аромат мандаринов цветущих
вдруг напомнил о той,
чьей одежды благоуханной
рукава стелил в изголовье…
Незаметно пришел
месяц Сацуки, пятый по счету, —
и над склонами гор
в свой урочный час прозвучала
долгожданной кукушки песня…
Нынче утром в мой сад
залетела из леса кукушка —
верно, в дальнем пути
отдохнуть немного решила
на цветущих ветвях мандарина…
В путь пустившись с утра,
прилетела она издалёка —
на Отова-горе,
с высоты, из ветвей зеленых,
раздается напев кукушки…
Первый раз довелось
услышать мне песню кукушки —
неизвестно, к кому
обращает она стенанье,
так тоскливо, протяжно кличет…
Вот кукушка поет
близ святилища Исоноками —
только этот напев
в древней Наре, в старой столице,
и остался таким, как прежде…
В летней зелени гор
без умолку кличет кукушка.
О, когда бы она
обладала, как мы, душою,
не будила бы помыслов скорбных!..
Чуть заслышу ее,
печальную песню кукушки,
о селенье родном,
что когда-то давно покинул,
вспоминаю снова с тоскою…
Ты сегодня поёшь,
о кукушка, во многих селеньях —
только для одного
у тебя не осталось песен,
для того, где тебя так ждали!..
На горе Токива
кукушка поет свою песню,
от темна до темна, —
и томленьем любовным рдеют
сладкозвучные те напевы…
Как ты грустно поешь —
а слез все не видно, кукушка!
Что ж, свои рукава,
что намокли от слез разлуки,
уступлю я тебе сегодня…
С дальних горных вершин
сюда прилетела кукушка
о былом горевать —
и гадаем с нею на пару,
кто кого теперь переплачет…
О кукушка, постой,
погоди улетать в свои горы,
пой еще и еще,
пой без умолку, во весь голос
в палисаднике подле дома!..
Право, не торопись
улетать в свои горы, кукушка!
Расскажи там, в горах,
как устал я от треволнений
и печалей бренного мира…
В пору летних дождей
погружен в печальные думы,
одиноко сижу —
но куда же с кличем протяжным
полетела в ночи кукушка?..
Ночь ли слишком темна?
С дороги ли сбилась во мраке? —
Все кружит и кружит
над моим печальным приютом,
безутешно кличет кукушка…
Не увяли цветы
на ветках того мандарина,
где нашла ты ночлег, —
отчего же тогда, кукушка,
больше песен твоих не слышно?..
В эту летнюю ночь
прилечь я под утро собрался,
но кукушка во тьме
лишь однажды подала голос —
и уже рассвет наступает…
Только вечер прошел,
глядь, уже занимается утро.
Слишком ночь коротка —
оттого-то и причитает,
горько жалуется кукушка…
Может быть, оттого,
что милый так долго блуждает
где-то в летних горах,
одинока и безутешна,
причитаешь ты, о кукушка?..
Вновь кукушка поет —
не та ли, что в прошлое лето
прилетала сюда?
Так ли это, право, не знаю,
только голос как будто прежний…
В пору летних дождей
о чем ты горюешь, кукушка?
Отчего до утра
неумолчные твои песни
оглашают мглистое небо?..
Голос не подаст,
навестить нас не хочет кукушка —
хоть бы с горных вершин
донесло далекое эхо
отголоски песен желанных!..
Вот кукушка поет
на Сосновой горе – Мацуяма.
Песней заворожен,
ожидаю свидания с милой,
и любовью полнится сердце…
И поныне еще,
должно быть, ей мило былое,
память минувших лет —
прилетев в родное селенье,
так печально кличет кукушка…
Позабыв, где твой дом
и откуда летишь, о кукушка,
в сей юдоли скорбей,
в жизни, бренной, как цвет уцуги,
со стенаньями ты влачишься…
Духом светел и чист,
не подвластен ни грязи, ни илу
лотос в темном пруду —
и не диво, что жемчугами
засверкала роса на листьях…
В эту летнюю ночь
едва лишь стемнело, как снова
уж забрезжил рассвет —
знать бы, где в заоблачных далях
для луны приют уготован!..
Разве знал я тогда,
как, пылью забвенья покрыты,
в чей-то дом перейдут
те гвоздики вечного лета,
что у ложа цвели когда-то!..
Верно, там, в вышине,
где сменяется осенью лето,
на небесных путях
лишь с одной стороны небосвода
навевает прохладу ветер…
Свитки IV, VОсенние песни
То, что осень пришла,
почти незаметно для взора,
но покой мой смутил
и напомнил о переменах
этот шум налетевшего вихря…