Землянин, войди в свой дом
1
Город парил в предрассветной дымке – над планетой, над полегшим вереском огромного плато, отведенного Прокторами для посадочной площадки. Туманный край Большого Магелланова Облака в этот час едва касался западного горизонта, а само Облако занимало почти десятую часть неба. Оно зашло бы в 5.12, а в 6.00 показался бы самый край Млечного Пути, но летом солнца встают раньше и растворяют слабое мерцание звезд.
Мэра Амалфи это вполне устраивало. Быть может, он оттого и выбрал эту планету, что на здешнем ночном небе виднелся лишь краешек родной галактики. Городу, обремененному бесконечными проблемами, не хватало только ностальгии…
Город приземлился, едва различимое гудение гипердвигателей смолкло, но снизу быстро нарастал шум: город оживал, лязгал выгружаемым оборудованием – разведывательная команда, как всегда, не теряла времени.
Спускаться вниз, на эту новую землю, Амалфи не спешил. Он остался на обзорной галерее города, вглядываясь в усыпанное алмазной пылью ночное небо. Мэр размышлял. Плотность звезд в Большом Магеллановом даже здесь, на периферии галактики, оставалась очень высокой – по крайней мере расстояние между звездами составляло лишь световые месяцы, но никак не годы. Что ж… Город останется тут навсегда – попытайся он взлететь, гипердвигатель Шестидесятой улицы вдребезги разнесет машину Двадцать третьей, – но для межзвездной торговли хватило бы и малых кораблей… Это не слишком походило на бесконечные скитания среди разбросанных цивилизаций Млечного Пути, но все же это была коммерция – кислород Странников. Десантные катера уже вылетели наружу – их было достаточно, чтобы составить небольшой флот.
Амалфи посмотрел вниз. К западу, насколько хватало глаз, колыхался вереск, но на востоке унылая пустошь в километре от места посадки сменялась землей, разделенной на аккуратные квадратики. Было ли каждое из этих крошечных полей отдельным наделом, Амалфи понять не мог, но что-то подсказывало ему, что так оно и есть. Во всяком случае повадки Прокторов явно отдавали чем-то феодальным.
Тем временем геологическая партия уже почти установила буровую вышку – по ее черному скелету ползали последние роботы-сборщики. На ограждении галереи запищало устройство связи, и Амалфи снял трубку.
– Босс, мы начинаем бурить, – послышался в трубке голос Марка Хэзлтона, городского управляющего, – Спускаешься вниз?
– Да. Как зондирование?
– Ничего многообещающего, но скоро будем знать точно. По-моему, есть шанс наткнуться на нефтяные горизонты.
– Шанс – это хорошо, – проворчал Амалфи. – Начинай бурить, я иду.
Едва он успел положить трубку, как оглушительный грохот молекулярного бура ворвался в тихую летнюю ночь, болезненной дрожью разнесся по всему гигантскому телу города. Наверняка эта планета Большого Магелланова впервые слышала крик коллапсирующих молекул, хотя на Млечном Пути такая технология применялась уже добрую сотню лет.
Но прежде чем мэр успел спуститься, лавина неотложных дел закружила его, так что он оказался на земле, когда уже рассвело. Поисковая скважина была готова, теперь из нее вытаскивали бур, а рядом с первой вышкой уже поднялась вторая, и вездесущий Хэзлтон успел на нее забраться. Амалфи помахал ему рукой и шагнул в лифт.
Наверху теплый ветер трепал шевелюру управляющего, и лысый Амалфи вдруг позавидовал ему. После долгих лет кондиционированного воздуха города это будило в нем какие-то смутные движения души.
– Что-нибудь еще, Марк?
– Ты как раз вовремя. Тут она должна быть.
Первая вышка вздрагивала каждый раз, когда очередной стержень выдергивался из земли и отлетал в сторону к боковым опорам. Черного фонтана все не было.
– Зря мы тут копаемся, – пробормотал Хэзлтон с отвращением. – Говорил же я, что Прокторам доверять нельзя!
Внизу один из геологов перешагнул через трубы, подошел к скважине и принялся разглядывать лежащий рядом наконечник-концентратор. Когда глыбоподобная тень Амалфи нависла над ним, геолог бросил на мэра быстрый взгляд.
– Нет нефти, – сообщил он коротко.
Амалфи это предполагал. Теперь, когда город был навсегда отрезан от родной галактики, никакая работа за деньги не имела смысла. Самой большой необходимостью была нефть – город должен есть. Работой, приносящей прибыль в местной валюте, можно было заняться позднее. Теперь же город вынужден соглашаться на всё, лишь бы расплатиться с Прокторами, разрешившими бурить скважины.
При первом контакте все выглядело достаточно просто. Хозяева этой планеты не могли опуститься ниже самых богатых и наиболее доступных нефтяных горизонтов, так что, казалось, город будет купаться в нефти. В свою очередь люди Амалфи могли бы добывать побочные продукты бурения – низкосортный титан и молибден, – чтобы выполнить условия Прокторов.
Но если нет нефти для синтезирования пищи…
– Ели вчера и будем есть завтра, – проворчал Хэзлтон, – но кто же принесет поесть сегодня?
Амалфи качнулся к управляющему, чувствуя, как кровь бросилась ему в лицо.
– Ты что, сможешь получить жратву каким-то другим способом? – прорычал он. – С этого момента проклятая планета должна стать нашим домом. Может, ты предпочитаешь всю жизнь ковыряться в земле, как аборигены? Я думал, ты избавился от этих бредней еще после рейда на Горт.
– Не надо кричать, – тихо сказал Хэзлтон. Его загорелое лицо не могло побледнеть, лишь чуть посинело под тонкой бронзой кожи. – Я не хуже тебя знаю, что мы здесь навсегда. Только мне кажется, что, оставаясь на планете навсегда, следует с уважением относиться к любой работе.
– Извини, – буркнул, успокаиваясь, Амалфи, – я погорячился. Хорошо, мы еще не знаем, насколько мы здесь состоятельны. На этой планете аборигены никогда не докапывались до богатых рудой глубин, они выплавляют металлы какими-то первобытными способами. Если мы избавимся от проблем с едой, у нас еще есть шанс превратить все Облако в неплохое предприятие.
Он махнул рукой и неторопливо направился прочь от города.
– Мне хочется прогуляться, – сказал он. – Может пойдем вместе, Марк?
– Прогуляться? – в голосе Хэзлтона явственно читалось удивление. – Почему бы и нет в самом деле? О’кей, босс.
Они пробирались через вересковую пустошь. Идти было трудно, хотя в неверном утреннем свете изрытая оврагами степь выглядела обманчиво. В сплошных зарослях вереска кое-где пробивались островки чахлого кустарника и привычной ко всему крапивы.
– Не слишком-то здесь подходящая для ферм земля, – хмыкнул Хэзлтон. – Во всяком случае на уровне моих представлений о сельском хозяйстве!
– Там, где кончается этот чертов вереск, земля получше, – ответил Амалфи, – но насчет пустоши, тут ты прав. Это проклятое место. Если бы я не видел собственными глазами данных анализа, решил бы, что тут порядочный уровень радиации.
– Война?
– Если и так, то очень давно. Но думаю, дело не в этом. Земля не обрабатывалась слишком долго, и плодородный слой полностью выветрился. Странно… похоже, это поле просто боятся использовать…
Они съехали в глубокий овраг и с проклятьями стали выдираться из каких-то колючих зарослей.
– Почему мы выбрали эту планету даже после того как узнали, что у нее есть хозяева? Мы отвергли несколько миров, которые были ничуть не хуже. Неужели мы пришли, чтобы кого-то отсюда выгонять? В таком случае город не слишком удачно приземлился, не говоря уже о том, что это не вполне законно.
– Ты думаешь, Марк, что даже здесь, в Большом Магеллановом, шастает земная полиция?
– Нет, – сказал Хэзлтон, – но здесь уже есть Странники, и если я хочу, чтобы все было по справедливости, я должен узнать их мнение, а не обращаться к полиции. Тебя устроит такой ответ, Амалфи?
– Мы можем вытолкать конкурентов самым законным образом, – усмехнулся Амалфи, вытирая пот со лба. Утро незаметно перешло в день, и оба солнца уже жарили вовсю. – Ты вспомни, Марк, кого мы будем выталкивать. Знаешь же, как отзывались об этом месте жители даже далеких отсюда планет, когда мы просили указать нам путь.
– Да, они их на дух не переносят, – ответил Хэзлтон, задумчиво выщипывая из штанины репей. – Похоже, Прокторы не слишком любят гостей и каким-то нашим предшественникам не повезло…
Амалфи взобрался на другой склон оврага и остановился. Управляющий отодрал последнюю колючку и вскарабкался вслед за мэром.
В нескольких метрах начиналась возделанная земля. А прямо перед ними стояли двое. Аборигены.
Один из них явно был мужчиной: обнаженный, кожа цвета шоколада, иссиня-черные волосы свалялись клочьями. Он опирался на рукоятку однолопастного плуга, сооруженного из костей какого-то большого животного, и пропаханная им борозда тянулась далеко в поле – туда, где виднелась приземистая хижина. Заслонившись от света широкой, как лопата, ладонью, он смотрел на город Странников. Его плечи, необычайно мощные и мускулистые, были робко опущены.
Вторая фигура, впряженная в грубый кожаный хомут, тоже была человеком – женщиной. Она наклонилась вперед, безвольно свесив руки, а волосы, такие же черные, как у мужчины, падали длинными прядями, полностью скрывая лицо.
Когда Хэзлтон остановился, мужчина опустил голову и уперся взглядом в двух Странников. Взгляд его голубых глаз был неожиданно пронзителен и чист.
– Вы… боги из города? – спросил он, с трудом подбирая слова.
Губы Хэзлтона зашевелились, но крестьянин не мог ничего услышать – управляющий говорил в горловой микрофон, связанный только с горошиной приемника в правом ухе Амалфи.
– Английский, боги всех звезд! А ведь Прокторы говорят на интерлингве. Что это, босс? Неужели Облако колонизировано так давно?
Амалфи кивнул.
– Мы из города, – громко сказал мэр. – Кто ты?
– Карст, мой господин.
– Не называй меня «господин». Я не из ваших Прокторов. Это ведь твоя земля?
