Собрание сочинений. Том 2. 1988–1993 — страница 64 из 91

Пограничники же понимать русский язык решительно отказывались, а английского, на котором шли переговоры, вообще никто не знал.

Очевидцы донесли до нас фразу, сказанную огорченным Иваном Петровичем возле шлагбаума: «Ну, вы, хлопцы, пожалеете!» Как всегда, свое слово адмирал сдержал. Оба бывших президента Украины ныне проживают в Демгородке (не в описываемом нами, а в другом), и каждый раз, чтобы выйти за границу своих шести соток, например в магазин, они обращаются с письменным прошением в МИД и, как правило, в течение месяца получают визы.

Но вот что хотелось бы отмести в корне и сразу, так это нелепые выдумки о причинах размолвки между супругами, распространяемые наиболее оголтелыми антироссийскими изданиями.

Посудите сами, если б «нездоровое пристрастие к крепким напиткам» служило убедительным основанием для развода, в таком случае распадалось бы до семидесяти процентов военно-морских семей, чего в реальной жизни, как известно, не наблюдается. Таким образом, эти клеветнические измышления не выдерживают проверки даже элементарной логикой!

Причина семейной размолвки скорее всего таилась в том плановом кризисе, который, если верить специалистам, настигает практически каждую супружескую пару на одиннадцатом-двенадцатом году совместной жизни. Супруга Избавителя Отечества, будучи умной и дальновидной женщиной, достаточно быстро преодолела этот неизбежный кризис. Ее телеграмма-молния одной из первых легла на рабочий стол адмирала в Кремле:

= ПРОСТИ ВАНЯ Я БЫЛА ДУРА ГАЛЯ =

Нельзя в связи со всей этой историей не вспомнить и трудную, переполненную различными препонами и рогатками флотскую долю Ивана Петровича, которого друзья – по исторической «автономке» – с горькой иронией называли за глаза «пятнадцатилетним капитаном». А все дело в том, что из Севастополя будущий Избавитель Отечества был переброшен «по широте» во Владивосток, точнее, в поселок Тихоокеанский, где ему обещали быстрый служебный рост. И вправду очень скоро он стал самым молодым командиром подводной лодки на флоте. Но тут, как говорится, корабль застопорил ход.

Началось все с пустяков, если оценивать с точки зрения исторической перспективы. Намечалась плановая перешвартовка, а командир соединения, намеревавшийся присутствовать при сем важном мероприятии, запарился с какой-то комиссией из Москвы и не прибыл на борт к назначенному часу. Тогда Иван Петрович, привыкший брать ответственность на себя, перешвартовал лодку к другому пирсу самостоятельно. Скандал и выговор. Затем начальнику политотдела не понравился боевой листок, выпущенный на самовольной лодке во время учений: в нем усмотрели некую смутную сатиру на непосредственных командиров и начальников. Выговор и скандал. А потом вдруг фамилия «Рык» как-то сама собой исчезла из списков офицеров, рекомендованных в академию… И пошло. Сменялись комдивы и начполиты, но как наследство они бережно передавали друг другу стойкую неприязнь к командиру «Золотой рыбки», незаметно превратившемуся из самого молодого в самого опытного. Вот откуда это горькое прозвание «пятнадцатилетний капитан».

Но незлобив русский человек: ушла жена, тиранит начальство, а он лишь сожмет зубы и выполняет долг перед Отечеством. И вдруг буквально за день до выхода в море будущий Избавитель Отечества узнал от верного человека в Генштабе, что после похода подводная лодка «Золотая рыбка» будет ритуально уничтожена. Хоть сами моряки иногда в шутку и называют свои субмарины «железом», но мысль о том, что твой родной боевой корабль во исполнение какого-то гнусного параграфа некоего безумного договора разрежут на иголки, была непереносима! Более того, лишившись своего подводного корабля, каперанг Рык, известный своей несгибаемостью перед начальством, наверняка был бы уволен в первобытное состояние и превращен в одного из бесчисленных безработных офицеров. О масштабах этой безработицы гласит красноречивый факт: в городе Кимры в то время на одно место капитана речного трамвайчика насчитывалось до семидесяти шести соискателей, а на платных стоянках Севастополя уволенные каперанги и полковники сторожили, чтоб пропитаться, «Мерседесы» хозяев кооперативных палаток – новых хозяев жизни.

Наконец, для понимания героического поступка адмирала Рыка очень важен тот факт, что он не понаслышке был знаком с трудами нашего великого изгнанника-мыслителя Тимофея Собольчанинова. Сам Избавитель Отечества вспоминал на встрече с выпускниками академии Генштаба, как на второй день «автономки» к нему подошел друг и заместитель по работе с личным составом капитан третьего ранга Петр Петрович Чуланов и протянул невеликую с виду брошюрку: «Читал?» – «Детектив, что ли» – «Нет. Но читается, как детектив!»

