От минёра до стрелка —
Самый штаб двадцать восьмого
Гренадёрского полка.
Часовые на постах,
И расчёты на местах.
Но никто из них не слышал,
Как, стянувшись для броска,
Капитан Телегин вышел
С ротой танков из леска.
Только выстрелы в тиши,
Только грозный рёв машин;
Не успели пушки фрицев
Развернуться для стрельбы —
Возле огневых позиций
Танк поднялся на дыбы.
Он прошёл, могуч, упрям,
По немецким пушкарям.
Из-под трактов —
Щепки, стружки,
Снеговых завалов дым.
Словно сахарные сушки,
Пушки хрустнули под ним.
Трёхдюймовка, грохоча,
Бьёт в упор по тягачам,
А Телегин, брови сдвинув,
Через щель глядит вперёд:
Как там капитан Литвинов,
Хорошо ли немцев бьёт?
У околицы другой
Рокот слышится глухой;
Фрицы из-за поворота —
Под ворота, уходить:
Там литвиновская рота
Начала их молотить.
Режет фрицев на бегу —
Не уйти живым врагу!
Сам Литвинов из атаки
Не выходит ни на миг,
Он сидит в горящем танке,
Бьёт один за четверых.
Только злее ярость в нём
Под губительным огнём;
Пусть назад он не вернётся
В часть гвардейскую свою,
Но, покамест сердце бьётся,
Он – с друзьями, он – в бою!
Смятые грузовики,
Тягачи-крестовики,
Вдавленные в землю фрицы,
Лом разбитых батарей…
Скоро сказка говорится,
Бой идёт ещё скорей.
Немцам вырваться бы в лес,
Да на свете нет чудес;
По бугру и по ухабу
Шьёт свинцовая строка —
Точка. Тихо. Крышка штабу
Гренадёрского полка.
Спит – не спит, снежком пыля
Древнерусская земля.
Ночь да лес под тучей древней…
А гвардейцам – снова в путь.
Бой за Кшентицы-деревню
Ты, товарищ, не забудь.
Подполковник Коваль
Когда чуть повыше парты
Ты вырастешь, мой малыш,
Когда на квадратах карты
Ты Волхов изобразишь
И кистью тот берег тронешь,
Где Новгород вечный встал, —
Ты, может быть, и не вспомнишь
О том, кто тебя спасал,
О том, кто огонь и воду
Прошёл, чтобы выжил ты,
И пал за твою свободу
У маленькой высоты.
Но капни густым кармином
От Новгорода на норд,
Пусть в проволоке и минах
Воскреснет немецкий форт;
Плюгавенькая высотка
С отметкою 35.
…А воздух из молнии соткан,
И надобно наступать.
От Волхова вверх по склону
Открыта любая пядь —
Да первому батальону
Отваги не занимать!
Огня и железа вдоволь,
Бьют немцы со всех сторон,
Но встал подполковник Коваль —
Как будто бессмертен он.
И выросли за плечами
Орлы его – до бойца,
Под яростными бичами
Клокочущего свинца.
Вот тут и пошла работа —
Без крика, без слов, молчком.
Гранаты в бойницы дзотов
Летели, крутясь волчком,
И грохались вниз накаты,
И дым вылетал из нор,
И резали автоматы
Германских вояк в упор.
Лишь прах глинобитных кровель,
Лишь сор на снегу да кровь.
Бросается в пламя Коваль
С ребятами вновь и вновь.
Ещё не ослабли роты,
Железный напор не стих,
И к Новгороду ворота
Пробиты штыками их.
Последняя пушка фрицев
Пролаяла – и конец,
Расчёту в траншее скрыться
Советский не дал свинец.
И тут, как весенний тополь,
Поймавший грозы разбег, —
Упал подполковник Коваль
На чёрный от пепла снег.
И всё ж увидал за болью,
Как с той стороны реки,
В прорыв устремясь с предполья,
На Запад пошли полки.
У истоков легенды
Рядовой Туйчи Эрджигитов прикрыл свои телом амбразуру немецкого дзота…
Огонь пред тобой, Эрджигитов,
Друзья за тобой молодые,
И рощи в стальной круговерти,
И куст облетает ракитов:
Ни поля, ни друга не выдав,
Ни русские рощи святые,
Навстречу победе и смерти
Поднялся Туйчи Эрджигитов.
Века пред тобой, Эрджигитов,
Часы за тобой – прожитые,
И вечны мгновения эти
Пред логовом злобных бандитов,
Когда заворчали сердито
Свинцовые струи крутые,
Когда ты гасил их в предсердье,
В горячей крови, Эрджигитов!
Россия с тобой, Эрджигитов!
Леса за тобой – золотые,
И розова даль на рассвете,
И губчатый мох – малахитов,
И поле, что дымом повито,
Уходит в туманы седые,
К бессмертной и чистой легенде
О жизни твоей, Эрджигитов!
