Спустя пять или шесть часов на широкой, спускавшейся к морю равнине показался человек, и все женщины и дети бросились ему навстречу. Это был Ауненк, обнаженный, задыхающийся и израненный. Кровь струилась из раны на лбу. Изуродованная рука беспомощно болталась. Но самым страшным казался дикий блеск его глаз, что-то предвещавший, но что – женщины не знали.
– Где Пишек? – резко спросила одна старая сквау.
– А Олитли? – А Полак? – А Ма-Кук? – раздались крики.
Но он не отвечал, прокладывая себе дорогу среди кричащей толпы, и шатаясь направился прямо к Тайи.
Старуха громко завопила, и женщины одна за другой подхватили ее причитания. Мужчины выползли из траншей и окружили Тайи – даже жители Солнечной Страны взобрались на баррикаду поглядеть, что случилось.
Ауненк остановился, вытер кровь, заливавшую ему глаза, и осмотрелся вокруг. Он пытался заговорить, но его сухие губы слиплись. Ликита подала ему воды, он пробормотал что-то и принялся пить.
– Сражение было? – спросил наконец Тайи. – Хорошее сражение?
– Хо? Хо! Хо! – Ауненк так неожиданно и дико расхохотался, что все замолкли. – Никогда еще не бывало такого сражения! Так говорю я, Ауненк, извечный победитель диких зверей и воинов. Но я хочу сказать вам мудрые слова, пока не забыл. Сражаясь хорошо, жители Солнечной Страны научают сражаться нас. Если нам придется долго с ними биться, мы станем великими бойцами – такими же, как они, иначе мы погибли. Хо! Хо! Хо! Вот была битва!
– Где твои братья? – Тайи тряс его, пока Ауненк не вскрикнул от боли, – тут только он пришел в себя.
– Мои братья? Их нет.
– А Пом-Ли? – вскрикнул один из воинов Голодного Племени, – сын моей матери, Пом-Ли?
– Пом-Ли нет, – монотонно отвечал Ауненк.
– А пришельцы из Солнечной Страны? – послышался голос Ааб-Ваака.
– Пришельцев из Солнечной Страны нет.
– А корабль пришельцев из Солнечной Страны, богатства и оружие? – спрашивал Тайи.
– Нет ни корабля, ни богатств, ни оружия, ни вещей, – был неизменный ответ. – Нет никого. Нет ничего. Остался один я.
– Ты сошел с ума!
– Возможно, – невозмутимо отвечал Ауненк. – То, что я видел, могло лишить меня рассудка.
Тайи придержал язык, и все ждали, когда Ауненк приступит к рассказу о случившемся.
– Мы не брали с собой винтовок, о Тайи, – начал он наконец. – Никаких ружей, братья, – только ножи, охотничьи луки и копья. На каяках, по двое и по трое мы перебрались на корабль. Пришельцы из Солнечной Страны были нам рады, мы разложили наши шкуры, а они вынесли товары для обмена; и все шло хорошо. А Пом-Ли ждал – ждал, пока солнце не стало высоко над головой и они не сели за еду. Тогда он испустил воинственный клич и мы напали на них. Никогда еще не бывало такой битвы и таких бойцов. Половину их мы убили, пока они не успели еще прийти в себя от неожиданности, а остальные обратились в дьяволов. Каждый из них бился за десятерых, и все они бились как дьяволы. Трое из них стали спиною к мачте и, пока нам не удалось их убить, окружили себя кольцом из наших мертвецов. У некоторых были ружья, и они, широко раскрыв глаза, быстро убивали наших братьев. А один из них стрелял из большого ружья, из которого сразу вылетало множество маленьких пуль. Вот, глядите!
Ауненк указал на свое простреленное ухо.
– Но я, Ауненк, сзади всадил копье в его спину. И мы перебили их всех – всех, кроме начальника. Мы окружили его, он остался один, но он громко закричал и прорвался через круг; пять или шесть воинов схватили его, он их отбросил и побежал вниз, внутрь корабля. Затем, когда все богатства принадлежали нам и оставался лишь начальник внизу – его мы собирались убить, тогда раздался такой грохот, словно все ружья на свете выстрелили сразу. Я, как птица, взлетел на воздух, и все оставшиеся в живых мэнделлийцы, все мертвые пришельцы Солнечной Страны, маленькие каяки, большой корабль, ружья и богатство – все взлетело на воздух. Это я, Ауненк, рассказал вам – и только я остался в живых!
Глубокая тишина воцарилась среди собравшихся. Тайи испуганными глазами смотрел на Ааб-Ваака, но ничего не сказал. Даже женщины были слишком потрясены, чтобы оплакивать погибших.
Ауненк горделиво оглянулся вокруг.
– Я один остался, – повторил он.
Но в этот миг с баррикады раздался выстрел, и пуля попала прямо в грудь Ауненку. Он качнулся назад, затем вперед, и на лице его отразилось изумление. Он задыхался, и губы его исказились мучительной усмешкой. Плечи опустились, колени подгибались. Он встряхнулся, словно просыпаясь, и выпрямился. Но плечи его все опускались, колени подгибались, и он медленно, очень медленно опустился на землю.