– Нет, мой господин. Прости меня, господин… У меня нет другого слова…
– Называй меня просто Амалфи.
– Это земля Прокторов, Амалфи. Я работаю на ней. Ты пришел с Земли?
Амалфи покосился на Хэзлтона. Лицо управляющей было непроницаемо.
– Хм… Да, – протянул Амалфи наконец. – Откуда ты узнал?
– Это чудо, – ответил Карст, – великое чудо – построить город за одну ночь. Сам ИМТ потратил на это столько лет, сколько пальцев у девяти человек, как говорят в песнях. Но чтобы возвести второй город на Пустошах за ночь – это больше, чем великое чудо…
Он сделал шаг им навстречу, еле волоча ноги, нерешительно, словно у него враз заболели все мускулы. Женщина подняла голову от борозды и отбросила волосы с лица. В тупых глазах, смотревших на Странников металась тревога. Она вытянула руку и коснулась локтя Карста.
– Это… не нужно… – сказала она.
Мужчина отбросил ее руку.
– Вы построили город за одну ночь, – повторил он, – вы говорите на английском, как мы по праздникам. Вы обращаетесь к таким, как мы, со словами, а не с плетками. У вас прекрасная одежда с яркими заплатами…
Эта речь была вдвое длиннее, чем все, что ему когда-либо приходилось говорить. Глина на его лбу растрескалась от непривычных усилий.
– Ты прав, – сказал Амалфи, – мы с Земли, хоть и давно ее покинули. Но я скажу тебе кое-что еще, Карст. Ты тоже землянин.
– Это не так, – неуверенно проговорил Карст. – Я родился здесь, и весь мой народ тоже. В нас нет земной крови…
– Я понял, – кивнул Амалфи, – ты с этой планеты. Но ты – землянин. А вот твои Прокторы, я думаю, потеряли право называться землянами на планете Тор-V!
Карст вытер мозолистые ладони.
– Я хочу понять, – сказал он. – Научи меня.
– Карст! – умоляюще произнесла женщина. – Эта все не нужно. Чудеса кончатся. Мы опоздаем с севом.
– Научи меня, – упрямо повторил Карст. – Всю жизнь мы возделываем поля, а во время праздников они рассказывают нам о Земле. Теперь свершилось чудо – здесь город землян и два землянина говорят со мной!
Он осекся. Казалось, что-то застряло у него в горле.
– Пойдем, – мягко сказал Амалфи.
– Научи меня. Теперь Земля построила город на пустошах, и Прокторы больше не смогут прятать свое знание. Даже когда вы уйдете, мы будем учиться у вашего пустого города, прежде чем он разрушится от дождей и ветра. Лорд Амалфи, если ты землянин, научи нас тому же, чему учат землян!
– Карст, – всхлипнула женщина, – это не для нас. Это колдовство Прокторов. Все это колдовство Прокторов. Они отберут у нас детей. Они хотят, чтобы мы пошли на Пустоши и умерли. Они искушают нас.
Раб Прокторов повернулся к ней. Было что-то неуловимо мягкое в движениях его крепкого тела, обтянутого шоколадной кожей.
– Тебя никто не заставляет, – произнес он устало на местном диалекте интерлингвы, – иди паши, если тебе нравится. Это не колдовство Прокторов. Прокторы не искушают рабов. Мы слушались законов, отдавали десятину, соблюдали праздники. Эти люди пришли с Земли.
Женщина задрожала всем телом, прижав кулаки к подбородку.
– Нельзя говорить о Земле не в праздничные дни. И я закончу пахоту. Иначе наши дети умрут.
– Можешь идти с нами, – сказал Амалфи Карсту, – тебе предстоит многому научиться.
К изумлению Амалфи, Карст упал на колени. Секундой позже, когда Амалфи в растерянности ожидал, что будет дальше, он поднялся и все еще неуверенно двинулся навстречу землянам. Хэзлтон протянул ему руку и чуть не подпрыгнул, когда Карст пожал ее, – крестьянин был крепок и силен как буйвол и так же крепко стоял на ногах.
– Ты вернешься до ночи? – заплакала женщина.
Карст не ответил. Амалфи первым повернулся к городу. Хэзлтон спускался за ним, но какое-то движение заставило его оглянуться. Женщина брела вперед. Она неуклюже впряглась в хомут, и плуг снова царапал поле, хотя никто уже не управлял им.
– Босс, – обронил Хэзлтон в микрофон, – ты слушаешь?
– Да.
– Мне что-то не хочется отнимать планету у этих людей.
Амалфи не ответил: он как никто другой понимал что ответа не было. Городу Странников никогда не взлететь. Эта планета должна стать их домом. Уходить некуда. За их спинами послышалось тихое пение женщины продолжавшей свою работу, и эта песня походила на колыбельную. Хэзлтон и Амалфи сошли с небес, чтобы отобрать у нее все, кроме скудного каменистого поля. Амалфи надеялся вернуть ей нечто гораздо большее.
…Гипердвигатели – вот что вычерпало до дна города Земли, а позднее и многих других планет, послав их обитателей в космос. Два обстоятельства способствовали возникновению культуры Странников, просуществовавшей три тысячелетия и, вероятно, способной просуществовать еще не менее пятисот лет до окончательного распада.
Первое – это личное бессмертие. Естественная смерть была побеждена как раз тогда, когда инженеры на Джавиан Бридж разработали принцип гиперпространственных полетов, так что одно подошло к другому, как перчатка к руке. Несмотря на то что гипердвигатель мог перемещать корабль или целый космический город со скоростями, многократно превосходящими световую, межзвездные перелеты отнимали все-таки немалое время. Огромные размеры галактики делали их столь долгими, что человеческой жизни не хватало даже при использовании предельной скорости.
Но когда смерть отступила под натиском медицины, перестало существовать само понятие продолжительности жизни в том смысле, какой в него когда-то вкладывался.
Вторым фактором стала экономика. Германий превратился в джинна, вырвавшегося из бутылки. Задолго до полетов в дальний космос этот элемент стал потребляться в электронике в немыслимых количествах. Исчезновение межзвездного барьера понизило стоимость германия до приемлемого уровня и сделало его основной валютой космической торговли. Денежная система, основанная на металлах, и раньше-то державшаяся главным образом из соображений политики, тихо скончалась. Стало невозможным и дальше поддерживать иллюзию, будто золото и серебро – драгоценные металлы, когда их было полно на каждой вновь открываемой планете земного типа. Полупроводник германий стал полновесной монетой во владениях Человека Галактического.
И вот теперь, три тысячелетия спустя, бессмертие и германиевый стандарт общими усилиями разрушили цивилизацию Странников.
С самого начала было ясно, что германиевый стандарт не последний. Время его закончится, как только станет возможен дешевый синтез элементов, будут найдены более технологичные вещества или какой-нибудь из межзвездных центров торговли вынужден будет пустить в обращение значительные количества денег. Не надо было гадать о причинах кризиса, чтобы точно предсказать, что случится с экономикой всей галактики. Если бы кризис грянул чуть раньше, чем в экономике тысяч звездных систем утвердился германиевый стандарт, последствия его не были бы столь разрушительны. Но когда германиевый стандарт умер, вместе с ним погибла и основа, на которой держалась цивилизация Странников. Полупроводниковый фундамент экономики отправился в отставку так же, как благородные металлы. Наиболее влиятельной силой в галактике стали лекарства против старения, и новая валютная система основывалась именно на них.
Это был превосходный стандарт, отвечающий всем требованиям, какие можно предъявить к деньгам. Лекарства могли неопределенно долго храниться, не теряя свойств, их никому и никогда не удавалось синтезировать, и любая подделка разоблачалась с помощью биотестов; они были необходимы всем, сырье для них встречалось исключительно редко, что позволяло без труда контролировать их получение.
К несчастью, путешествующим среди звезд Странникам лекарства нужны были именно в своем изначальном качестве. Они не могли использовать их как деньги.
С этого момента Странники уже не были гражданами единой галактической цивилизации. Они превращались в межзвездных бездельников. Для них больше не было места на Млечном Пути, а торговые дороги Странников никогда прежде не выводили их за пределы родной галактики…
Город был стар, гораздо старше населявших его людей, – впрочем, люди тоже жили долго. И как почти всякий старик, город вспоминал свои грехи чаще и охотнее, чем добродетели. Когда на Отца Города – электронный мозг, и без того склонный к брюзжанию, – нападала ностальгия, невозможно было получить самую простую справку, не выслушав вдобавок лекцию, изложенную максимально морализаторским тоном. Это было довольно странно для машины, но, в конце концов, имел же мозг право на некоторые слабости!
Амалфи хорошо знал, на что себя обрекает, запрашивая Реестр Преступлений. Реестр был огромен. Отец Города выложил ему все, начиная с того самого дня двенадцать столетий назад, когда обнаружил, что никто не вытирал пыль в городской подземке с тех пор как город впервые ушел в космос.
Амалфи выдержал лекцию стоически и продолжал слушать. Если не считать кучи жалоб и горьких воспоминаний об упущенных возможностях, кое-что все-таки прояснилось.
Отец Города хранил в электронной памяти все, даже список уволенных полицейских, которые несли службу во время войны на Утопии. Позднее, в ту же кампанию, город преследовала цепь технических неисправностей – мелких, но сопровождавшихся излишне жесткими наказаниями виновных. Это происходило во время соседства с планетой Хранта. Затем город поспешил покинуть сцену, оставив на память о себе некие записи в архивах земной полиции. Причем город пустился на небольшую хитрость, которую полицейские вряд ли могли забыть. Фокус не был недозволенным, но после этого над полицией хохотали в кают-компаниях Странников по всей галактике, и полицейским это веселье совсем не нравилось.
Потом было перемещение планеты Хе. Город точно выполнил свой контракт, но, к сожалению, это уже никак нельзя было проверить, поскольку теперь Хе двигалась в межгалактических пространствах, направляясь к Андромеде, и не могла ничего подтвердить. Полиция заявила, что город разрушил планету Хе, доказать ничего не сумела и снова оказалась в дураках.
