Из трубки раздался голос.
— Да?
— Профессор Кертин?
— О, это ты, Каравел.
— Можете ли вы прийти?
— Сейчас?
— Это срочно. Мне есть, что показать вам.
— Чем ты занимаешься?
— Я хочу удивить вас.
— Ну, ладно, хорошо. Я был в самом центре нескольких интересных работ Аяр-Инка. Ты не представляешь, мой мальчик, в какой степени…
Немного нетерпеливо Каравел сказал:
— Но бумаги могут подождать — а это нет.
Каравел отошел от телефона, чувствуя голод. Он подошел к портфелю, однако передумал. Затем направился в свою маленькую буфетную и сделал себе бутерброд, вместе с которым и вечерней газетой уселся в одно удобное кресло, имеющее подъемник.
Вскоре пришел профессор Кертин. Он был похож на рассеянного персонажа с иллюстрации Белчера или Крукшанка. Его галстук висел косо, он забыл застегнуть жилет, а его котелок был покрыт пылью, прежде чем он вышел под дождь, и теперь нуждался в тщательной чистке, которую не мог предоставить ему хозяин. Его глаза были близоруки за очками, покрытыми дождевыми пятнами, которые он снял на крыльце и протер, перед тем как вошел в ярко освещенный кабинет Каравела.
— Я мог бы сказать, что ты что-то задумал по тону твоего голоса, — сказал он хозяину дома. — И я задумался, как долго тебе это будет сходить с рук. Знаешь, есть закон вероятности.
— А так же возмездие и наказание, — иронично сказал Каравел. — Я был в Солсбери.
— Стоунхендж? — спросил Кертин, когда сел.
— Просто музей в этот раз.
Пожилой мужчина посмотрел на более юного; некоторое время они оба молчали. Затем Каравел взял портфель, открыл его и достали что-то. Это была небольшая медная коробка, обмотанная полосками из серебра или сплава серебра. Он положил ее перед своим гостем.
— Божья коробка! — воскликнул Кертин.
— Я знал, что вы узнаете это.
— Но как, черт возьми, тебе удалось? Ты уверен, что тебя не видели?
— Абсолютно.
— Ты спланировал это!
— Конечно. Я изучал эту вещь неделями, а затем сделал как можно более точную копию, не видя лишь нижней стороны. С копией в моем портфеле я спустился вниз, представил свои полномочия — в конце концов, как вы знаете, меня даже в «Таймс» описывали как «восходящего молодого археолога», и мне было разрешено ее изучить. В тот момент, когда я остался один в комнате, я просто заменил копию на оригинал, и вот — она здесь. Хотите открыть?
Профессор Кертин побледнел и отшатнулся.
— Нет.
Каравел рассмеялся:
— Суеверия?
— Называй это как хочешь. Но в любом случае, ее ценность как древнего предмета уменьшится, как только она будет открыта.
— Полагаю, ее спокойно можно отреставрировать. Вы ведь не боитесь проклятия? Все эти вещи прокляты, всем известно.
Профессор Кертин выглядел расстроенным.
— Я всегда задавался вопросом, что там внутри? Пыль или какое проклятое изобретение некоего мастера зла из далекого прошлого?
— Вы говорите как в низкопробном дешевом романе, позвольте заметить.
— Как тебе нравится. На самом деле, Каравел, эти вещи очень стары. И есть намного больше фактов, которых мы еще не знаем о друидах, чем те, которые нам известны.
— Значит, нет никаких сомнений относительно друидского происхождения этой вещи?
— Никаких. Это подлинный «божий ящик», что является общим названием для любого рода подобных предметов, обычно закрытых, в которых якобы заперт некий любой бог — джинн, бес, дьявол, сила и так далее. Поэтому нельзя сказать, что старые жрецы-друиды вкладывали в них на самом деле, избегаемых богов и дьяволов и т. п. Конечно некоторая опасность есть, я думаю, чтобы сохранить содержимое от любопытных глаз. Переверни ее, ладно?
Каравел так и сделал.
Кертин поправил свои очки.
— Да, надпись друидская.
— Сможете перевести?
— Ну, грубо говоря, — то, что здесь запечатано, называется Шо-Гат, и не предназначено для человека. Ужасное горе обретет тот, кто нарушит Песнь. Это может осуществить лишь хранитель коробки.
— Тогда демон, а не бог?
— По крайней мере, не доброжелательное божество. — Он вздохнул. — У тебя есть мысли, что делать с этим?
— Продать, я полагаю, — как и другие.
— Когда-нибудь тебя поймают.
Каравел улыбнулся.
— К тому времени, когда они заметят, что у них лишь копия, которую я оставил, будет невозможно определить, кто мог взять ее, даже если они вспомнят, что у меня был доступ к ней, наряду с другими.
— Что бы ты ни задумал, — я бы посоветовал оставить ее нетронутой.
Каравел поворачивал коробку снова и снова в руке. Она имел хороший вес, но не была тяжелой.
— Ничего большого не может быть внутри нее — и ничего слишком смертоносного. Что вы думаете? Порошок amanita virosa[21]?
— Я не эксперт по «обычаям друидов», поскольку только они знают, что на самом деле помещается в одну из этих коробок.
