Невыдуманным героям, людям переднего края, сражавшимся с врагами советской Отчизнына многих фронтах – от Баренцева морядо Тихого океана – посвящаю эту книгу
Надпись на книге
Мы бились с врагами у стен Ленинграда,
Во мгле новгородских болот,
Под нами дрожала земля от снарядов
И плавился волховский лёд.
В огне погибали товарищи наши,
Которым мы в дружбе клялись,
За них мы сражались в снегах Кандалакши,
На Западной Лице дрались.
Где реки летят с ледяного отвеса,
У самого края земли,
По скользким обрывам высот Киркенеса
Мы с Маршалом нашим прошли;
Мы бились в горах, где орлы не летали,
Лишь – тучи поверх головы!
Не зря в нашу честь столько раз грохотали
Победные залпы Москвы!
И снова, покрытые пылью маньчжурской,
Примкнув ножевые штыки,
На доты японцев атакою русской
Ударили наши полки.
Японские «смертники» били нам в спину,
Но, славя Отчизну свою,
Мы вышли к Гири́ну, пробились к Харбину,
Добыли победу в бою.
На празднике славы героев вспомянем
Солдатскою речью простой,
Великому Сталину здравицу грянем
И Родине нашей святой;
Припомним просторы, пропахшие гарью,
Где мы побеждали в боях:
У стен Ленинграда, в снегах Заполярья,
На дымных маньчжурских полях.
Солдат
Идёт на Родину солдат…
На хуторе его
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух, —
Храпит немецкий пост,
И головешек дым
Вокруг
Летит на много вёрст.
Вода в криницу не бежит:
В ней лошадь дохлая лежит;
Горит
В железной печке
Сад…
Идёт на Родину солдат…
Идёт,
И в памяти его —
Всё так, как он привык:
Коров,
Мотая головой,
Ведёт лобастый бык;
Садится солнце за ставком,
Покой, покой в полях!
Парным,
Полынным молоком
Вечерний пахнет шлях;
Мамаша-утка
От лощин
Домой зовёт утят,
В черешнях розовых хрущи
До позднего гудят…
Хозяин заберёт тулуп —
И в сено, на поклеть;
И только ключ,
Звеня о сруб,
В кринице будет петь,
Да соловей проверит лад
На чистом серебре…
Идёт на Родину солдат —
Не в мае, в декабре.
Звенит позёмка, по кустам
Дымится снежный прах,
И даль – темна,
И степь – пуста,
Лишь волки на буграх.
Но для солдата
Всё не так:
Звенит, звенит земля,
Вся степь в лазоревых цветах,
В метёлках ковыля.
Быков с рассвета обратать,
Подзакусить слегка,
Когда на стол поставит мать
Махотку каймака,
И – гайда в поле.
Длинен круг,
Ворочай за троих,
Не отрывая тяжких рук
От выгнутых чапиг:
Мать доглядит его ребят,
И двор его, и дом…
Идёт на Родину солдат
И думает о том,
Что там,
Где стал он бородат,
Где юность шла его,
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух, —
Храпит немецкий пост;
Из них
Последних двух старух
Стащили на погост.
Им даже гроба не нашли,
А так – швырнули в грязь, —
Лежат
Поверх родной земли,
Под снегом притаясь…
И четверо его ребят
Притихли с бабушкою в ряд.
И дом сожжён.
И срублен сад.
Идёт на Родину солдат…
Ему дорогу заступив,
Встаёт до неба взрыв!
Немецкий снайпер бьёт в висок,
На землю валит танк,
Как вихрем поднятый песок,
Визжит свинец атак.
Огонь и дым. Но видит он
Сквозь дыма полосу
Родимый дом,
Родимый Дон,
Россию видит всю!
От Беломорья до Карпат —
Россию-мать,
Россию-сад,
Её тоскующий, живой,
Её зовущий взгляд.
И начинает понимать,
Что слово МАТЬ —
Не просто мать,
И чувствует солдат,
Что дом
Не там, где вербы над прудом,
Что и в длину, и в ширину
Он больше всех хором,
Что стены дома – на Дону,
А двери – за Днепром,
И надо Одер перейти
Под рёвом непогод,
Чтоб в дом родной
Порог найти…
И он его найдёт!
Стучится смерть
Солдату в грудь
Чугунным кулаком.
Но жив солдат!
Солдат штыком
Прокладывает путь!
Бросает немец автомат —
Его глуши́т приклад.
Идет на Родину солдат,
Домой идёт солдат!
Песня комсомольцев Волхова
Споёмте про наших героев, друзья,
Про яростный танк Пятикопа,
Как, тридцать немецких орудий размяв,
Прошёл Пятикоп по окопам,
И как с запылавшего танка он слез,
Чтоб кинуться пешим на гадов,
И на́ семь арийцев хватило в обрез
Семи револьверных разрядов.