Впрочем, наихудшим стало участие города в Походе на Землю. Поход был трагедией от начала и до конца, и лишь несколько сотен городов Странников пережили его. Сам Поход вызвала охватившая всю галактику экономическая депрессия, разразившаяся вслед за смертью германиевого стандарта. Город Амалфи обвинили в нескольких преступлениях, совершенных в звездной системе, из которой начинался Поход, – и эти преступления город действительно когда-то вынужден был совершить. Поэтому у города не оставалось иного выхода, кроме как ввязаться в почти безнадежную авантюру, при этом все-таки пытаясь избежать всеобщей резни, заключив коллективное торговое соглашение, – но произошла именно резня: ни один город, в том числе и город Амалфи, не был услышан другими в грохоте галактической войны.
Во время Похода город сумел отчасти искупить свою вину – он обнаружил и истребил последние остатки Веганской тирании. Но и это, подобно случаю с планетой Хе, никто не мог подтвердить, ибо город сделал свое дело так безупречно, что даже доказательств не осталось.
Просмотрев реестр, Амалфи убедился, что полицейские Земли могут помнить о его городе только две вещи. Первое: у города длинный список подтверждаемых архивами правонарушений и еще живы очевидцы. Второе: город отправился по направлению к Большому Магелланову Облаку, как раз туда, куда три тысячелетия назад ушел еще один древний город, вырезавший до последнего колониста планету Top-V. Это преступление и спустя века продолжало вызывать в галактике ненависть ко всем Странникам.
Одолеваемый воспоминаниями, Амалфи отключил Отца Города и задумался. Пульт перед ним как и всегда весело мигал огоньками. Но сейчас в нем был безнадежно разрушен главный блок, управляющий межзвездными полетами. Город приземлился. И у него не было иного выхода, кроме как сделать эту планету своей. Если, конечно, позволит земная полиция.
Магеллановы Облака со все возрастающей скоростью удаляются от Млечного Пути, пространство между ними столь огромно, что пересечь его можно только используя в качестве топливного бака целую планету. Вряд ли у полицейских нашлось бы время для такой немыслимой погони за единственным жалким городом Странников. Но в конце концов они могли решиться и на это. Чем меньше оставалось Странников на Млечном Пути (а теперь полиция, несомненно, уже сожгла большинство странствующих городов), тем острей становилось желание выследить последние из них.
Значит, полиция Млечного Пути вполне может добраться до Большого Магелланова Облака, а техника у полицейских получше, чем у Амалфи. Если полиция захочет организовать погоню, она их уничтожит. Если только…
Амалфи вновь пробежал пальцами по пульту и задал вопрос:
– Могут ли у кого-нибудь быть достаточные мотивы и технические возможности, чтобы преследовать и уничтожить нас?
Отец Города помедлил несколько мгновений, обрабатывая данные обо всем, что случилось на протяжении тысячелетий, и наконец ответил:
– ДА, МЭР АМАЛФИ. ПОМНИ, МЫ НЕ ОДНИ В ЭТОМ ОБЛАКЕ. ПОМНИ TOP-V.
Существовал древний обычай: за Top-V Странников презирали и ненавидели даже там, где их летающих городов никогда не видели и не предполагали увидеть. Вероятность того, что город, заливший кровью целую планету, совершил удачный побег на Облако, была ничтожна, и все это произошло очень давно. Но если компьютер прав, то рано или поздно сюда явится земная полиция и город Амалфи ответит за чужие преступления.
Помни Top-V… Ни один город Странников не будет чувствовать себя в безопасности, пока не отмщен тот изнасилованный и убитый мир, – даже здесь, на далеком Большом Магеллановом…
– Босс? Прости, мы не знали, что ты занят. Мы составили график работ. Когда у тебя будет время взглянуть на него?
– Прямо сейчас, Марк, – пробурчал мэр, отворачиваясь от пульта. – Привет, Ди. Как тебе нравится новая планета?
Девушка, беглянка с Утопии, улыбнулась:
– Она просто прекрасна, мэр.
– По крайней мере бóльшая ее часть, – согласился Хэзлтон. – Эта вересковая пустошь довольно мерзкое место, но остальная планета выглядит великолепно – гораздо лучше, чем можно было предполагать, зная, как варварски с ней обращаются. Похоже, даже я разбираюсь в земледелии лучше, чем здешние крестьяне.
– Неудивительно, – скривился Амалфи. – Прокторы построили свою власть на том, что просто запретили любые знания за исключением элементарных. Впрочем, для этих деятелей запрет был самым удобным выходом.
– Что ж, действительно самым удобным, – спокойно согласился Хэзлтон, – Во всяком случае, это разом избавило их от всех проблем с крестьянами.
– Ладно, – откликнулся мэр, – так что там у вас с планом?
– Тут по соседству на вересковой пустоши есть подходящий участок, там и устроим экспериментальное поле. Анализы почвы уже получены. Это для начала, потом попробуем нашу технологию и на хороших землях. Я подписал предварительный контракт с Прокторами об аренде земли: они отведут нам участок, расположенный так, чтобы свести к минимуму контакты с крестьянами. И в то же время договор откроет все возможности – почти что старый добрый Ограниченный Колониальный контракт, правда с сильными уступками предрассудкам Прокторов. Я им не доверяю, но они подпишут его. Ну а затем…
– Они не подпишут его, – перебил Амалфи, – они его даже не увидят. Больше того, я хочу, чтобы ты вообще выбросил из своей башки всю эту затею с экспериментальными полями!
Хэзлтон схватился руками за голову и выпалил раздраженно:
– Черт возьми, только не говори мне, что мы опять должны вести себя как белки в колесе – интриги, интриги и снова интриги. Я по горло сыт ими, прямо тебе говорю. Неужели тебе мало двух тысяч лет? Я думал, мы действительно пришли на эту планету, чтобы сделать ее своим домом!
– Мы и сделаем ее домом! Но как ты сам мне вчера сказал, на этой планете уже живут люди, нельзя же просто взять их и выставить! Мы не можем позволить Прокторам получить ни малейшего доказательства, что намерены остаться здесь, – они и так подозревают нас и наверняка следят…
– О нет! – вскрикнула Ди. Она порывисто шагнула вперед и положила руки на плечи Амалфи. – Джон, ты обещал нам после Похода, что здесь мы обретем дом. Не обязательно на этой планете, но где-то на Облаке. Ты же обещал, Джон!..
Мэр опустил глаза. Ни для кого из троих не было секретом, что Амалфи любил ее, но по жестокому неписаному закону Странников мэр города не имел права вступать в постоянный союз с женщиной. Лишь душевный кризис, пережитый Амалфи в звездном скоплении Аколит, где город оказался на грани гибели, заставил мэра сознаться в этой любви Хэзлтону, но раньше, почти девяносто лет, никто ни о чем не догадывался.
Ди была новичком среди Странников и к тому же женщиной. Она не желала считаться с неписаными законами.
– Конечно обещал, – согласился Амалфи, – почти две тысячи лет назад. Но я точно знаю, что если приму ваш план, Отец Города отстранит меня от власти и прикажет расстрелять. И будет прав. Кстати, Марк не был близок к этому. Планета станет нашим домом, если вы хоть чуточку поможете мне выиграть. Эта планета – лучшая из всех, что мы встречали, и тому есть много причин. Первую вы поймете, когда увидите зимнее звездное небо, вторая станет очевидной через столетие. О третьей я говорить не вправе, но и она имеет самое непосредственное отношение к моему обещанию.
– Пусть так, – сказала Ди и улыбнулась. – Я верю тебе, Джон, но так трудно быть терпеливой!
– Босс, ты бы лучше дал нам хоть какие-нибудь указания, – холодно заметил управляющий. – Кроме того, все обитатели города, включая уличных кошек, готовы выскочить наружу и разбежаться по планете, как только ты прикажешь улетать. Впрочем, ты даешь все основания опасаться этого! Если отлет задерживайся, следовало бы занять людей какой-то работой.
– Заключи честный рабочий контракт, – хмыкнул Амалфи, – никакой эксплуатации планеты, как мы это обычно делали. Это значит – никакого копания в земле, никаких экспериментальных полей – будем добывать нефть, разводить хлореллу и прочее в том же духе!
– Это не работа, – вздохнул Хэзлтон. – Так можно обмануть Прокторов, но как ты обманешь своих? Что ты будешь делать с городской полицией? Весь отряд сержанта Паттерсона уже нельзя заставить шататься с пистолетами по городу, девять из десяти готовы плюнуть на службу и заняться фермерством.
– Вот и пошли их на свое картофельное поле осваивать пустошь. Пусть собирают все, что вырастет.
Хэзлтон направился было к лифту, кивнул на прощание Ди, но на полдороге все же опять обернулся к Амалфи.
– Почему, босс? Почему ты думаешь, что Прокторы только и ждут от нас подвоха? И потом, что они могут сделать?
– Прокторы потребовали стандартный рабочий контракт, – сказал Амалфи. – Они прекрасно знают, что это такое, и настоят на своем праве наблюдать за нами, чтобы позднее разорвать контракт и потребовать, чтобы мы убирались. Как ты знаешь, это невозможно. Но мы будем притворяться, что можем улететь.
Хэзлтон пошатнулся. Ди успокаивающе положила ему руку на плечо.
– Спросишь, зачем это Прокторам? – Амалфи развернулся в своем кресле к экрану. – Я еще не знаю. Но что я знаю точно, так это то, что Прокторы уже вызвали земную полицию.
2
В сером приглушенном свете классной комнаты голоса и образы пестрой толпой хлынули в сознание. Они давили на разум Амалфи, их назойливость была неприятна – он знал все это давным-давно, но двойники его детских впечатлений упрямо пытались привлечь к себе внимание и были ярки, как реальность.
Бесконечная вереница городов проходила перед его глазами: города среди звезд; в поисках работы; синтезирующие пищу из нефти и ищущие эту нефть на колонизируемых планетах; снова в поисках работы, – иногда неохотно приглашаемые, иногда прогоняемые без оплаты, всегда под подозрением земной полиции, всегда готовые нарушить законы в глухих уголках галактики…
Он взмахнул рукой, словно отгоняя непрошеные воспоминания, оглянулся на старосту, обнаружил его возле себя и удивился, как долго он здесь простоял во власти прошлого, навеянного обучающим гипнополем.
– Где Карст? – не слишком вежливо осведомился Амалфи. – Первый крестьянин, которого мы сюда привели. Он мне нужен.
– Да, мэр. Он в соседней комнате.
