на гору Кагами – «Зерцало» —
поглядеть на себя,
чтоб доподлинно знать, насколько
облик мой состарили годы…[67]
Известны и иные сочинители, бесчисленные, словно лозы плюща в полях, словно листья деревьев в лесах, но им лишь мнится, что созданное ими – поэзия, а что есть стих воистину, они не разумеют.
В правление нынешнего нашего Государя девять раз сменяли друг друга четыре времени года. Безбрежные волны монаршего благоволения растекаются за пределы Восьми островов[68], а сень высочайших милостей уж затмила тень от горы Цукуба. В часы отдохновения от многочисленных государственных забот не пренебрегает Государь и делами иными: памятуя деяния времен давно минувших, вознамерился он возродить наследие прошлого, дабы постигнуть его и передать грядущим поколениям. Восемнадцатого числа четвертого месяца пятого года правления Энги[69] повелел Государь старшему секретарю Двора Его Величества Ки-но Томонори, начальнику дворцовой Книжной палаты Ки-но Цураюки, бывшему младшему чиновнику управы в провинции Каи Осикоти-но Мицунэ и офицеру дворцовой стражи Правого крыла Мибу-но Тадаминэ представить ему свод поэзии, включающий песни из «Собрания мириад листьев» и песни нашего времени.
Собрали мы великое множество песен, начиная с тех, в которых говорится о том, как любуются цветущей сливой, и, далее, о том, как слушают пенье соловья, срывают ветку осеннего клена, созерцают снег. Также отобрали мы те песни, в которых содержатся пожелания долголетия Государю, а век его сравнивается с веком журавля и черепахи; песни-славословия; песни, передающие тоску разлуки с милой женой при виде осенних листьев хаги или летних трав; песни, рассказывающие о том, как возносят молитвы на «холме Встреч» – Оосака, и еще немало разнообразных песен, кои не распределены по временам года, не относятся непосредственно к весне, лету, осени или зиме. Все эти песни числом в тысячу заключены в двадцати свитках, и назван сей труд «Собрание старых и новых песен Японии».
Песни, что собрали мы, бесчисленные, словно песчинки на морском берегу, пребудут вовеки, как воды потока у подножия гор. Не услышим мы упреков, будто мелки они, подобно отмелям на реке Асука, и будут они дарить людям радость до скончания времен, пока камушек речной не станет скалою. О, быть может, труду нашему недостает аромата вешних цветов, и все же будет длиться в веках наша слава – дольше «бесконечной осенней ночи»! Пусть с робостью ожидаем мы, как примут наш труд, пусть со стыдом сознаем, что не постигли истинной души песен, – все же, остаемся ли мы или уходим, словно плывущее облако, спим ли мы или бодрствуем, как трубящий олень, счастливы Цураюки и иже с ним, что довелось им жить на свете в пору, когда свершилось сие.
Уж нет Хитомаро, но возможно ли пресечься поэзии?! Времена меняются, проходят радости и печали, но неизменны письмена, запечатлевшие песни. И будут они передаваться в поколениях чредою долгой, словно зеленые ветви ивы, неизменные, словно сосновые иглы, бесконечные, словно лозы плюща, – письмена эти, вечные «птичьи следы»[70]. Люди, уразумевшие, что есть песня, и постигшие суть вещей, быть может, обратят взоры к поэзии древности и возлюбят песни нашего времени – как с любовью созерцают они луну в просторах небес.
Свитки I, IIВесенние песни
Год не минул еще,
а весна уже наступила,
и не ведомо мне,
как же звать теперь эту пору —
«старым годом» иль «новым годом»!..
В день начала весны
растопит ли все-таки ветер
тот покров ледяной
на ручье, где берем мы воду,
рукава одежд увлажняя?..
Да откуда бы вдруг
взяться в Ёсино дымке весенней,
если снег все метет,
в славном Ёсино не утихает,
все ложится на горные склоны…
Еще снег не сошел —
так рано весна наступила.
Верно, скоро уже
под лучами солнца растают
капли-льдинки слез соловьиных.
Сливу облюбовав,
соловей распевает на ветке
о приходе весны —
хоть весне пора уж начаться,
но не видно конца снегопаду!..
В пору ранней весны
с веток дерева в снежном убранстве
льется трель соловья —
прилетел, как видно, проведать,
не цветы ли в саду белеют…
Слишком долго я ждал,
так что сердце невольно впитало
цвет и запах весны —
даже снег на ветках деревьев
представляется мне цветами…
Говорят, что песня эта сложена канцлером-регентом в отставке Фудзивара-но Ёсифуса.
Хоть и греюсь в лучах
весеннего яркого солнца,
горько осознавать,
что уже едва ли растает
снег, главу мою убеливший…
Дымкой осенены,
на ветвях набухают бутоны.
Снегопад по весне —
будто бы, не успев распуститься,
облетают цветы с деревьев…
Все хочу я узнать,
что случилось: весна запоздала?
Припозднились цветы?
Но молчит соловей – сегодня
даже он не даст мне ответа…
Пусть кругом говорят,
что весна уже наступила, —
не поверю тому
до поры, пока не услышу
соловьиной знакомой трели!..
Теплый ветер подул —
и в горной тенистой долине
тают зимние льды,
а меж них – то ли волны в пене,
то ли вешняя кипень цветенья…
Далеко-далеко
пусть ветер весенний разносит
аромат лепестков —
чтоб к цветущей сливе близ дома
соловей отыскал дорогу!..
Если б не донеслась
из этой лощины укромной
соловьиная трель —
кто из нас сумел бы сегодня
о приходе весны догадаться?..
Наступила весна,
но цветы не струят аромата
в этом горном краю —
и тоской в душе отдаются
соловьиные звонкие трели…
Близ цветущих лугов
недаром дом я построил —
и теперь по утрам
слышу, как напев соловьиный
то взметается, то стихает…
Подождите, молю!
Хоть сегодня не выжигайте
первых трав на лугу —
нынче в Касуга вместе с милой
мы по вешним долам гуляем…
Где-то в горной глуши
даже снег еще не растаял
на сосновых ветвях —
но пора уж в полях близ столицы
собирать молодые травы…
Страж огней в Тобухи,
что в Касуга, ты нам поведай,
далеко ли еще
до желанного дня, чтобы вместе
собирать молодые травы…
Нынче струи дождя —
что стрелы из лука тугого,
но и завтра опять
даже в ливень на луг отправлюсь