«Герои нашего фронта» (1945)
Предисловие
Выполняя приказ Верховного Главнокомандующего Генералиссимуса Советского Союза товарища Сталина, воины-дальневосточники нанесли решающие удары по японским захватчикам, приблизили день нашей победы над Японией и наступление мира во всём мире.
Десятки и сотни бойцов, сержантов и офицеров 1-го Дальневосточного фронта, отстаивая честь и достоинство нашей Родины, самоотверженно громили японских захватчиков в Маньчжурии и Корее и показали немало примеров доблести и геройства.
В этой книге собраны стихотворения поэта газеты «Сталинский воин» Павла Шубина, написанные между 9 августа и 3 сентября 1945 г.
В дни нашего наступления стихотворения Шубина о героях печатались в газете «Сталинский воин» и с большим интересом читались в частях и подразделениях нашего фронта. Призывное слово поэта глубоко волновало наших бойцов, звало их на новые ратные подвиги.
Издавая этот сборник, Политическое Управление 1-го Дальневосточного фронта стремится сохранить благодарную память о героях, сражавшихся на полях Маньчжурии и Кореи во имя победы и процветания нашей великой Отчизны.
Возмездие
Довольно!
Мы долго терпели,
Мы выпили горе до дна —
В артурской кровавой купели
Была наша месть крещена.
Нам только назад оглянуться,
И дым выедает глаза:
Шимозы шипучие рвутся,
Идут партизаны в леса.
И села лежат неживые,
И пепел погубленных хат
Налип на штыки ножевые
Крикливых японских солдат…
Зачем это жёлтое горе,
Картавые орды врагов
Явились сюда из-за моря,
С далёких, чужих берегов?
Расстрелов свинцовые зёрна
Не сгибли в горячей пыли,
На жесткой земле Заозёрной
Победой они проросли.
Да, мы терпеливыми были,
Смиряясь с отпором простым,
Но мы ничего не забыли
И мы ничего не простим!
– В атаку!
Багряное знамя
Ужо шевельнуло крылом.
Всё наше грядущее – с нами,
Весь гнев,
Не отмщённый в былом.
Лазо, что горит, не сгорая,
Дождётся победного дня:
В последний свой час, самураи,
Вы встретитесь с ним средь огня.
И встанут матросы Цусимы
На скользкий прибрежный гранит,
Над ними, в дыму возносимый,
Андреевский стяг прошумит.
Идя под свинцовые струи,
Мы доброму миру верны.
Мы только за то и воюем,
Чтоб не было больше войны,
Чтоб не жили рядом убийцы,
Готовые нас погубить,
Чтоб светлые наши границы
Никто не посмел преступить!
Старшина Гершинович
– Храбрых пути —
Всегда впереди! —
Так говорит старшина.
Шесть орденов на его груди.
Кровь и огонь их горят.
Погляди,
Послушай —
В пламени их слышна
Атак штыковых тишина.
И снова
За вражескую черту
Он первым ступил вчера —
В ночную,
Тревожную черноту,
Когда
Японскую высоту
Прощупать пришла пора.
И первый,
Не чуявший лиха
Враг
По-мышьи
Пискнул в его руках.
И рухнул второй,
Не подняв штыка,
Сбитый
Свинчаткою кулака.
И первый
Из передовых вояк
В плен зашагал,
Зажимая синяк.
В штабе сказали:
– Вполне ясна
История с фонарём,
Это трудился
Наш старшина:
По почерку узнаём.
…А Гершинович,
Как горный тур,
Кружил
По осыпям и кустам,
И Москалёв
Уже вёл на штурм
Батальон по его следам.
Два друга
Маташкин и Батов —
Два друга, два брата
И оба наводчики —
Лучше не надо.
Высокая проба
Их дружбы до гроба,
Отлично захватчиков
Бьют они оба.
Германские танки
В крутой перебранке
Их пушками были
Разодраны в дранки.
Иссушены в сушку,
Исстроганы в стружку
Числом по четыре
На каждую пушку.
И в новые сроки
В сраженьях жестоких
Пришла им пора
Загреметь на востоке.
Маташкин и Батов —
Два друга, два брата,
Пред ними
Японская сопка, ребята!
И нет к этой сопке
Ни хода, ни тропки,
В ней дотов
Железобетонных коробки.
Ползи по откосам
К бойницам раскосым
Ревущим навстречу
Огнём смертоносным.
Видать, ты не робкий
И злой, и торопкий,
Ну, может, дойдёшь,
Доживёшь до полсопки.
И снова вся рота
Вожмётся в болото,
Замрёт под огнём
Пулемётного дота.
Но тут, как когда-то,
На помощь солдатам
Пришли громовержцы
Маташкин и Батов.
Они под огнём,
С остановки короткой
Долбили по дотам
Прямою наводкой.
С открытой позиции,
Без маскировки,
Гремели
Горластые их трёхдюймовки.
Минуты спокойной
И точной работы —
И кончены
Вражеские пулемёты.