Староста, совмещавший обязанности классного наставника и няньки, повернулся к стене и нажал какую-то кнопку. Из стены выехал небольшой поблескивающий цилиндр, староста взял его и повел Амалфи через комнату, заставленную длинными рядами мягких кресел с пологими спинками. Обычно большинство из них пустовало, поскольку полный курс обучения вплоть до овладения тензорным исчислением занимал каких-нибудь пять тысяч часов, а более сложным вещам пассивно научиться было нельзя. Но теперь почти все места были, заняты, причем многие детьми.
Бесцветный голос тихо шелестел: «…Некоторые города вскоре оставили пиратство и бродяжничество и вместо этого обосновались на отдаленных планетах, установив там тиранические диктатуры, большинство из которых было свергнуто космической полицией Земли, поскольку города – не слишком эффективные летательные устройства. Те, что выдержали такой штурм, более не преследовались, но оказались изолированными от коммерческих операций. Не исключено, что иные из этих империй все еще остаются вне юрисдикции Земли. Самым нашумевшим примером их преступлений стало вторжение на Top-V одного из первых Странников, тяжеловооруженного города, получившего впоследствии кличку „Бешеные Собаки“ и скрывшегося…»
– Вот твой крестьянин, – тихо произнес староста.
Карст сильно изменился. Он больше не был карикатурой на человека – почерневшим от солнца, ветра и грязи и столь похожим на дикого зверя, что почти не вызывал жалости. Теперь он скорее походил на плод в утробе матери – еще не развившийся плод, вся жизнь которого – впереди. Прошлое Карста – все его двадцать лет – казалось настолько тяжелым, однообразным и безрадостным, что могло быть отброшено с легкости и без остатка, как старая одежда. И сейчас Карст был ребенком гораздо больше, чем любой младенец Странников.
Староста дотронулся до плеча Карста, и крестьянин тяжело заворочался, сел и наконец проснулся. В его пронзительных синих глазах застыл вопрос. Староста снял крышку с металлического цилиндра, наполненного чем-то холодным, и протянул его Карсту. Тот отпил глоток. Шипучая жидкость ударила в нос, крестьянин чихнул быстро и незаметно, как кошка.
– Ну как сеанс, Карст? – спросил Амалфи.
– Трудно. – Крестьянин сделал еще глоток. – Но однажды разобравшись в чем-то, дальше идешь гораздо легче. Лорд Амалфи, Прокторы утверждают, что ИМТ спустился сюда с неба на облаке. Вчера я только верил в это, сегодня я это знаю.
– Да, ты прав, – сказал Амалфи. – Мы приведем в город других крестьян и будем их учить. Они научатся большему, чем просто физика или основы культуры. Они научатся свободе, начиная с самой первой – свободы ненавидеть.
– Я уже знаю этот урок, – с ледяным спокойствием ответил Карст, – но он вызывает у меня кое-какие опасения.
– Да, – зло согласился мэр, – у нас был посетитель, которого, как мне кажется, ты должен знать. Он приходил к нам с предложением. Мне и Хэзлтону оно показалось забавным, но мы не вполне его поняли. Карст, ты не мог бы нам помочь?
– Мэр, ему надо передохнуть, – нерешительно вмешался староста. – Когда человека внезапно выводят из обучающего сна, он испытывает сильный шок. Дайте ему хотя бы час отдыха.
Приступ бешенства был внезапным и яростным. Мэр хотел ответить, что ни Карст, ни город не имеют в запасе лишнего часа, но зачем столько слов, когда хватит одного.
– Вон! – прорычал Амалфи, и староста почел за лучшее исчезнуть.
…Карст внимательно наблюдал за тем, что было снято скрытой камерой. Человек на экране повернулся к ней спиной, расположившись перед пультом в кабинете управляющего, свет отражался от его бритой и смазанной маслом головы. Амалфи поглядывал на экран через левое плечо Карста, и его зубы крепко сжимали тонкую сигару, табак для которой был выращен в гидропонных оранжереях города.
– Почему этот человек лыс, как я? – спросил мэр. – Судя по черепу, он не стар, максимум сорок пять лет. Ты узнал его?
– Нет еще, – ответил Карст. – Все Прокторы бреют головы. Если бы он только повернулся… A-а, да. Это Халдон. Сам я видел его только однажды, но его легко узнать. Он молод, как почти все Прокторы. Халдон – координатор Великой Девятки. Некоторые даже считают другом простых людей. Во всяком случае он не так скор на расправу, как остальные.
– Что ему здесь нужно?
– Возможно, он сам это скажет.
Карст не отрывал глаз от экрана.
– Ваш вопрос ставит меня в тупик, – раздался голос Хэзлтона, который находился сейчас где-то за кадром, но по тону управляющего можно было совершенно точно представить себе его лицо в эту минуту: тигр маскировался кошачьим мурлыканьем и улыбкой. – Мы, конечно, рады слышать о новой работе, требующейся для таких клиентов, как вы. Но мы совершенно не ожидали, что у ИМТ есть антигравитационные механизмы.
– Не считайте меня глупцом, мистер Хэзлтон, – спокойно заметил Проктор, – вам хорошо известно, что ИМТ однажды прилетел сюда точно так же, как и ваш город. Давайте будем считать друг друга несколько более осведомленными.
– Хорошо, – не стал спорить Хэзлтон.
– Тогда позвольте мне заявить, что вы готовите смуту. Вам следует быть осторожными, чтобы не выйти за рамки соглашения, поскольку вы опасаетесь разорвать его не меньше, чем мы. На время действия контракта каждый из нас находится под защитой закона и земной полиции.
Мэру Амалфи хорошо известно, что крестьянам запрещено разговаривать с вашими людьми, но, к сожалению, в обратную сторону запрет не действует. Если мы оказались не в состоянии оградить крестьян от общения с вашим городом, то вы, конечно, не обязаны делать это для нас…
– Что ж, в таком случае вы избавили меня от неприятности самому указывать на это обстоятельство, – в голосе Хэзлтона прозвучала едва заметная усмешка.
– Пусть так. Добавлю только, что, когда эта ваша революция начнется, я не сомневаюсь, на чьей стороне будет победа. Не знаю, какое оружие вы вложите в руки крестьян, но, полагаю, оно будет лучше, чем наше. У нас, к сожалению, нет вашей технологии. Мои коллеги со мной не согласны, но я реалист.
– Интересная мысль, – ответил Хэзлтон.
Последовала короткая пауза. В наступившей тишине было слышно лишь мягкое постукивание. По-видимому, это пальцы Хэзлтона выбивали нетерпеливую дробь на крышке стола. На лице Проктора нельзя было прочесть ничего.
– Великая Девятка считает, что мы сможем отстоять свою собственность, – наконец произнес Халдон. – И если вы будете тянуть с подписанием контракта, начнется война. Справедливость на нашей стороне. Но, разумеется правосудие Земли слишком далеко, так что вы, скорее всего, выиграете. Я же заинтересован в том, чтобы отыскать способ уйти отсюда.
– Уйти, не используя гипердвигателей?
– Вы поняли меня, – Халдон позволил ледяной улыбке коснуться уголков губ. – Я буду честен с вами, мистер Хэзлтон. Если дело дойдет до войны, я изо всех сил буду отстаивать наш мир. И сейчас пришел к вам только потому, что вы можете починить гипердвигатели ИМТ. Надеюсь, мне нет необходимости излишне распространяться на этот счет.
Казалось, что Хэзлтон законченный тупица.
– Я не вижу ничего, что заставило бы меня для вас хоть пальцем пошевелить, – задумчиво произнес он.
– Придется рассказать подробней. Прокторы будут воевать, поскольку считают, что эта планета принадлежит им. Скорее всего, война будет безнадежно проиграна, но она затронет и ваш собственный город. Военные действия нанесут ему непоправимые повреждения, и избежать этого вы не сможете. Далее. Никто из Прокторов, за исключением меня и еще одного человека, не знает, что гипердвигатели ИМТ всё еще способны действовать. Следовательно, у них просто не будет путей к отступлению и они попытаются вышвырнуть вас. Но с неисправными машинами и крестьянским бунтом впридачу…
– Сколь я понимаю, – подытожил Хэзлтон, – вы хотите улететь, пока ИМТ еще в состоянии покинуть планету целым и невредимым? И вы предлагаете эту планету нам, причем наш собственный ущерб будет минимальным. Хм-м, это интересно. Давайте посмотрим ваши гипердвигатели и определим, действительно ли они исправны. Они, конечно, могут хорошо выглядеть, но со временем любые машины портятся. Если они всё еще работают, мы вернемся к этому разговору. Хорошо?
– Договорились, – проворчал Халдон.
Амалфи сразу заметил в глазах Проктора блеск холодного удовлетворения – он так часто видел его, глядя на себя в зеркало. Этот бритый мальчишка совсем не умеет скрывать свои мысли… Мэр выключил экран.
– Ну и что? – спросил он у Карста через несколько минут. – Что ему было нужно?
– Трудно сказать, – медленно ответил Карст, – будет большой глупостью дать или продать ему хоть какое-то преимущество. Его предложения – ложь, и приходил он не за этим.
– Вот именно, – хмыкнул Амалфи. – Кто там? А, привет, Марк. Что скажешь о нашем приятеле?
Хэзлтон шагнул из кабины лифта, пружинисто ступая крепкими ногами по бетонному полу; сейчас он еще больше походил на тигра – на тигра, которому уже не надо притворяться кошкой.
– Он глуп, – презрительно бросил управляющий, – но опасен. Ему известно далеко не все. Но Халдон не хуже нас знает, что мы сейчас можем только догадываться, куда он клонит, к тому же он у себя дома. Такой расклад мне не нравится.
– Мне тоже не нравится, – согласился Амалфи. – Когда враг начинает выдавать информацию – значит тут что-то не то! Думаешь, большинство Прокторов на самом деле не знают, что у ИМТ исправные гипердвигатели?
– Я уверен, все обстоит иначе, – произнес Карст.
Мэр и управляющий резко повернулись к нему.
– Прокторы не верят, что вы собираетесь захватит планету, а остальное их не заботит.
– Почему? – спросил Хэзлтон. – Я думал, они боятся именно этого.
