Жизнь недорога. Эгей!
Там, спина к спине, у грота
Отражаем мы врага!
Описав полный круг, самолет поднялся на добрых тысячу футов ввысь; там от него отделился какой-то предмет и стал спускаться прямо на толпу. Этот предмет футов триста падал отвесно, точно гиря, затем развернулся большим парашютом, под которым, точно паук на паутине, висел человек. Когда парашют приблизился к земле, он вновь затянул:
Там, спина к спине, у грота
Отражаем мы врага!..
Затем события начали громоздиться одно на другое с головокружительной быстротой. Огарок догоревшей свечи распался, горящий фитиль упал в небольшую лужицу растопившегося сала, сало это загорелось и воспламенило пропитанный маслом хворост. Генри, опустившийся в самую гущу Погибших Душ и накрывший многих из них своим парашютом, в два прыжка очутился подле своих друзей и принялся направо и налево раскидывать пылающий хворост. Занятие это он прервал только на одно мгновение, когда жрец Солнца попытался ему помешать. Мощным ударом по голове он опрокинул этого почтенного наместника богов на спину и, пока тот медленно приходил в себя и пытался встать на ноги, разрезал путы, связывающие Леонсию, Фрэнсиса и Торреса. Он протянул было руки, чтобы обнять Леонсию, но та оттолкнула его со словами:
– Живее! Нечего терять время на объяснения. Падайте на колени перед Торресом с таким видом, точно вы его покорный раб. Да не говорите по-испански – только по-английски!
Генри ничего не понимал, но Леонсия поощряла его взглядом, и он увидел, как Фрэнсис простерся ниц у ног их общего врага.
– Черт побери, – пробормотал Генри, следуя примеру Фрэнсиса. – Вот так штука! Да это будет похуже, чем заживо зажариться на этом самом костре!
За ним последовала и Леонсия, а затем и все Погибшие Души растянулись на земле у ног великого капитана Де-Васко, к которому, на их глазах, прилетели небесные гонцы с самого Солнца. Простерлись все, кроме жреца. Потрясенный случившимся, он размышлял о том, не присоединиться ли и ему ко всем остальным, но в это время черт дернул Торреса переусердствовать в исполнении назначенной ему роли.
С надменностью, о которой все время твердил ему Фрэнсис, он поднял правую ногу и поставил ее на затылок Генри, прищемив ему при этом ухо.
Тут Генри буквально взвился в воздух.
– Вы не смеете наступать мне на ухо, Торрес! – завопил он, мгновенно опрокинув испанца таким же ударом, каким он незадолго до этого свалил с ног жреца.
– Ну теперь все пропало! – с величайшим огорчением заявил Фрэнсис. – Вся наша басня о боге Солнца рассыпалась в прах.
В самом деле жрец Солнца сразу же понял создавшееся положение и с торжествующей улыбкой призвал своих копьеносцев. Но Генри приставил дуло своего автоматического револьвера к животу старого жреца, и тот, припомнив слышанные им легенды о смертоносных пулях, выбрасываемых силой таинственного вещества, которое называется порохом, примирительно улыбнулся и жестом отослал своих копьеносцев назад.
– Все это выше моего понимания и моей мудрости, – заявил он своему племени, причем его глаза все время с тревогой возвращались к дулу револьвера. – Я прибегаю к последнему средству. Пусть гонец отправится и разбудит Ту, Что Грезит. Пусть он передаст ей, что чужестранцы, спустившиеся к нам с неба, а может быть, и с самого Солнца, прибыли в нашу долину. И только мудрость ее неземных грез может разъяснить нам то, чего никто не понимает и что неясно даже мне.
Глава XVIII
Под конвоем копьеносцев Леонсия, оба Моргана и Торрес пустились в путь по плодородным, хотя и обработанным чрезвычайно примитивным способом нивам, через журчащие ручейки, лесистые участки и поросшие высокой травой луга, на которых паслись коровы такой низкорослой породы, что даже взрослые животные были не больше обычных молодых телят.
– Это несомненно настоящие дойные коровы, – заметил Генри. – Они просто прелесть! Но видели ли вы когда-нибудь таких карликов? Ведь сильный мужчина может свободно поднять самую крупную из них и нести ее на плечах.
– Думаю, ты ошибаешься, – возразил Фрэнсис. – Вон погляди на ту черную. Держу пари, что в ней не меньше трехсот фунтов.
– На что пари? – подхватил Генри.
– На что угодно, – последовал ответ.
– Сто долларов твоих против ста моих, – сказал Генри, – что я смогу поднять и понести ее.
– Идет!
Но пари не суждено было состояться, ибо в ту самую минуту, как Генри сошел с тропинки, копьеносцы заставили его вернуться обратно. Знаками и мимикой они дали понять пленникам, чтобы те держались прямой дороги.
Когда дорога пошла у подножия крутой скалы, путники увидели под собой стадо коз.
– Это домашние козы, – заметил Фрэнсис. – Взгляните-ка на пастухов. Недаром я не сомневался, что поданное нам рагу было из козлятины. Я всегда питал слабость к козам. Если Та, Что Грезит, кто бы она ни была, отменит решение жреца и оставит нас в живых и если нам придется провести с Погибшими Душами весь остаток своих дней, я подам на ее имя прошение, чтобы меня назначили главным пастухом всех коз этого государства. Я построю для вас прелестный маленький коттедж, Леонсия. И вы будете главным сыроваром при дворе королевы.