Разумеется, друзья шутили. Имя Тимофея Собольчанинова, чьего возвращения давно ждала исстрадавшаяся Отчизна, было широко известно в армии и на флоте. Увы, замечательный изгнанник-мыслитель все откладывал и откладывал приезд на родное пепелище. В юности на Воробьевых горах он дал торжественную клятву писать не менее десяти страниц в день, и если ему, допустим, приходилось отрываться от стола, например для получения Гонкуровской премии, то, воротясь, он увеличивал суточную норму и наверстывал упущенное. Переезд в Россию, по его прикидкам, грозил невосполнимыми и ненастижимыми перерывами в работе. Но даже не это было главной причиной промедления: в глубине души он страшился, что едва лишь его нога ступит на родную землю, ему настойчиво предложат сделаться чем-то вроде президента или регента, а это в ближайшие творческие планы не входило. Остается добавить: придя к власти, адмирал Рык убедительно попросил великого изгнанника вернуться на Родину и поселил его в Горках Собольчаниновских.

Однако это произошло позже, а тогда, ощущая сыновний долг перед изнывающей страной, мыслитель вместо себя прислал в Россию книжку под названием «Что же нам все-таки надо бы сделать?». Ее-то и дал почитать своему другу и командиру Петр Петрович Чуланов, который нынче, как все знают, является первым заместителем Избавителя Отечества по работе с народонаселением. Содержание этой книжки, изучаемой ныне в школе, тоже общеизвестно, поэтому напомню лишь моменты, имеющие касательство к нашему повествованию. Тимофей Собольчанинов писал о том, что в России к тому времени имелись все предпосылки для возрождения и «вся искнутованная и оплетенная держава с занозливой болью в сердце ждала своего избавителя». А последняя глава так и называлась – «Мининым и Пожарским может стать каждый». Особенно, как позже выяснилось, в душу командира субмарины «Золотая рыбка» запали такие слова прозорливца: «Россию недруги объярлычили “империей зла”. Оставим эту лжу на совести вековых ее недобролюбцев. Но пробовал ли кто-нибудь постичь внутридушевно иное словосочленение – Империя Добра?!» Избавитель Отечества никогда не писал никаких мемуаров. Более того, однажды он заметил: политический деятель, строчащий книги о том, что еще совсем недавно было совершено им, напоминает сомнительного мужчину, который, отобладав женщиной, тут же, не вылезая из-под одеяла, начинает ей же рассказывать обо всем с ними только что приключившемся… Но к счастью, сохранился стенографический отчет о юбилейной встрече выпускников Военно-морского училища имени Ленинского комсомола. Выступая в узком кругу боевых однокашников, Иван Петрович припомнил, как на третий день исторической «автономки» ему приснился вещий сон – будто бы шагает он по Красной площади и останавливается у подножия памятника Минину и Пожарскому. Точнее, даже не у подножия, а возле какого-то торговца русофобской национальности, разложившего свой убогий товар: штампованные часы, зажигалки, брелоки, аляповатую бижутерию, колоды карт с голыми девицами, именуемыми в образованном обществе «нюшками». Собственно, одна из таких колод (во сне) и заинтересовала будущего Избавителя Отечества, так как на время «автономки» выпадал день рождения друга и заместителя П. П. Чуланова, а подарок без веселой шутки, сами понимаете, делать неинтересно. И вот когда Иван Петрович внимательно разглядывал подарочную колоду, ему вдруг послышался глухой, точно из неизъяснимой глубины идущий голос: «Ры-ы-ы-ык!»

Будущий адмирал огляделся, предполагая, естественно, что его окликнул знакомый, какового непременно встретишь, забредя на Красную площадь. Ан нет – ни одного привычного лица вокруг не наблюдалось, и лишь тогда он догадался глянуть вверх: позеленевшие от времени губы князя Пожарского медленно шевелились: «Ры-ы-ык, ты не туда смотришь, Ры-ык!» – «А куда же» – от неожиданности выронив карты, прошептал потрясенный Иван Петрович. «Туда-а-а!» – ответствовал князь и, тяжко повернувшись всем своим античным телом, указал десницей на Кремль. А Косьма Минин медленно кивнул, подтверждая сказанное…

Проснувшись в своей стальной каюте, каперанг Рык только подивился тому, какие невообразимые эпизоды рождаются в спящем человеке, когда он плывет на глубине в двести метров. И даже Петру Чуланову, с которым делился самым сокровенным, он не стал рассказывать этот странный сон, опасаясь дружеских насмешек и товарищеских обвинений в глубоко затаенной мании величия. Каково же было потрясение будущего Избавителя Отечества, когда шифровальщик положил ему на стол политинформацию о том, что на общеизвестном памятнике работы скульптора Мартоса обнаружены множественные трещины (особенно на фигуре Пожарского)! В связи с этим памятник снят с пьедестала и отправлен в Центральные реставрационные мастерские. Но отдельные граждане восприняли этот «чисто искусствоведческий акт!», сообщало ИТАР – ТАСС, как целенаправленное кощунство, и по Москве прокатилась волна «квазипатриотических демонстраций». Днем позже пришла другая политинформация, повествующая о «чудовищном по своей циничности покушении на вдову академика Сахарова Елену Боннэр». В нее выстрелили из гранатомета, но промахнулись, взорвав здание средней школы, в котором по счастливой случайности никого не оказалось, кроме директора и двух завучей. В ответ верные правительству части разгромили редакции квазипатриотических изданий «Наш современник», «День», «Русский вестник»…