– Вы никогда не владели миллионами рабов, – просто ответил Карст, – вы нанимаете крестьян, которые на вас работают, и платите им деньги. Это само по себе катастрофа для Прокторов. Они не в силах этого остановить, поскольку знают, что деньги, которые вы платите, – законные, за ними стоит мощь Земли. Они не могут удержать людей от стремления заработать. Это сразу бы вызвало бунт.
Амалфи взглянул на Хэзлтона. Деньги, которыми рассчитывался город, были долларами Странников. Они были законными только здесь, но отнюдь не на Млечном Пути. Их германиевое обеспечение обесценилось. Неужели Прокторы столь наивны? Или ИМТ слишком стар у него нет мгновенных дираковских передатчиков, а потому Прокторы ничего не слышали об экономические крахе в родной галактике?
– А гипердвигатели? – спросил Амалфи. – Кто еще из Великой Девятки знает о них?
– Эйсор, конечно, – сказал Карст. – Хранитель религии. Он до сих пор ежедневно практикует все тридцать йог Семантической Строгости и возводит себя на каждую ступень Лестницы Абстракции. Пророк Малвин запретил полеты навечно, так что Эйсору вряд ли захочется позволить ИМТ летать.
– У него на это веские причины, – хмуро заявил Хэзлтон. – Религии редко существуют в вакууме и всегда влияют на общество, отражением которого являются. Он, вероятно, просто боится гипердвигателей. Зная о них, слишком просто совершить переворот и захватить власть. ИМТ не посмел бы оставить свои гипердвигатели в работоспособном состоянии.
– Продолжай, Карст. – Амалфи жестом остановил управляющего. – Как насчет других Прокторов?
– Есть еще такой Бемайди, но его вряд ли следует принимать в расчет. Дай мне подумать. Насколько я помню, остальных я никогда не видел. Единственный, кто, как мне кажется, может иметь к этому отношение, – это Лэрри, старик с вечно недовольным лицом и здоровенным брюхом. Он обычно на стороне Халдона, но редко следует за ним постоянно, и его меньше других будут беспокоить деньги, зарабатываемые крестьянами. Он найдет способ отнять их у нас, хотя бы объявив праздник в честь посещения землянами нашей планеты. Его обязанность – сбор десятины.
– Может он позволить Халдону восстановить гипердвигатели ИМТ?
– Нет, скорее всего нет. По-моему, Халдон не лгал, когда говорил, что должен хранить это в тайне.
– Не знаю, – сказал Амалфи, – мне его затея не нравится. На первый взгляд все выглядит так, будто Прокторы надеются выставить нас с планеты, как только истечет контракт, а затем собрать все деньги, что мы заплатим крестьянам. Но это же безумие! Как только полиция обнаружит настоящее название ИМТ, а на это не потребуется много времени, она просто разрушит оба города. Такая удача выпадает им не каждый день.
Карст вздрогнул:
– Это потому, что ИМТ как раз тот город Странников, который… который совершил… на Tope-V?
Амалфи вдруг почувствовал, как к горлу подкатил ком.
– Оставь это, Карст. Нам не стоит распространяться об этой этой истории еще и в Облаке. Ее нужно было стереть из твоей обучающей программы.
– Теперь я знаю, – спокойно произнес Карст, – и я не удивлен. Прокторы никогда не меняются.
– Забудь это. Забудь это, ты слышишь? Забудь все, Карст. Ты можешь вернуться назад и быть просто молчаливым крестьянином?
– Вернуться назад к земле? – спросил Карст. – Это, пожалуй, трудновато. У моей жены теперь наверняка новый мужчина…
– Нет, я не о том. Я хочу пойти с Халдоном и взглянуть на его гипердвигатели. Мне нужно взять кое-какое оборудование, и еще мне нужна помощь. Ты пошел бы со мной?
Управляющий недоуменно вскинул брови.
– Ты собрался шутки шутить с Халдоном, босс?
– Именно. Конечно, он знает, что мы обучаем крестьян, но совсем другое дело, когда он это увидит своими глазами. Весь его жизненный опыт восстанет против такого святотатства. Он совершенно не в состоянии думать о тех, кто для него безмолвные рабы, как о людях, способных мыслить. Он знает, что у нас их здесь сотни, но еще не понял, что это значит. Он допускает, что мы в состоянии кое-что втолковать им или собрать из них вооруженную толпу. Но не может и представить, что крестьяне могут научиться чему-то иному, кроме обращения с легким стрелковым оружием, и притом гораздо более опасному!
– Почему ты так уверен? – спросил Хэзлтон.
– Простая аналогия. Помнишь планету Тета Альфы Фицджеральда, местные жители там еще для чего угодно используют лошадей, от перевозки грузов до верховой езды? Предположим, ты приехал туда, где тебе сказали, что несколько лошадей умеют говорить. И, допустим, к тебе подойдет некто, чтобы пожать руку, и при этом он вежливо приподнимет цилиндр, открывая лошадиные уши (извини, Карст, но дело есть дело). Разве после этого ты сможешь думать, будто это была говорящая лошадь? Ты так и не привыкнешь к мысли, что лошади умеют говорить.
– Хорошо. – Хэзлтон про себя улыбнулся явному смущению Карста. – Что мы теперь будем делать, босс? Полагаю, ты уже все решил. Как ты окрестишь свою новую стратегию?
– Ну-у, – ухмыльнулся мэр, – если тебе не нравятся длинные названия, то пусть это будет хотя бы фокус политической мимикрии…
Амалфи бросил взгляд на задумчиво-отсутствующее лицо Карста и ухмыльнулся еще шире.
– Или, – продолжил он, – тонкое искусство замены своей шкуры шкурой оппонента.
3
ИМТ был приземист, глубоко врос в каменистую почву и уже многие века неизменен, как старое кладбище. Его тишина походила на покой смерти, а Прокторы, носившие веерообразные жезлы, украшенные маленькими колокольчиками, – знак своего сана, – и коловшие фанатиков культа великого пророка Малвина их заостренными наконечниками, очень смахивали на монахов, прогуливающихся среди надгробий.
Тишина объяснялась просто. Крестьянам не разрешалось самим говорить в стенах ИМТ, пока к ним не обратятся, а Прокторы редко разговаривали с ними. Для Амалфи это было молчанием в память о миллионах убитых на Tope-V. Он удивился бы, окажись сами Прокторы в состоянии слышать первозданную тишину их города.
Абсолютно голый крестьянин, проходя мимо, бросил на Халдона робкий взгляд и поднял руку к губам в установленном жесте почтения. Халдон снисходительно кивнул. Амалфи постарался никак не выразить своего отношения к этой сцене.
Карст, тащившийся за Амалфи, бросил на Халдона осторожный взгляд, опасаясь привлечь излишнее внимание Проктора. Они прошли через площадь, в центре которой возвышалась скульптурная группа, настолько источенная ветром, что почти потеряла целостность.
Вечность, размышлял Амалфи, это не для монументов.
Острый взгляд мог определить, что камень на пьедестале был не чем иным, как средней величины метеоритом. Скульптура, высеченная из этой глыбы камня в стиле древнего ваятеля Мура, два тысячелетия назад имела вполне определенный смысл. Она изображала фигуру могучего человека, попиравшего ногой шею более слабого. Очевидно, когда-то ИМТ действительно гордился памятью о Торе-V…
– Перед вами храм, – резко произнес Халдон. – Машинное отделение внизу. В этот час там не должно быть никого, но я лучше проверю. Подождите здесь.
– А если кто-нибудь нас заметит? – спросил Амалфи.
– Этой площади обычно избегают. К тому же я расставил своих людей, чтобы они отвлекли случайных прохожих. Если вы не забредете слишком далеко, то будете в безопасности.
Проктор направился к огромному, напоминающему колокол зданию и скрылся в боковой двери. За спиной Амалфи Карст начал что-то напевать хрипловатым голосом. Мелодии, которую когда-то связывали с городов Кзан, было слишком много лет, и Амалфи ее не знал хотя никогда не был глух к музыке.
Карст пел:
…Вихрем настежь растворены
Малвина праведные врата…
Мэр вдруг обнаружил, что слушает Карста, словно сова, выслеживающая мышь:
Чтоб Пустоши сжечь, он воссиял
Пламенем факела, а не свечи,
Силы повстанцев ручей иссякал.
Холодные звезды сияли в ночи,
ИМТ наносил небесный удар!
Заметив, что Амалфи прислушивается, Карст слегка смутился.
– Продолжай, Карст, – попросил Амалфи. – Что там дальше?
– Не хватит времени. Есть сотня версий, и каждый певец добавляет к песне хотя бы по одному собственному куплету. Правда, она всегда кончается одинаково:
Был черен от крови могильный курган,
И рушились башни в пыль и слизь.
Смертный урок был отступникам дан,
Их души как брызги летели ввысь,
ИМТ наносил небесный удар![1]
– Вот это герои, – зло бросил Амалфи. – Похожа мы в самом деле попали в скверное положение – под каток, я бы сказал. Мне кажется, я слышал эту песню неделю назад.
– Что она тебе может говорить? – спросил Карст удивленно. – Это ведь только старая легенда.
– Она объясняет, зачем Халдон хочет починить гипердвигатели. Я знаю, что он не сказал ни одного слова правды, но этот старый лапутянский трюк[2] со мной не пройдет. Новые города не настолько сильнее в космосе, чтобы рисковать, но своей массой взлетевший ИМТ может раздавить нас в лепешку, а нам нечем будет ответить!
– Я не понял.
– Это проще простого. Твой Малвин когда-то использовал ИМТ вроде щипцов для колки орехов. Он поднимал город в воздух и опускал его на противника. Этот фокус, насколько мне известно, был придуман еще до космических полетов. Карст, подойди поближе, возможно, мне придется кое-что сказать тебе на виду у Халдона, так что следи за мной. Тс-с-с, он идет сюда…
Вернувшись к ним, Проктор буркнул что-то, что могло сойти за приглашение, и повел их за собой внутрь храма.
– Думаю, – сказал он, когда дверь закрылась, – мы сможем заплатить вам любую цену, мэр Амалфи.
Проктор поставил ногу на выступающую из пола каменную пирамидку и надавил на нее. Амалфи внимательно наблюдал за ним, но ничего не произошло. Он осветил фонарем безликие каменные стены подземелья, затем опять направил луч на пол. Халдон нетерпеливо лягнул маленькую пирамидку.