— Она красиво сделана, когда рассматриваешь ее. Все виды сложной резьбы; нужно очень много времени, чтобы создать такое. К счастью, однако, большинство из них несколько грубоваты — достаточно грубоваты, во всяком случае, чтобы обмануть хранителей или любого другого случайного наблюдателя. Как вы думаете, сколько я могу получить за нее?
— От кого?
— Лорд Виттнер обычно покупает у меня предметы для своей частной коллекции.
— По крайней мере, тысячу гиней.
— Очень хорошо.
— Тем не менее, все это достойно порицания.
Каравел добродушно рассмеялся.
— Так ли? За исключением, конечно, когда вам вдруг сильно захочется заиметь какой-нибудь маленький предмет для себя. — Он положил коробку в тишине и снова повернулся к старику. — Что это за «хранитель коробки»?
— Это один из жрецов — предположительно в Стоунхендже, где была найдена коробка, был особый ее страж.
— Он не очень хорошо выполнял свою работу, раз ее доставили в музей?
— О, он лишь предотвращает ее открытие или, если она уже открыта, вынужден исправить нанесенный ущерб. Предположительно, он имеет власть над тем, что находится в коробке. Эти примитивные религиозные верования следуют довольно последовательным образцам. Хотя этот — Шо-Гат не друидский; это Атлантида насколько я могу судить. Что пробуждает любопытство.
— Да?
— Как будто бы эта вещь была случайно вырвана из моря или из окрестностей моря.
— Вы говорите об этом как о чем-то вроде сущности, профессор. Как, черт возьми, это может быть? Посмотрите на размер этой коробки — примерно три дюйма на пять и три высотой — и скажите мне, какого рода сущность могла бы поместиться в таком тесном пространстве?
— Просто протоплазматическая материя, мой мальчик, — неопределенно сказал Кертин и улыбнулся немного беспомощно.
— Вы говорите бессвязно, — сказал Каравел. — Хотите выпить?
Они сидели за виски с содовой и разговаривали еще час. Затем профессор Кертин напомнил своему хозяину о газете Инка, с энтузиазмом рассказывая о представленных в ней находках, и вскоре собрался уходить. Каравел проводил его до двери; на улице шел дождь, а туман стал еще гуще.
Он вернулся в свой кабинет и снова взял коробку. Тысяча гиней! Он исследовал полосы на ней под сильным светом; на металле были выгравированы мелкие печати, что бы это ни было, — он имел вид старого потускневшего серебра, и очень вероятно, что это было старое серебро. Он встряхнул коробку; в ней — ничего не было, потому что не было слышно ни единого звука.
Он постучал по ней, выбрав для этого лишенное украшений дно; появился глухой звук. Если что-то и было помещено внутрь много веков назад, оно давно превратилось в пыль. Некоторые из его старших коллег-археологов, размышлял Каравел, были бы больше, чем просто немного возмущены этим.
Он лег в кровать и вскоре заснул.
Поздно ночью Каравела разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. Он включил лампу у кровати и увидел что время почти два часа. Он встал, так как, судя по всему, иного выбора не было, и пошел по узкому маленькому коридору к двери, в которой была одна треугольная панель из стекла. В ночи она выглядела темно-желтой, потому что туман снаружи лишь прибавился. Он приблизился к стеклу и выглянул наружу.
Там стоял старик с непокрытой головой, на его плечах лежала большая черная шаль.
Озадаченный Каравел открыл дверь.
— Если вы ищете доктора Бленнера, он живет через два дома дальше, — сказал он.
Он увидел с легким ужасом, что мужчина на его пороге, должно быть, был очень стар; его кожа была жесткой и сморщенной, словно натянута на кости, так что его голова выглядела меньше, чем должна была быть, а его седые волосы были тонкими и невероятно спутанными.
— Я не доктор, — сказал он снова.
Шаль неожиданно привлекла его внимание; это была не шаль — это была длинная оберточная бумага, похожая на бумагу для мяса.
Старик протянул руку с огромными когтями.
— Ради бога, уходите, — запиналась сказал Каравел, словно зачарованный глядя в ужасе на руку, протянутую к нему ладонью вверх.
— Коробка, — наконец сказал старик скрипучим голосом.
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — холодно сказал Каравел.
— Коробка, — повторил старик, — верни ее мне.
Голос был ужасен… Каравел вздрогнул. Он отступил от двери, снова сказал, что не знает, о чем говорит старик, а затем закрыл дверь. Снаружи вновь раздался голос, отталкивающий, неуловимый, с трудом издающий слова, как будто он не делал этого в течение длительного времени.
— Я подожду. Я заклинаю тебя Знаком Кофа, не открывай ее.
Он все-таки наблюдал за Каравелом. Теперь нужно было убрать коробку, прежде чем старый тупица отправится в полицию. Он думал о репутации, которую так тщательно выстроил для своего прикрытия. Подобную коробку нелегко скрыть. Он запер дверь и быстро направился в кабинет, где осторожно опустил шторы, прежде чем решился вытащить небольшой стол в центр комнаты.
Он достал коробку и задумался, что с ней делать. Если бы только он сразу пошел прямо к лорду Виттнеру, а не задумал позлорадствовать о своей победе перед профессором Кертином! Но было слишком поздно думать об этом сейчас, со стариком, ожидающим там на крыльце. Если он все еще был там.