Его шаги гулким эхом отдавались по дощатым настилам. По мере того, как он продвигался в глубь сумрачного помещения, он все больше жалел о том, что вообще приехал сюда. Здесь казалось еще холоднее, сырее и мрачнее, чем снаружи. Все здание напоминало Найлсу громадный жуткий склеп.
Беспокойно оглядываясь на скрип полуоткрытых дверей кабинок, он застыл от ужаса, когда вдруг заметил торчащую из-под одной двери пару теннисных туфель. В них, разумеется, не было ничьих ног. Скорее всего, туфли еще с прошлого года оставил какой-нибудь забывчивый любитель поплавать, и Найлс разозлился на себя за свой глупый страх.
Он пошел дальше. Но то, что он увидел вскоре в глубине здания, наполнило его сердце дурными предчувствиями. Дощатые настилы во многих местах провалились, а это значило, что море определенно побывало здесь.
Перегнувшись через легкие перильца, он рассматривал врытые в песок сваи, на которых держалось все здание. Они показались ему достаточно прочными, но песок внизу был мокрым, а кое-где остались даже лужи. Поверхность песка казалась вся изрытой: там холмики, здесь промоины.
Найлс встревожился. Он поспешил назад взять из машины лопату, кляня себя за то, что не захватил ее сразу. Когда он чуть ли не бегом возвращался по пляжу в павильон, брызги от разбившейся о берег высокой волны ударили его по лицу. Чертыхнувшись, Найлс вытер рукавом щеку.
В павильоне он внимательно огляделся вокруг, чтобы найти нужное место. По всей длине павильона тянулись параллельно друг другу пять дощатых настилов. Найлс точно знал, где закопал друга. Он тогда специально запомнил точное место — так, на всякий случай. Курт лежит в песке у основания одиннадцатой сваи вдоль второго настила слева, если стоять спиной к выходу.
Найлс порадовался своей предусмотрительности и поспешил ко второму настилу. У одиннадцатой сваи он остановился, подлез под перила и спрыгнул на мокрый песок.
Внизу было еще холоднее. Сейчас он бы не отказался поработать лопатой, чтобы согреться. Глупо было так волноваться! Как раз в этом месте песок, похоже, остался нетронутым. Для полной уверенности он, конечно, покопает здесь. Убедится, что труп на месте, а потом снова зароет его. Утопчет песок и уедет.
Найлс принялся усердно копать и вскоре углубился в песок на два фута. Песок легко поддавался. Еще какой-то фут, и лопата уткнется в то, что он ищет.
Не сомневаясь в успехе, Найлс углубился еще на фут. Теперь он копал осторожнее, с суеверным страхом ожидая глухой звук, когда лопата заденет останки погребенного. Но глухого звука все не было. В яму стала медленно просачиваться морская вода, и только.
Найлс вспотел. Он заглянул в темную яму. Может, за зиму труп ушел глубже? Тело просто продавило своей тяжестью мокрый песок, и теперь оно лежит на пару дюймов ниже, чем раньше. Пожалуй, именно так все и было.
Успокаивая себя таким образом, он снова взялся за лопату. Но, углубившись еще на фут, он ничего, кроме песка, не нашел. Только теперь вода заполняла яму еще быстрей. У него засосало под ложечкой. Выбравшись из ямы, он дико огляделся вокруг. Если трупа тут нет, тогда где он? Волны могли смыть только часть песка. Но ведь не весь же песок! А что, если весь?
Найлс схватил лопату и принялся блуждать среди свай. Он продвигался согнувшись, внимательно глядя по сторонам, но в таком неясном свете что-либо различить было почти невозможно. Внезапно позади раздался шум. Найлс в страхе оглянулся. В груди гулко заколотилось сердце. Причиной шума оказалась покосившаяся доска, которая хлопала по верхушке одной из свай.
Через десять минут напрасных поисков Найлс решил, что просто ошибся. Он, наверное, зарыл Курта под третьим настилом слева, а не под вторым; или у десятой сваи, а не у одиннадцатой.
Что ж, стоит попробовать. Скорее всего, он перепутал сваи, а не настилы, так что лучше вернуться ко второму настилу и копать у основания десятой сваи.
Найлс выкопал яму глубиной в четыре фута, и опять ничего. Он задрожал. Он выбрался из ямы, которая на этот раз очень быстро заполнилась водой, и безумным взглядом осмотрелся по сторонам. Где же труп? Неужели он ошибочно запомнил место? Или…
Он с трудом взял себя в руки, чувствуя, что еще немного — и он закричит. Он попробует еще раз, только теперь у одиннадцатой сваи под третьим настилом. Не исключено, что в этих потемках — а в октябре было уже довольно темно — он просто неправильно посчитал настилы.
Тщательно засыпав две выкопанные им ямы, Найлс вырыл еще одну, и снова его лопата ни во что не уткнулась.
Найлс бросил копать и вылез из ямы. Мокрый от пота, он стоял у ее края и тяжело дышал. Внезапно он вздрогнул. А что, если его приятель был еще жив, когда очутился в своей песчаной могиле? Может, от холода и сырости тот пришел в себя? И выкарабкался наружу? Да нет, все это вздор. Хотя… кто попадает в подобный переплет, способен на все. К тому же песок — это тебе не твердая земля, он легкий, рассыпчатый.
От одной этой мысли Найлса охватил ужас. В безумном, неизъяснимом страхе он заметался между сваями. А потом он словно взбесился. Он выкрикивал имя друга, проклиная того и требуя, чтобы он показался.
