Позже. Должно быть, я задремал, потому что шторм утих. Но я всё ещё нахожусь в странной комнате. Это самый любопытный сон, если это сон… Свеча догорела почти до конца, и я подозреваю, что уже далеко за полночь, но я не могу узнать время. На стенах нет часов, а мои наручные, конечно же, пропали. Мне пришлось подбросить ещё одно полено в камин, оно шипит от влаги. Капли дождя, должно быть, попали в дымоход.
4
Со времени моей последней записи прошло много дней. События, которые произошли за это время, были настолько невероятными, что я не решаюсь записать их на бумаге, чтобы не ставить под сомнение своё здравомыслие. Я делаю это только потому, что твердо убеждён в том, что скоро проснусь в знакомой обстановке дома 66 на Колледж-стрит, когда солнце пытается пробиться сквозь опущенные занавески, а миссис Гэмвелл зовёт меня завтракать…
Что-то находилось на балконе. Оно издавало лёгкий шорох, но я знал, что это не просто листья, оставленные там блуждающими ветрами. Это было что-то разумное и живое, нечто, что, как я знал, было враждебным.
И что любопытно, я понимал, что нахожусь в безопасности до тех пор, пока не открываю старую дверь; но по какой-то причине я чувствовал непреодолимое желание сделать это. Мои ноги тянуло к балкону, и я сдерживал их только усилием воли.
С балкона раздался тихий мяукающий звук, подобный тому, что издаёт мой любимый кот, когда хочет есть; и мне пришло в голову, что благодаря какому-то странному совмещению времени и пространства мой кот также может разделить со мной этот сон или кошмар; и я хорошо понимал, что он будет напуган странностью окружающей обстановки. Я открыл дверь, чтобы впустить кота.
Что-то влетело на рудиментарных крыльях летучей мыши, обогнуло комнату и вскоре приземлилось на безделушку, стоящую на каминной полке. Существо наклонило голову и нахально посмотрело на меня.
Его лик, ещё более ужасающий и нечеловеческий, нежели у летучей мыши, казалось, состоял в основном из морды, тяжело дышащей…
Я стремительно потянулся к каминным клещам и поместил их в пламя; их кончики вспыхнули красным светом, а затем раскалились добела. Существо, сидящее на каминной полке, наблюдало за мной, его крылья взволнованно трепетали, и я боялся, что оно вот-вот полетит прямо на меня; но я опередил его как раз вовремя, опустив щипцы прямо на его лоб. Раскалённый металл зашипел, появился резкий запах горящей плоти… Тогда тварь закричала. Она кричала и кричала, и внезапно с ней словно произошла трансформация: место, где она находилась, заволокло тенями и изменяющимися формами, стало заметно движение воздуха, как будто что-то невидимое медленно становилось видимым…
Передо мной возник Капитан Пикмэн.
— Тебе не следовало этого делать, парень, — сказал он. На его лбу вспыхнуло бледное клеймо, и почти против своей воли он приложил носовой платок к этому месту.
— Тебе не следовало этого делать, Говард, — повторил он. — Ты дорого заплатишь за это.
Он угрожающе шагнул ко мне, и я вынужден был отступить, но меня охватил такой страх, что я уронил щипцы возле камина. И капитан теперь стоял между ним и мной!
Но отступать было некуда, потому что я понял — и дверной проём, и балкон ведут только к пустому пространству.
Капитан Пикмэн двинулся ко мне, слегка хромая, словно подражая летучей мыши с повреждённым крылом, а я продолжал пятиться назад, не желая поворачиваться спиной к капитану, потому что мысль о том, что летучая мышь сядет мне на плечи и укусит меня в шею, наполняла меня невыразимым ужасом.
Вскоре я почувствовал, что упираюсь во что-то твёрдое и неподвижное, и понял, что достиг кровати с балдахином.
Торжествующая улыбка появилась тогда на губах капитана, и он быстро воспользовался ситуацией, бросившись вперёд и прижавшись ко мне, так что я был вынужден упасть на кровать, как соблазнённая служанка; а он на мгновение стал моим любовником, прижимаясь своими губами к моим, а затем стал терзать моё горло. Я ощутил внезапную боль, я мог чувствовать очень острые зубы, пронзающие мою кожу, создавая на ней синяки, и у меня появилось ощущение, что из меня вытекает вся кровь…
Я извернулся в агонии, пытаясь оттолкнуть капитана, и в процессе этого маленький, металлический египетский крест, висевший у меня на шее, должно быть, поцарапал щёку капитана, потому что он вдруг отпустил меня и ужасно закричал.
Он стоял надо мной с бешеными глазами, и в тот же миг та странная трансформация повторилась — Пикмэн превратился в уродливую тварь, которая стала летать по комнате, ударяясь о мебель, словно ослеплённая, а затем она выпорхнула через открытую дверь балкона.