На этот раз послышался протестующий скрежет. Медленно и неохотно каменный блок пяти футов в длину и двух в ширину начал со скрипом подниматься. Луч фонаря устремился в отверстие, освещая узкий ряд ступеней.
– Всего-то? – хмыкнул Амалфи. – А я ожидал, что оттуда по крайней мере выйдет Джонатан Свифт. Хорошо, Халдон, ведите нас.
Проктор стал осторожно спускаться вниз, брезгливо поддерживая полы одежды, чтобы не намочить их. Карст шел последним, согнувшись под тяжестью ноши. Сквозь тонкие подошвы сандалий Амалфи ощущал холод и сырость, влага сочилась со стен узкого коридора. Он внезапно почувствовал непреодолимое желание закурить сигару, почти реально ощутил ее аромат. Но руки следовало держать свободными.
Он уже готов был допустить, что гипердвигатели рушены всей этой сыростью, но тут же отбросил расслабляющую мысль. Это было бы слишком просто и, кроме того, в таком случае их ждала неизбежная гибель. Если же люди Амалфи назовут эту планету своей, ИМТ вынужден будет улететь.
Мэр, как всегда в критических ситуациях, попытался, задержав дыхание, на несколько мгновений отрешиться от окружающего, сосредоточив мозг лишь на проблеме, угрожавшей самому существованию его города. Это было приемом, позаимствованным цивилизацией Странников у последователей одного из древних восточных учений.
Ступени вдруг кончились в маленькой камере, настолько тесной, холодной и захламленной, что она казалась пещерой. Пятно света от фонаря обшарило стены и наткнулось на опечатанную пломбой овальную дверь из серого металла – наверняка свинцовую. Итак, гипердвигатели ИМТ «горячие»? Это было уже хуже, поскольку отсылало Амалфи к самому началу эпохи гиперпространственных полетов, а тут он был не слишком уверен в своих знаниях.
– Это они? – спросил Амалфи.
– Это – дорога к ним, – кивнул Халдон, дернув неприметную ручку.
Как только дверь за ними закрылась, под потолком вспыхнули люминесцентные лампы, бросая голубые блики на лица людей и горбатые кожухи двигателей. Здесь воздух был совершенно сух – очевидно, машинное отделение сохранялось опечатанным, и Амалфи не смог подавить резкий укол разочарования. Он небрежно оглядел огромные машины и проверил пару контрольных панелей.
– Порядок? – резко спросил Халдон. Казалось, он из последних сил сдерживает нервы. Это доказывало, что Проктор мог действовать только из честолюбия, а официальная политика Великой Девятки была тут ни при чем. Халдону в этом случае придется туго, если только соправители увидят его здесь со Странниками.
– Вы будете их проверять?
– Разумеется, – отозвался Амалфи, – только я несколько смущен их размерами.
– О, это действительно древняя техника, – усмехнулся проктор. – Конечно, они в несколько раз больше сегодняшних.
Проктор ошибся – гипердвигатели города Амалфи, были всего лишь немногим компактнее самых первых, хотя и гораздо мощнее. Это замечание бросило новую тень сомнения на статус Халдона. Раньше Амалфи предполагал, что Проктор не позволит ему даже дотрагиваться до гипердвигателей за исключением контрольных тестов. Техники ИМТ должны были уметь ремонтировать двигатели хотя бы с помощью инструкций, а сам Халдон или любой другой Проктор не мог не знать физику настолько, чтобы не понять объяснений Амалфи. Теперь он в этом не был столь уж уверен и по невежеству, прозвучавшему в словах Проктора, понял, что может творить тут что угодно – бояться все равно нечего.
Мэр приставил металлическую лестницу к узкому мостику, тянувшемуся между колпаками генераторов, взобрался наверх и оглянулся на Карста.
– Эй, болван, не стой как бревно! – презрительно крикнул он. – Иди сюда и неси инструменты.
Карст послушно поднялся на несколько ступенек. Не обращая на Халдона ни малейшего внимания, Амалфи аккуратно вскрыл контрольную панель и с интересом заглянул внутрь. Под крышкой находились мощная цепь выпрямления тока и усилитель для какого-то управляющего устройства – вероятно, примитивного компьютера. В усилителе было больше вакуумных ламп, чем Амалфи видел за всю свою жизнь, а две из них были размером с кулак.
Карст наклонился и поставил мешок на подставку. Амалфи достал длинный тонкий кабель и подсоединил к ближайшему разъему. Маленькая неоновая лампочка загорелась красным светом.
– Ваш компьютер все еще работает, – сообщил он, – правда, неизвестно, в своем ли он уме. Халдон, могу я включить главные блоки?
– Я сам их включу, – хмуро отозвался Проктор.
Он повернулся и пошел к пульту в другом конце зала.
Амалфи что-то прошептал, не разжимая губ. Карсту это должно было показаться жутким. Искусство чревовещания заключается в замене согласных на звуки, которые не требуют движения губ. Если звук производится только при участии горла, речь отличается от обычной лишь пониженной четкостью. Когда ее слышат издалека, она становится похожей на японскую.
– Смотри за Халдоном, Карст. Запоминай расположение кнопок, которые он нажимает.
Лампы загорелись. Карст едва заметно кивнул. Проктор смотрел снизу, как Амалфи тестирует цепи.
– Они будут работать? – спросил наконец Халдон. Его голос звучал приглушенно, словно Проктор боялся быть, услышанным.
– Думаю, да. Одна из этих ламп испорчена, возможно, есть и несколько других неисправностей. Лучше пройти весь участок, прежде чем пытаться включать, у вас есть возможность проверить лампы?
По лицу Халдона пробежала тень, несмотря на явные попытки не выдать эмоций. Вероятно, он без труда мог дурачить любого из своих людей, но Амалфи, как всякий мэр Странников, читал игру лицевых мускулов так легко, словно это была исповедь.
– Решено, – сказал Проктор. – Это все?
– Никоим образом. Думаю, вам придется убрать примерно половину электрических цепей и заменить их транзисторами там, где это возможно. Мы продадим вам германий по обычным ценам. В этом блоке двести или триста ламп, и, если он перегорит в полете, вашему городу конец.
Вы можете показать, как это сделать?
– Допустим, – ответил мэр. – Если вы позволите мне проверить всю систему, я дам вам точный ответ.
– Хорошо, – сказал Халдон, – но соображайте побыстрее. Я могу потратить на все лишь половину завтрашнего дня.
Это лучше, чем предполагал Амалфи, – гораздо лучше. Получив так много времени, он мог выяснить, где расположен главный пульт управления. Но тон Халдона был вопиющим нарушением договора, а сами его слова до глубины души возмутили Амалфи – впрочем, теперь уже ничего нельзя изменить. Он поискал лист бумаги и карандаш и принялся за наброски схемы двигателей.
После того как он нашел простой способ вывести из строя первый генератор, стало легче блокировать главные цепи второго. На это ушло около часа, но Халдон только расхаживал внизу, погруженный в свои мысли, и не проронил больше ни слова.
Третий гипердвигатель завершал картину, оставляя Амалфи в недоумении, зачем вообще понадобился четвертый. Этот четвертый был направлен вертикально вниз и представлял собой стартовый двигатель, сконструированный так, чтобы компенсировать поломку любого из основных гипердвигателей и превратить падение в посадку. Для управления им использовалась простая, легко восстанавливаемая цепь, через которую проходили все корректирующие команды компьютера. Таким образом, любая коррекция приводила к маленькой, но серьезной встряске всей системы. Гипердвигатели ИМТ были установлены еще два тысячелетия назад, но они по-прежнему могли поднять город в воздух, и с этим приходилось считаться.
Амалфи закончил проверку генератора стартового двигателя и выпрямился, мучительно расправляя затекшие мышцы. Он не знал, сколько времени на это потратил. Казалось, прошли месяцы. Халдон теперь наблюдал за ним широко открытыми внимательными глазами, вокруг которых уже легли синие круги.
Но Амалфи так и не обнаружил точки, из которой можно было бы контролировать все гипердвигатели ИМТ. Пульт управления явно находился где-то в другом месте – главный кабель уходил в трубу и скрывался в потолке.
«…ИМТ наносил небесный удар…»
Амалфи притворно зевнул и опять склонился к вскрытому нутру стартового двигателя. Карст сидел на корточках рядом с ним и откровенно спал – расслабленно и уютно, как кошка, дремлющая на высоком карнизе. А Халдон все смотрел.
– Я готов выполнить эту работу, – сказал Амалфи, – но она может отнять не меньше недели.
– Я предполагал, что вы так скажете, – помедлив, ответил Халдон, – и рад бы дать время закончить. Но мы не станем менять электрические цепи.
– Вам это необходимо.
– Возможно. Но у двигателей большой запас надежности, иначе наши предки никогда бы не взлетели в космос. Вы понимаете, мэр Амалфи, что мы не можем рисковать и доверить вам работу, которую не в состоянии контролировать. Причем выигрыш от нее – лишь повышение надежности. Если машины будут работать, и так, этого вполне достаточно.
– О, они будут работать, – усмехнулся Амалфи и принялся методично упаковывать свое оборудование. – Какое-то время. Честно говоря, это просто небезопасно – они могут выйти из строя в любую минуту.
Халдон только пожал плечами. Амалфи чуть задержался наверху и с показной грубостью толчком разбудил Карста. Причем толкнул сильно – не стоило недооценивать прирожденного надзирателя. Карст взвалил на плечи мешок, и они спустились на пол по металлической лестнице.
Проктор улыбался. И это была неприятная улыбка.
– Небезопасно? – произнес он. – А я никогда и не предполагал, что двигатели абсолютно надежны. Но сейчас опасность исходит отнюдь не от двигателей.
– Почему? – спросил Амалфи, пытаясь успокой дыхание. Он очень устал и не знал, который час.
– Вам известно, сколько сейчас времени, мэр Амалфи?
– Утро, если не ошибаюсь, – вяло сказал Амалфи и плотнее надел мешок на опущенные плечи Карста, – поздно во всяком случае.
– Очень поздно, – согласился Халдон, не скрывая радости. Затем злорадно прокаркал: – Контракт между твоим городом и моим истек сегодня в полдень. Сейчас – час дня, мы пробыли здесь всю ночь и утро. И твой город все еще на нашей земле в нарушение контракта!