От укрепления пришельцев из Солнечной Страны была добрая миля[48], и вот смерть легко прошла это расстояние. Раздался дикий крик – крик кровавой мести и необузданной ярости дикарей. Тайи и Ааб-Ваак старались удержать мэнделлийцев, но были отброшены и могли только оставаться на месте и следить за бешеным натиском. Но со стороны укрепления не раздалось ни одного выстрела, и, едва пройдя половину расстояния, многие, напуганные таинственным молчанием врагов, остановились и стали ждать. Более смелые продолжали свой путь, и, пройдя еще половину оставшегося расстояния, тщетно ожидали признаков жизни. Не доходя двухсот шагов, они замедлили бег и пошли сплошной массой, а пройдя с сотню шагов, остановились и, заподозрив недоброе, стали совещаться.
Вдруг над баррикадой поднялись клубы дыма, и, словно брошенная горсть камешков, мэнделлийцы рассыпались во все стороны. Четверо упали, затем еще четверо, и они быстро продолжали падать то по одному, то по двое, пока не остался один, да и тот мчался назад, подгоняемый страхом смерти. Это был Нок, молодой охотник, длинноногий и высокий юноша; бежал он – как никогда еще ему не приходилось бегать. Как птица скользил он по открытой равнине, прыгая, ныряя и извиваясь. Ружья за баррикадой палили беспрерывно, а Нок продолжал прыгать и нырять и оставался невредимым. Наконец пальба замерла, и Нок мало-помалу перестал беречься и кружить и в конце концов побежал по прямой линии. Тогда-то с баррикады прозвучал одинокий выстрел. Нок подпрыгнул, упал, подскочил как мяч и свалился замертво.
– Что на свете быстрее окрыленного свинца? – размышлял Ааб-Ваак.
Тайи проворчал что-то и отвернулся. Сражение окончилось, и необходимо было заняться более важными делами.
В живых оставались сорок воинов своих и один воин из Голодного Племени. Некоторые из них были ранены. А биться приходилось с четырьмя пришельцами из Солнечной Страны.
– Мы не выпустим их из дыры у скалы, – сказал он, – а когда их проймет хорошенько голод, мы перебьем их, как детей.
– Но за что нам биться? – спрашивал один из младших воинов, Олуф. – Богатство жителей Солнечной Страны исчезло, остается лишь то, что было в иглу Нига, а этого очень мало.
Он сразу примолк, услышав резкий свист пули, пролетевшей мимо его уха.
Тайи презрительно рассмеялся:
– Пусть это будет ответом. Что же нам делать с этими сумасшедшими, которые не желают умирать?
– Что за безумие! – протестовал Олуф, прислушиваясь к свисту пуль. – Это нехорошо, что они так сражаются, эти пришельцы из Солнечной Страны. Отчего они не желают умирать? Они безумцы, они не хотят понять, что для них все кончено и только нам они причиняют множество хлопот.
– Прежде мы сражались за богатство, теперь мы сражаемся за жизнь, – кратко обрисовал положение Ааб-Ваак.
Ночью в траншеях была перестрелка, а наутро увидели, что из иглу Нига исчезли все вещи жителей Солнечной Страны. За ночь пришельцы их унесли – при дневном свете следы были явственно видны. Олуф взобрался на вершину скалы, чтобы сбросить на головы врагов большие камни, но скала выдавалась над рвом, и он вместо камней осыпал их ругательствами и оскорблениями, угрожая страшными пытками и мучительной гибелью. Парень-Билль отвечал ему на языке Племени Медведя, а Тайи, поднявший из окопа голову, чтобы насладиться зрелищем перебранки, получил пулю в плечо.
В последовавшие за этим страшные дни и ночи мэнделлийцы, подкапываясь все ближе и ближе к скале, постоянно спорили, не лучше ли было бы дать жителям Солнечной Страны спокойно убраться восвояси. Но они боялись пришельцев, а женщины поднимали плач при мысли об освобождении врагов. Довольно для них жителей Солнечной Страны; больше они их видеть не желают. Свист пуль раздавался непрестанно, и непрестанно возрастал список погибших. Утром, на заре, раздавался слабый, далекий треск выстрела, и на отдаленном конце деревни женщина, взмахнув руками, падала мертвая на землю; в жаркий полдень воины в окопе прислушивались к свисту пуль, ожидая смерти; а в серых вечерних сумерках пули, попадая в землю, вздымали песок и комья глины. По ночам далеко разносились жалобные причитания женщин:
– Уаа-оо-аа-уаа-оо-аа!
Предсказание Тайи исполнилось, и среди пришельцев из Солнечной Страны начался голод. Однажды ночью разыгралась ранняя осенняя буря, и один из пришельцев, прокравшись мимо окопов, украл много сушеной рыбы. Но вернуться он не успел и, когда солнце взошло, спрятался где-то в селении. Итак, ему пришлось сражаться одному; окруженный плотным кольцом мэнделлийцев, он четверых убил и, прежде чем они успели схватить его, застрелился сам, чтобы не подвергнуться пыткам.
Это событие опечалило всех. Олуф открыто заявил:
– Если один заставил нас так дорого заплатить за смерть свою, сколько же придется заплатить за смерть оставшихся?
Тогда-то на баррикаде показалась Месахчи и подозвала трех собак, близко подошедших к баррикаде, – это была еда, жизнь и отсрочка расплаты. Отчаяние охватило племя мэнделлийцев, и на голову Месахчи посыпались проклятия.
Дни текли. Солнце уходило к югу, ночи становились все длиннее, и в воздухе чувствовалось приближение морозов. А жители Солнечной Страны все еще держались за своим прикрытием. Воины теряли мужество от постоянного напряжения, и Тайи часто погружался в глубокие, мрачные размышления. Он приказал собрать все шкуры и кожи, имеющиеся в селении, велел связать их в высокие цилиндрические тюки и за каждым тюком разместил по воину.