И вдруг поднялся ветер, небо потемнело, и, находясь над древним городом, я мог видеть, как это существо с ужасной мордой улетает вдаль…
И вот я сижу сейчас за столом, думая, что всё это сон, но я чувствую следы проколов на горле, а с балкона всё ещё открывается вид на этот разрушающийся, отвратительный город, и я задаюсь вопросом: не застрял ли я навсегда в другом времени и в другом месте?…
Говард Филлипс Лавкрафт и Мартин С. УорнсЧЁРНАЯ КНИГА АЛСОФОКУСА
Говард. Ф. Лавкрафт и Мартин С. Уорнс. «The Black Tome of Alsophocus», 1968. Рассказ из цикла «Мифы Ктулху». У Лавкрафта был незаконченная рукопись под названием «Книга», опубликованная в 1938 году. Через 30 лет М. С. Уорнс решил дописать её. Об этом авторе известно лишь, что он жил в Англии, работал в текстильной промышленности и умер в 1969 году.
Источник текста:
Антология «New Tales of the Cthulhu Mythos» (1980)
Мои воспоминания очень запутанны. Я даже сомневаюсь в том, где они начинаются; ибо временами чувствую ужасающие перспективы лет, растянувшихся в прошлом, а иногда мне кажется, что настоящий момент — это изолированная точка в серой бесформенной бесконечности. Я даже не уверен в том, как смогу передать это послание. Хотя я знаю, что могу говорить, у меня есть смутное ощущение, что понадобится какой-то странный и, возможно, ужасный посредник, чтобы донести мои слова туда, где я хочу быть услышанным.
Моя личность тоже совершенно туманна. Кажется, я пережил большое потрясение, возможно, из-за какой-то серии своих уникальных и невероятных экспериментов, и их чудовищного результата.
Разумеется, эти эксперименты проводились на основе знаний, найденных мной в той изъеденной червями книге. Я помню, как нашел её в слабо освещённой лавке возле чёрной маслянистой реки, над которой вечно клубится туман. Эта лавка было очень старой, и полки высотой до потолка, заполненные дряхлыми книгами, тянулись через внутренние, лишённые окон комнаты, уходя в бесконечность. Кроме того, там были большие бесформенные кучи книг на полу и в грубо сколоченных ящиках; и в одной из этих куч я нашёл ту самую книгу. В тот момент я не мог узнать её названия, поскольку первые страницы отсутствовали; но книга раскрылась ближе к окончанию, и передо мной мелькнули буквы, которые заставили меня содрогнуться.
Там была формула — в своём роде список вещей, которые нужно сказать и сделать, — я распознал в этом что-то тёмное и запретное; нечто, что я вычитал в последующих параграфах, испытывая смесь отвращения и очарования. Книга была написана теми странными древними исследователями, чьи ветхие тексты я любил поглощать — об охраняемых тайнах вселенной. Это был ключ — путеводитель — к определённым вратам и переходам, о которых мистики мечтали и шептали со времён, когда раса людей была юной. Эти врата ведут к свободе и открытиям за пределами трёх измерений, за пределами сфер жизни и материи, которые мы знаем. Ни один человек на протяжении веков не вспоминал о том, как жизненно важна эта книга и не знал, где её найти, но она действительно была очень старой. Она была не печатной, а написанной от руки каким-то полусумасшедшим монахом, который записал эти зловещие латинские фразы потрясающе древним стилем письма.
Я помню, как старый торговец хитро смотрел на меня и хихикал, а потом сделал рукой странный знак, когда я уносил книгу. Он отказался брать с меня деньги, и только гораздо позднее я понял почему. Когда я спешил домой по этим узким извилистым улочкам, покрытым туманом, у меня было пугающее ощущение, что за мной, крадучись, следуют чьи-то бесшумные ноги. Столетние, шатающиеся дома по обеим сторонам улицы, казалось, оживились от свежей и болезненной злобы — словно какой-то запертый до этого канал понимания зла внезапно открылся. Я чувствовал, что эти стены и нависающие фронтоны из плесневого кирпича и покрытого грибками дерева, похожие на глаза ромбовидные окна, что наклонились ко мне — едва сдерживаются от того, чтобы напасть на меня и раздавить… хотя я прочитал только наименьший фрагмент той кощунственной формулы, прежде чем закрыл книгу и забрал её с собой.
Я помню, как я, наконец, прочитал книгу — с бледным лицом, запершись в мансарде, которую давно приспособил для своих странных исследований. В большом доме было тихо, ибо я вошёл в него только после полуночи. Думаю, тогда у меня была семья, хотя подробностей не помню; знаю, что имелось много слуг. Не могу сказать, какой был год, потому что с тех пор я познал много эпох и много измерений, и все мои представления о времени растворились и стали другими. Я читал при свете свечей; помнится, беспрерывно капал воск, и время от времени я слышал перезвон дальних колоколен. Казалось, что я следил за этими колоколами с особым вниманием, как будто боялся уловить чуждую ноту, вторгающуюся в их звон.
Затем впервые я услышал, как кто-то царапает и ощупывает мансардное окно, которое располагалось высоко над другими крышами города. Это произошло, когда я произнес вслух девятый стих, написанный первозданными словами, и, вздрогнув, поняв, что он означает. Ибо тот, кто проходит через врата, получает в награду тень, и никогда больше не останется в одиночестве. Я совершил призывание, и книга действительно оказалась тем, что я подозревал. В ту ночь я прошёл через врата в бездну искривлённого времени и видений, а когда утро застало меня в мансарде, я увидел в стенах, полках и мебели то, что никогда раньше не видел.