Однако Фрэнсису не пришлось развить свой фантастический план, ибо они вышли к озеру такой поразительной красоты, что молодой человек невольно присвистнул, Леонсия забила в ладоши, а Торрес восторженно воскликнул. Озеро, безукоризненно овальной формы, было с милю в длину и с полмили в ширину. Ни одно человеческое жилище не нарушало сплошной полосы деревьев, зарослей бамбука и камыша, плотным кольцом окружавших озеро и особенно пышно разросшихся у подножия скалы. На гладкой водной поверхности с такой поразительной ясностью отражались высящиеся кругом горы, что взор с трудом различал, где кончалась действительность и начиналось отражение.
Восхищаясь красотой и отчетливостью отражения, Леонсия вдруг разочарованно вскрикнула, заметив, что вода в озере далеко не кристальной чистоты.
– Как жаль, что она такая грязная!
– Причиной тому богатая черноземная почва долины, – объяснил ей Генри. – Чернозем здесь лежит пластом в несколько сотен футов.
– Некогда вся долина была, очевидно, озером, – высказал предположение Фрэнсис. – Поглядите вдоль всей цепи скал, и вы увидите, что на ней ясно отмечен уровень, которого достигала прежде вода. Интересно, что так понизило этот уровень.
– Вероятнее всего, землетрясение, которое открыло какой-нибудь подземный выход и осушило озеро до его нынешних размеров и продолжает осушать и теперь. Темный коричневый цвет доказывает, что сюда постоянно вливаются новые воды. Это озеро, несомненно, служит резервуаром, в котором собирается вся влага с долины.
– Ну вот наконец хоть один дом, – заметила пять минут спустя Леонсия, когда они обогнули скалу и глазам их представилось низкое, похожее на бунгало строение, прильнувшее к склону утеса и нависшее над водой.
Сваями дому служили массивные стволы деревьев, стены его были сделаны из бамбука, а крыша крыта соломой. Жилище было расположено так уединенно, что попасть к нему можно было или по воде на лодке, или по мостику длиной в двадцать футов и такому узенькому, что два человека не могли бы пройти по нему рядом. По обе стороны мостика стояли два туземца, очевидно исполняющие роль вооруженных часовых. Повинуясь знаку жреца Солнца, они посторонились и пропустили отряд; впрочем, оба Моргана заметили, что копьеносцы, сопровождавшие их от самого Большого Дома, остались по ту сторону мостика.
Пройдя по мостику и войдя в дом на сваях, путники очутились в большой комнате, обставленной, несмотря на всю примитивность убранства, лучше, чем можно было бы ожидать в долине Погибших Душ. На полу лежали циновки, сплетенные из травы, чрезвычайно тонкой работы; еще искуснее были сделаны висевшие на окнах шторы. В глубине комнаты у стены красовалось огромное золотое изображение восходящего солнца, схожее с тем, которое находилось у алтаря Большого Дома. Но еще более достойными изумления и восхищения были два живых, хотя и неподвижных существа, которые обитали в этой комнате. Под восходящим солнцем на небольшом возвышении стояло ложе с множеством подушек, отчасти напоминавшее трон. На ложе среди подушек лежала спящая женщина, одетая в хитон из какой-то нежно мерцающей ткани, подобной которой не видел никто из путников. Грудь ее тихо вздымалась и опускалась от мерного дыхания. Женщина явно не принадлежала к племени Погибших Душ – этой вырождающейся помеси испанцев и караибов. На голове ее красовалась тиара из кованого золота, усыпанная сверкающими драгоценными камнями и похожая на царскую корону.
На полу перед ложем стояли два золотых треножника. В одном из них горел огонь, в другом находилась большая золотая чаша, не менее шести футов в диаметре. Между треножниками лежала громадная собака с белоснежной шерстью, похожая на русского волкодава. Вытянув передние лапы, неподвижная, точно Сфинкс, она спокойно, не мигая, уставилась на пришельцев.
– У спящей вид настоящей леди, более того, королевы. Ей грезятся, наверное, королевские сны, – прошептал Генри.
Жрец Солнца хмуро и неодобрительно на него поглядел.
Леонсия смотрела, затаив дыхание, но Торрес вздрогнул и сказал:
– Я никогда не слыхал ничего подобного о долине Погибших Душ. Эта женщина – чистокровная испанка, в ней течет благородная кастильская[37] кровь. Увидите, у нее синие глаза – это так же верно, как то, что я здесь стою. Но эта ужасающая бледность! – И он снова вздрогнул. – Этот неестественный сон! Похоже на то, что ее уже давно чем-то опаивают.
– Вот именно, – возбужденным шепотом прервал его Фрэнсис. – Та, Что Грезит погружена в наркотический сон. Они, должно быть, постоянно держат ее под воздействием каких-то наркотиков в роли то ли верховной жрицы, то ли оракула… Не так ли, старик? – произнес он вдруг по-испански. – А не пора ли нам ее разбудить? Ведь, надеюсь, нас привели сюда повидать ее бодрствующей, а не спящей?