевают слова, которые я всегда считал сентиментальной дешевкой, я вдруг подумал, что постиг дух воина. Дон Хуан намертво вбил в меня формулу: воин всегда живет бок о бок со смертью. Воин знает, что смерть — всегда рядом, и из этого знания черпает мужество для встречи с чем угодно. Смерть — худшее из всего, что может с нами случиться. Но поскольку смерть — наша судьба и она неизбежна, мы — свободны. Тому, кто все потерял, нечего бояться.
Я подошел к дону Хуану и Хенаро и обнял их, чтобы выразить бесконечную благодарность и восхищение.
А затем я осознал, что меня больше ничто не держит. Не говоря ни слова, дон Хуан взял меня за руку, подвел к плоскому камню и усадил на него.
— Представление начинается! — весело воскликнул Хенаро, усаживаясь поудобнее. — За входной билет ты уже заплатил. Билет у тебя — на всю грудь.
Он взглянул на меня, и оба они расхохотались.
— Не садись ко мне слишком близко, — попросил Хенаро. — Не люблю блевотины. Но не стоит садиться и слишком далеко: фокусы древних видящих еще не исчерпаны.
Я придвинулся к ним настолько близко, насколько позволяли приличия. В течение какого-то мгновения я чувствовал обеспокоенность своим состоянием, но потом все мои неприятные ощущения сразу отошли на задний план: я заметил, что к нам приближаются какие-то люди. Я не мог рассмотреть их фигуры, но различал контуры группы людей, приближавшихся к нам в полумраке. У них не было ни фонариков, ни ламп, хотя в такой час они бы им не помешали. Деталь эта почему-то меня обеспокоила. Мне не хотелось на ней сосредоточиваться, поэтому я намеренно принялся размышлять в рациональном ключе. Я прикинул, что своим громким пением мы, должно быть, привлекли их внимание и они идут, чтобы выяснить, в чем дело. Дон Хуан похлопал меня по плечу. Движением подбородка он указал на мужчин, шедших впереди группы:
— Вон те четверо — древние видящие. Остальные — их союзники. Прежде чем я успел заметить, что это, вероятнее всего, местные крестьяне, за спиной моей раздался свистящий звук. Ужасно встревожившись, я мгновенно оглянулся. Движение мое было таким быстрым, что предупреждение дона Хуана запоздало.
Я услышал, как он кричит:
— Не оглядывайся!
Но эти слова уже могли быть лишь фоновым звуком: они ничего для меня не значили. Оглянувшись, я увидел, что три чудовищно уродливых человека взобрались на камень за моей спиной. Они крались ко мне, разинув рты в кошмарных гримасах и вытянув руки, чтобы меня схватить.
Я хотел заорать во всю глотку, но вместо этого у меня вырвалось лишь сдавленное клокотание, словно что-то перехватило мне горло. Увернувшись от них, я автоматически скатился на землю.
Как только я встал, дон Хуан прыгнул ко мне, и в то же мгновение толпа, возглавляемая теми, на кого указывал дон Хуан, налетела на меня. Они были похожи на стервятников, они даже попискивали как летучие мыши или крысы. В ужасе я завопил. Теперь это мне удалось — крик получился дикий и пронзительный.
С ловкостью спортсмена в пике формы дон Хуан выхватил меня из их лап и утащил на камень. Суровым голосом он велел не оглядываться, как бы страшно ни было. Он объяснил, что союзники не могут меня столкнуть, но вот испугать так, что я снова свалюсь на землю, — вполне способны. А на земле союзники могут удержать кого угодно. Если бы мне пришлось упасть на землю в месте погребения древних видящих, я оказался бы в полной их власти. Они разорвали бы меня на части, пока союзники удерживали бы меня. Дон Хуан добавил, что не рассказал мне всего этого раньше, так как надеялся, что в силу обстоятельств я буду вынужден увидеть все это и понять самостоятельно. Его решение едва не стоило мне жизни.
Я ощущал присутствие уродливых людей совсем рядом за своей спиной, и это было невыносимо. Дон Хуан приказал мне сохранять спокойствие и сосредоточить внимание на четырех мужчинах, возглавлявших толпу из десяти-двенадцати человек. В мгновение, когда я сфокусировал на них взгляд, они все, как по команде, ринулись к краю плоского камня. Остановившись там, они по-змеиному зашипели. Они ходили взад-вперед. Движения их казались согласованными. Все это выглядело настолько единообразным и упорядоченным, что производило впечатление какого-то механизма. Словно они следовали некой непрерывно повторявшейся схеме, рассчитанной на то, чтобы меня загипнотизировать.