– Оплошность…
– Нет, наша победа. – Халдон вытащил из складок одеяния тонкую серебряную трубку и дунул в нее. – Мэр Амалфи, вы можете считать себя военнопленным.
Трубка издала неразличимый для уха звук, но в комнате уже и так стояли десять человек. Их мезонные винтовки были такими же древними, как и гипердвигатели ИМТ.
И подобно гипердвигателям, они казались вполне исправными.
4
Карст застыл на месте, но Амалфи вывел его из оцепенения незаметным щелчком по ребрам и пересыпал содержимое своего маленького пакета в мешок крестьянина.
– Вы послали сообщение земной полиции, не так ли? – поинтересовался он.
– И очень давно. Так что можете на нее не надеяться. Позвольте вам сообщить, мэр Амалфи, что если вы рассчитывали найти здесь пульт управления, то я достаточно хорошо подготовился, чтобы не дать вам этого сделать. Вы ожидали от меня слишком большой глупости.
Амалфи промолчал и начал невозмутимо перекладывать инструменты.
– Вы делаете слишком много лишних движений, мэр Амалфи. Поднимите руки вверх и медленно повернитесь. Медленно, я сказал!
Амалфи поднял руки и повернулся. В каждой руке он держал по маленькому черному предмету, размером и формой напоминающему куриное яйцо.
– Я ожидал ровно столько глупости, сколько и оказалось, – произнес он спокойно. – Вы видите, что я держу в руках? Я могу бросить и действительно брошу одно или оба, если в меня выстрелят. Я могу просто уронить их. Мне осточертел ваш набитый призраками город.
Халдон фыркнул: – Взрывчатка? Газ? Это просто смешно, мэр. Что бы там у вас ни было, такая маленькая вещь не может содержать достаточно энергии, чтобы разрушить город, и вам не удастся меня обмануть. Или вы принимаете меня за дурака?
– Жизнь вам это докажет, – кивнул Амалфи. – Когда вы позвали меня сюда, стало ясно, что тут будет засада. Я мог бы привести с собой охрану. Вы не встречались с моей полицией, а они крепкие парни и так долго не имели возможности поразмяться, что были бы рады случаю проверить свои навыки на местных воронах. Я покинул свой город без телохранителей только потому, что мне нетрудно защитить себя и без них. Вам понятно?
– Яйца, – хмыкнул Халдон.
– Вы необыкновенно догадливы – это действительно яйца, а черный цвет – анилиновая краска, нанесенная на скорлупу для предупреждения. Они содержат эмбрионы цыплят, привитых мутированной легочной чумой, инициируемой воздухом. Чуму мы вывели в нашей бактериологической лаборатории. Космос и свободное время создают прекрасные условия для подобных экспериментов – город Странников, специализирующийся на биологии, поделился с нами этим секретом несколько столетий назад. Всего лишь пара куриных яиц, но если я уроню их, вы поползете за мной на брюхе, чтобы вымолить укол вакцины. Ее мы тоже разработали.
Повисла тишина, нарушаемая лишь судорожным дыханием Проктора. Стражники ошеломленно смотрели на черные яйца, и дула их винтовок уже не были нацелены на Амалфи. Мэр выбрал оружие весьма продуманно. Феодальные общества панически боялись чумы – они видели ее слишком часто.
– Хорошо, – наконец сказал Халдон. – Хорошо, мэр Амалфи. Вы и ваш раб можете свободно выйти из этой комнаты…
– …И из этого города. Но если я услышу хотя бы шорох за своей спиной, я сразу же бросаю эти штуки на пол. Вы их обязательно увидите по вспышкам – вирус генерирует немного газа.
– Пусть так, – процедил сквозь зубы Проктор, – и из города тоже. Но ты ничего не выиграл, Амалфи. Если ты даже и доберешься до своих, то поспеешь как раз вовремя, чтобы увидеть победу ИМТ, которой сам же помог. Хотя не думаю, что эта новость слишком тебя обрадует.
– Ничего подобного, – холодно и безжалостно ответил Амалфи. – Я знаю об ИМТ все, Халдон. Это конец дороги Бешеных Собак. Когда вы будете подыхать – ты и все твое воронье с Интерстеллар Мастер Трейдерс, – вспомните Top-V!
Халдон побелел как бумага. Затем кровь бросилась к его пухлым щекам.
– Пошел вон, – прошипел он едва слышно и вдруг завизжал: – Вон! Вон!
Небрежно жонглируя яйцами, Амалфи направился к свинцовой двери. Карст неуклюже двинулся за ним и, проходя мимо Халдона, отвесил тому раболепный поклон. Амалфи подумал, что крестьянин переборщил, но, судя по всему, Карст по-прежнему казался Проктору лошадью.
Дверь тяжело захлопнулась, скрыв искаженное бешенством и страхом лицо Халдона, а заодно и блеск оружия в руках его охраны. Амалфи сунул руку в мешок Карста, спрятал одно яйцо в гнездо из мягкого пластика, а взамен извлек устрашающего вида пистолет системы Шмайсера – старый, как винтовки стражников ИМТ. Это произведение древних оружейников он засунул за пояс.
– Теперь быстрей наверх, Карст. Быстрей. У меня тут остались еще кое-какие дела. Как ты думаешь, где может находиться пульт управления двигателями? У тебя есть какие-нибудь догадки? Кабель уходил прямо в потолок машинного зала.
– На вершине храма, – ответил Карст, уже взбираясь по узким высоким ступеням огромной лестницы. – Вверху, в Звездном Куполе, где собирается Великая Девятка. Никакой другой дороги туда нет.
Они вбежали в холодное каменное преддверие. Мэр пошарил по полу лучом фонаря, отыскал выступающую из камня пирамидку и быстро наступил на нее. С раскатистым грохотом перед ним опустилась наклонная плита, превратившись в еще один блок пола. Халдон, разумеется, с любого из пультов мог вновь поднять ее и преградить им дорогу назад, но, судя по всему, решил не рисковать – при движении плита немилосердно скрипела, и первый же шум предупредил бы Амалфи. В том, что мэр бросит черное яйцо, Халдон явно не сомневался.
– Лучше всего, если бы ты поскорее выбрался из города и прихватил с собой всех крестьян, каких найдешь, – сказал Амалфи, – но на это уйдет время. А мне нужно, чтобы кто-то отключил энергопитание в подвале, поэтому я и просил тебя запомнить, что там нажимал Халдон. Сам я пойду в Звездный Купол. Проктор об этом догадывается и со всей командой отправится за мной. Когда он пройдет мимо, Карст, ты должен спуститься вниз и отключить энергию…
Прямо перед ними была низкая дверца, через которую Халдон провел их в храм. Отсюда вверх вело множество ступеней, освещенных ярким дневным светом.
Амалфи приоткрыл дверь на пару дюймов и посмотрел в щель. Ослепленный солнцем, он сперва увидел только расплывчатые тени. Через площадь тащилась дюжина полусонных крестьян в сопровождении Проктора.
– Найдешь дорогу обратно в этот склеп? – прошептал Амалфи.
– Туда только одна дорога.
– Хорошо. Тогда иди. Брось мешок за дверью, он нам больше не нужен. Как только Халдон поднимется по этим ступеням, спускайся вниз и нажми переключатель. Затем уходи из города, у тебя будет еще четыре минуты – время нагрева электронных ламп, смотри не задерживайся дольше. Понял?
– Да. Но…
Что-то похожее на камешек мелькнуло над храмом и исчезло в небе. Амалфи прищурился.
– Ракета, – произнес он. – Иногда удивляюсь, зачем я настоял на выборе этой примитивной планеты. Может когда-нибудь я и научусь любить ее… Пока, Карст.
Он двинулся по ступеням.
– Они схватят тебя! – крикнул ему вслед крестьянин.
– Меня им не схватить. К тому же другого выхода нет, Карст. Иди прячься.
Еще одна ракета ушла вверх, и где-то очень далеко грохнул взрыв. Амалфи бросился по лестнице к Звездному Куполу.
Лестничные пролеты были длинными, кривыми и к тому же узкими, а сами ступени такими маленькими, что выводили из себя. Амалфи вспомнил, что Прокторы никогда не поднимались по лестнице самостоятельно – их на руках несли крестьяне. Эти муравьиные ступени были сделаны для устойчивости носильщиков, но не для быстрой ходьбы.
Насколько Амалфи видел, лестница плавно поднималась вдоль внешней стороны купола храма, описывая полтора оборота от его основания до вершины. Зачем? Казалось бы, Прокторам утомительно подниматься по длинным маршам лестницы даже на руках слуг. Почему пульт управления не мог находиться внизу, рядом с гипердвигателями, а не на такой верхотуре?
Он прошел пол-оборота лестницы, прежде чем понял одну из причин. Амалфи все время слышал шелест толпы, вливающейся под купол через узкую дверь, – там, очевидно, начиналась служба. Чем выше он поднимался, тем отчетливее становились голоса, пока не стали слышны даже отдельные слова. Под самым полом Звездного Купола находился геометрический фокус свода храма – Проктору достаточно было приложить ухо к стене, и он мог услышать любой шепот в толпе молящихся.
Гениально, признал Амалфи. На планетах с теократическим правлением заговорщики обычно считают храмы самым безопасным местом для встреч. И почти на всех таких планетах подслушивание поднято до уровня искусства.
Тяжело дыша, он вскарабкался по последним ступенькам. Плотно закрытая дверь, сплошь усеянная псевдовизантийскими завитушками, смотрела прямо на него. Но в этот момент он был далек от восхищения и не долго думая ударил ногой по узору из синтетических сапфиров. Дверь распахнулась.
Амалфи с первого взгляда почувствовал разочарование. Круглая комната походила скорее на монашескую келью, чем на пристанище Великой Девятки. Из мебели в ней был лишь тяжелый деревянный стол и девять жестких кресел – и никакого пульта управления. Здесь не было даже окон.
Это и натолкнуло его на разгадку. Звездный Купол не мог быть нигде в другом месте: рядом с ним находилась навигационная рубка. В таком древнем городе, как ИМТ, получить максимальный угол обзора можно было только поместив рубку в самую высокую точку. По-видимому, Амалфи забрался еще не на самый верх.