Под крышей страшно и пронзительно завыл внезапно налетевший ветер; захлопали двери кабинок, задребезжали перила. С гребня нарастающего прилива сорвались пенные волны и заплясали на наружных настилах.
Море вздымалось все выше, и вскоре соленые волны стали заливать песчаный пол павильона.
Найлс ничего не замечал. Уже по щиколотку в воде, он метался под настилами в сумеречном свете, словно исполинский хорек, который преследует неуловимого зайца. Он вел себя как помешанный, замахиваясь лопатой на тени и вглядываясь в темные промежутки между сваями, будто видел там врагов, сжимающих вокруг него кольцо.
— Ты прячешься от меня, черт бы тебя побрал! — кричал он. — Я знаю, ты здесь! Я все равно найду твой паршивый труп! Я знаю, ты здесь! Ты здесь!
Он бесновался так и орал, не замечая, что вода плещется уже у самых коленей и поднимается выше. Наконец он замолчал и в изнеможении прислонился к свае.
И тут он увидел Курта. Тот плыл к нему, мирно покачиваясь на воде, из самого дальнего и темного угла павильона, где сваи стоят почти вплотную друг к другу; на их фоне труп был едва различим. Подталкиваемый приливом, Курт скользил по воде лицом вверх и ухмылялся, слабо фосфоресцируя; вытаращенные глаза закатились, и виднелись одни белки.
Только что Найлс был готов изрубить труп на мелкие кусочки, если отыщет его. Но сейчас, когда он воочию увидел мертвое тело, Найлс оцепенел. На полуразложившемся лице его бывшего друга застыла отвратительная безгубая улыбка. Медленно кружась, мертвец приближался к Найлсу. Сердце его сжалось от томительного страха, вытесняющего все остальные чувства. В эту минуту Найлс желал одного: бежать отсюда сломя голову.
Из горла вырвался хриплый, дикий вскрик. Наполовину обезумев, Найлс подпрыгнул, ухватился за деревянный настил у себя над головой, но не удержался и с шумным плеском упал в воду. Его нога застряла между двумя соседними сваями. Найлс судорожно изогнулся в воде, пытаясь выдернуть ногу. Раздался треск. Его пронзила адская, нечеловеческая боль, на миг заглушившая даже страх. В глазах потемнело. Найлс закричал, и рот тут же заполнился соленой морской водой.
Он бился, будто загарпуненная рыба на мелководье. Боль в ноге была невыносимой, но теперь, когда первый, самый жгучий болевой шок прошел, он осознал весь ужас своего положения.
Найлс не мог пошевелиться от боли, а вода теперь прибывала очень быстро. А тут еще этот мертвец, с кошмарной улыбкой на лице и безжизненными белыми глазами, снова подплывал к нему.
Прилив все ближе подталкивал труп к Найлсу, и чудовищный, леденящий ужас сковал его. Найлс забыл даже о нестерпимой боли в ноге; забыл, что вода вот-вот накроет его с головой. Он с содроганием ждал, когда страшный мертвец коснется его, и терзался своим бессилием избежать этого.
Курт приблизился почти вплотную, и Найлс резко отшатнулся от него. От этого движения сломанную ногу окончательно заклинило между сваями, а сам он опрокинулся на спину.
Боль и страх оглушили его. Он внезапно ощутил сильную слабость. Почти теряя сознание, он погрузился под воду.
Найлс вдруг понял, что тонет, но было уже поздно. На короткий миг ему удалось высунуть голову из воды, но силы оставили его, и он рухнул обратно. Некоторое время он судорожно извивался в воде. Наконец к поверхности побежала струйка мелких пузырьков и растаяла.
Вода все прибывала. Вскоре прилив выполнил то, что не удалось Найлсу, когда тот в недобрую минуту подпрыгнул к настилу. Вода подняла его сломанную ногу между сваями, и он тихо всплыл — так же, как всплыл потревоженный штормом труп Курта Резингера, застрявший между сваями в дальнем углу павильона.
Стало совсем темно. Выл ветер, прилив все нарастал. Среди свай на дне черного, как могила, павильона скользили и кружились, подскакивая на воде, словно мячики, и кивая друг другу, две нелепые человеческие фигуры, два старых приятеля.
Джозеф Пейн БреннанЧерная мантия
По дну океана передвигалось нечто огромное и черное, само воплощение ужаса. Оно неслышно скользило в мягком придонном иле, словно чудовищная мантия из тягучей скользкой массы, грубо разбуженная чувством голода. То вязкая, то жидкая, слизевая масса временами сплющивалась, растекаясь в иле чернильной лужей. Иногда она, съежившись, замирала, а потом вдруг вздымалась из мутного ила гигантским колпаком. И хотя у этой совершенно бесформенной, но пластичной массы не было глаз, она обладала удивительно развитым чувством осязания и восприимчивостью к малейшим вибрациям, что почти сродни телепатии.
При необходимости она разрасталась щупальцами и становилась похожа на жуткого кальмара или крупную морскую звезду, иногда принимала форму диска или горбатого черного валуна, покоящегося на глубине.
Природа сотворила этот организм еще на заре своей юности, и по возрасту ее творение ненамного уступало самому океану. Оно плавало во мраке, которому не было ни начала, ни конца. Водная стихия, в пучинах которой таилось черная мантия, была почти такой же враждебной, как непостижимая бездна космоса. Ужасное существо постоянно рыскало в черных водах в поисках пищи. Его непрестанный, жестокий го