От расплаты враг не увернётся,
Не спасётся в норах блиндажей,
Если в бой выходят комсомольцы
Волховских суровых рубежей!
Где облака спало, свернувшись в клубок,
В зените, зарёю умытом,
Повёл Лисконоженко свой «ястребок»
Навстречу пяти мессершмиттам.
Их строй бесноватый крутился вокруг
И дважды отважного ранил,
Но сбил Лисконоженко коршунов двух,
А третьего в лоб протаранил.
Фашистские танки неслись напролом,
Но, в узком окопе не виден,
Один со своим бронебойным ружьём
Их встретил боец Костромитин.
Три дня отбивался он метким огнём,
Три дня продолжалась атака,
И в поле остался, как память о нём,
Десяток обугленных танков.
Какая бы участь бойцов ни ждала —
В крови и в грязи по колено, —
Средь них как сестра и товарищ была
Повсюду Матросова Лена.
И, бережно жизнь дорогую храня
От смерти, от плена, от муки,
Сто раненых вынесли из-под огня
Родимые девичьи руки.
Где Волхов туманное русло провёл
В болотах угрюмых и мшистых,
Немало твоих сыновей, Комсомол,
Громят ненавистных фашистов.
И в списках героев, достойных наград,
Ты сам назовёшь поимённо
Бойцов, что сквозь смерть пронесли в Ленинград
Пробитые в битвах знамёна.
Дмитрий Пышный
Кустарник, крытый белой смушкой,
И в чахлой прореди его —
Пять пулемётов, дзот и пушка,
Семь целей – только и всего.
И с деловитостью не лишней
Исползав весь передний край,
Переселить решил их Пышный
Прямой наводкой к богу в рай.
Сержант имел свою сноровку
И знал в бою в любой момент,
Куда поставить трёхдюймовку,
Где разложить боекомплект.
Расчёт обучен знать команду,
Накатывать и заряжать,
И – боже упаси! – сержанту
В бою подсказкой не мешать.
И вот последнего рассвета
Последняя редеет мгла.
Сверкнув под облаком, ракета
Бойцов в атаку повела.
И сразу заревевший «виллис»,
Рванувшись под свинцовый вихрь,
На мягких шинах пушку вынес
И развернул на огневых.
Секунд смертельных счёт короткий,
И вот уже, подняв ладонь,
Сам Дмитрий Пышный на наводке
Командует: «Огонь! Огонь!»
И плещут вороные гривы,
Ложась на снежную постель:
С предельной точностью разрывы
Очередную глушат цель.
– Огонь!
У дзота не верхушки.
– Огонь!
И яростный снаряд
Противотанковые пушки
Кладёт с наводчиками в ряд.
– Огонь!
По снегу пулемётам
Строкой свинцовой не стегать,
Наперерез пошла пехота
Бегущих немцев настигать.
За нею Пышный катит пушку,
И вот уж с новой огневой
Снаряды, торопя друг дружку,
Забор разносят земляной.
Издалека видна работа,
Когда работает артист.
Кричит взволнованно пехота:
– Спасибо! Крой, артиллерист!
– Огонь! Огонь!
И путь не ближний
Бойцу не кажется тяжёл.
Так рвался к Новгороду Пышный
И так за Новгород ушёл.
Гремел за Шимском, за Батецкой,
У синей неманской воды…
И где-то на земле немецкой
Теряются его следы.
Большой калибр
Там, за рекой,
Противник где-то.
А здесь,
На нашей стороне,
Осев на грузные лафеты,
Орудья дремлют в тишине.
А в трёх верстах,
В траве затерян,
Как жёлудь в листьях на дубу,
Их неусыпный глаз, Жижерин,
Вращает стереотрубу.
И объективы
В далях дольних,
Нащупав,
Сделали ясней
Зелёный купол, колокольню
И наблюдателя на ней.
И сразу в жилах телефонных
Метнулись длинные огни,
И злую сталь орудий сонных
Ожить заставили они.
И знаки цифр
От пункта к пункту
Спешили в ряд в строю живом,
Чтобы уже через минуту
Лечь на планшете огневом.
Их проверяли, словно пробу,
Не упуская ничего,
Майора Реутова опыт,
Талант и знания его.
Дозорный фриц на колокольне
Не знал,
Что мастер за рекой
Подвёл чертой линейки школьной
Итоги жизни воровской,
И что церквушке,
Где торчит он,
Уже назначен срок,
И он —
Математически рассчитан
И наблюденьем подтвержден.
– Прицел! Буссоль! Заряда номер! —
И с батареи Фомина
Пошёл
В двухоборотном громе,
Раскалывая даль до дна,
Вобравший всё —
И скорость ветра,
И влажность, и полдневный жар,