Он взглянул на потолок. В центре одной из каменных плит виднелась полукруглая чашеобразная выемка размером не больше монеты, с сильно стертыми краями.
Амалфи усмехнулся и посмотрел на стол – там лежал шест с крючком в виде клюва хищной птицы на конце. Мэр взял шест и надавил клювом в углубление.
Плита опустилась вниз точно так же, как в комнате с генераторами: предки Прокторов были не слишком разнообразны. Край плиты почти коснулся стола. Амалфи вскарабкался на стол и сделал несколько шагов вперед; тут что-то щелкнуло, и плита со скрежетом встала на прежнее место.
Это и была рубка управления – крошечная, забитая густо покрытыми пылью панелями. Бычьи глаза иллюминаторов из толстенного стекла давали круговой обзор. В комнатке было всего одно кресло, перед которым горел единственный зеленый огонек. Когда Амалфи подошел, тот погас: Карст отключил питание.
Амалфи надеялся, что крестьянин успеет убежать. Карст ему все больше нравился. Его смелость, прошедшая через жестокие испытания, ненасытность изголодавшегося ума напоминали Амалфи кого-то смутно знакомого из далекого прошлого. Того, что этот кто-то был сам Амалфи в молодости, мэр не знал, и уже не осталось никого, кто мог бы ему это подсказать.
Гипердвигатели просты в управлении, и Амалфи не составило труда запрограммировать навигационный компьютер так, чтобы он блокировал некоторые электронные цепи. Это оказалось даже легче, чем можно было ожидать. Но как скрыть все, что он сделал, если каждое движение оставляло следы в густом слое пыли на пультах? Тут задача была трудней. После некоторых раздумий он стащил с себя рубаху и стал ею размахивать, в результате он расчихался до слез, но своего добился: на первый взгляд ничего заметно не было.
Теперь все сделано как надо.
Внизу, в Звездном Куполе, уже слышались топот и крики, но Амалфи не опасался прямого нападения. У него все еще оставалось черное яйцо, и Прокторы это знали. Кроме того, шест с клювом тоже был у него, и чтобы попасть в рубку, один из Прокторов должен встать другому на плечи. Спортивная форма владык ИМТ оставляла желать лучшего, к тому же им следовало бы знать, что люди, пускающиеся в такие фокусы, могут быть легко побеждены простым ударом в зубы.
Тем не менее Амалфи вовсе не собирался провести остаток дней в этой рубке. На то чтобы покинуть город у него оставалось не более шести минут.
Прикинув, какой эффект произведет его появление, Амалфи снова встал на каменную плиту и вместе с ней торжественно соскользнул вниз – прямо на стол в Звездном Куполе.
Десяток рук тут же вцепился в него. Перед ним оказалось лицо Халдона, совершенно неузнаваемое от ярости и страха.
– Что ты сделал? Отвечай, или я прикажу разорвать тебя на куски!
– Не будьте идиотом. Скажите своим людям, чтобы они отошли от меня. Ваше обещание еще действует, а если вы отречетесь от него, у меня осталось то оружие, которое заставило вас это обещание дать. Уберите руки, или…
Охранники поняли все прежде чем он договорил. Халдон тяжело взобрался на стол и поплелся вверх по наклонной плите. Еще несколько бритоголовых людей в черных тогах, отталкивая друг друга, двинулись за ним – видимо, Халдону пришлось-таки покаяться во всем перед Великой Девяткой. Амалфи незаметно выбрался за дверь и сделал два шага вниз. Затем он наклонился, осторожно положил черное яйцо на порог и бросился вниз по ступеням в отчаянное состязание со смертью.
Халдону потребуется минута на то, чтобы включить пульты управления и обнаружить, что, пока он гонялся за Амалфи, генераторы были отключены, следующая минута на то, чтобы послать кого-то в подвал включить генераторы. Затем должно будет пройти время нагрева ламп – еще четыре минуты. После этого ИМТ взлетит.
Амалфи выбежал из здания и бросился по аллее, ведущей к площади, увертываясь от изумленных охранников. За его спиной поднялся крик. Он пригнулся и добавил скорости.
Улица погружалась в сумерки. Он бросился в тень и свернул за ближайший угол. Карниз здания над ним вдруг осыпался ослепительными белыми каплями – и только потом до него донесся взвизг мезонной винтовки. Амалфи попытался думать о чем-нибудь другом.
Кратчайший путь до границы города, насколько он помнил, проходил по улице, с которой он только что свернул, впрочем, о ней теперь не могло быть и речи. Но уносить ноги из ИМТ надо как можно быстрее.
Задыхаясь, он бежал что было сил. В него стреляли еще пару раз, причем стрелявшие даже не знали, в кого целятся. Просто Амалфи был человеком совершенно не подходившим под какие бы то ни было категории, и сбитые с толку охранники палили скорее для порядка.
…Земля задрожала осторожно, как шкура чудовища, стряхивающего во сне мух. Каким-то образом Амалфи нашел в себе силы бежать еще быстрее.
Дрожь снова сотрясла ИМТ, на этот раз гораздо сильнее. Затем ударил долгий протяжный гром, и тяжелая волна прокатилась через весь город. Из домов, словно ошпаренные кипятком, посыпались Прокторы.
При третьем ударе что-то взорвалось в самом центре города. Амалфи был захвачен водоворотом, в котором перемешались черные тоги Прокторов, вылинявшие рубахи крестьян и комбинезоны техников и охраны.
Земля под ним стонала все громче и громче. Амалфи, работая локтями, вырвался вперед. Толпа, вопя, спотыкаясь и падая, ринулась следом. Отовсюду слышались отчаянные крики, но хуже всего было тем, кто оставался внутри зданий. Над головой Амалфи со звоном распахнулось окно, и из него выбросилась женщина.
Мэр поднялся, стер брызнувшую на него кровь и побежал дальше. Тротуар впереди был расколот на причудливые куски, подобно мозаике безумного мастера. Сразу за ним плиты были сдвинуты набок и вздыблены, словно глыбы льда в ледоход, который Амалфи видел когда-то на одной из планет.
Он вскарабкался на них прежде чем понял, что это и есть граница старого города ИМТ. Большая часть зданий находилась по ту сторону огромного, утыканного расколотыми плитами рва, показывавшего, где край древнего города Странников врос в почву планеты. Отчаянно спеша, Амалфи перебирался с камня на камень – это было самое опасное место: если бы ИМТ взлетел именно сейчас, камни перемололи бы мэра в фарш. Только бы добраться до вересковой пустоши!
Грохот за его спиной нарастал, пока не превратился в треск, словно где-то рвали огромную металлическую ленту. Впереди, на востоке, его собственный город сиял в последних лучах двух солнц. Над ним шел бой, и крохотные яркие искры вспыхивали в темнеющем небе. Оттуда доносился тонкий свист ракетных катеров, круживших над прозрачным куполом и сбрасывавших на него какие-то черные точки. Город Странников отвечал струями дыма.
Затем над городом словно взорвалось одно из солнц, и, когда Амалфи снова смог видеть, в небе осталось только три катера. В следующие несколько секунд не останется ни одного. Отец Города никогда не ошибался.
Наконец Амалфи почувствовал под подошвами сандалий податливый дерн, споткнулся и упал, вскрикнув от боли в ноге.
Он попытался встать. Иссохшая земля, на которой стоял древний город, угрожающе затрещала. Приподнявшись на локте, Амалфи огляделся. Совсем рядом с ним огромные глыбы земли вспучивались, словно морские волны. Тончайшая полоска красного сияния появилась между ИМТ и развороченной землей – будто где-то под городом загоралось новое, третье, солнце.
Полоса расширялась. Старый город взлетал, и грохот лопавшегося фундамента разрывал барабанные перепонки. От города к пустошам бежали люди, причем все, кого видел Амалфи, были крестьянами. Прокторы, конечно, еще пытались управлять полетом…
Город поднимался величественно, медленно набирая скорость. Сердце Амалфи стучало. Если бы Халдон и его команда смогли разобраться, что именно Амалфи сделал с управлением, старая баллада Карста повторилась бы снова и тирания Прокторов сохранилась навечно.
Но Амалфи сделал свое дело хорошо. ИМТ уходил в небо. Амалфи прикинул, что высота составляет уже почти милю, и черная громада все ускорялась. Прокторы забыли слишком многое, чтобы понять, как выпутаться…
Полторы мили.
Две мили.
ИМТ становился все меньше. На высоте пяти миль город казался чернильной кляксой с пятнышком красного свечения в середине. На семи милях клякса превратилась тусклую точку.
Всклокоченная голова и пара широченных плеч осторожно поднялись из ближайших зарослей вереска. Это был Карст. Он молча смотрел вверх до тех пор, пока ИМТ не скрылся из глаз. Потом повернулся к Амалфи.
– Могут… могут они вернуться?.. – спросил он хрипло.
– Нет, – ответил Амалфи, его дыхание постепенно успокаивалось. – Смотри, смотри, Карст. Еще ничего не кончилось. Помни, что Прокторы вызвали полицию Земли…
В это мгновение ИМТ появился – но как! Новое солнце расцвело в небе – на три или четыре секунды. Затем оно потускнело и погасло.
– Полиция выполнила приказ, – беззлобно подытожил Амалфи. – Простой приказ – найти город Странников, пытающийся скрыться бегством. Они нашли его и нанесли удар. Конечно, это был другой город, но они об этом не знают. Они отправились домой, а мы уже дома, и весь твой народ тоже. Дома, на Земле. Навсегда.
Вокруг него слышались голоса, приглушенные катастрофой и чем-то еще, таким старым и таким новым, вряд ли имевшим имя на планете, управляемой ИМТ. ото что-то называлось свободой.
– На Земле? – повторил Карст. Поддерживая друг друга, он и Амалфи с трудом встали на ноги.
Среди пустошей сиял город Странников – непонятных пришельцев, явившихся сюда лишь затем, чтобы малость подзаработать, – и облако холодных звезд вставало за ним.
– На Земле?..
– Теперь это так, – сказал Амалфи. – Мы все земляне, Карст. Земля – это больше, чем просто маленькая планета, затерянная в другой галактике. Земля гораздо важней.
Земля – это не место. Это идея.
© Перевод на русский язык, Денисов А.А., 1994