Если б свидеться вновь
с той девой, прекрасной и нежной,
как гвоздики цветок,
что цветет под солнцем Ямато
у ограды хижины горной!..
Что же делать? Увы,
в Ямасиро, в округе Това,
от зари до зари
я томлюсь мечтами о милой —
той, что в Нанива, в Цу осталась…
О, когда бы те дни,
что остались до встречи желанной,
было счесть так легко,
как китайские одеянья,
что столь редки в краю Ямато!..
Говорят о «любви»…
Кто дал ей такое названье?
Ведь вернее всего
называть любовь не «любовью» —
«умираньем», «смертною мукой»!
Как сбегают к реке
там, в Ёсино, грозди глициний,
за волною волна —
неизменно к тебе стремятся
все мои заветные думы…
Было ведомо мне,
что тяжкой сердечною мукой
обернется любовь —
и теперь воочию вижу,
что сбылись мои опасенья…
Пусть дрожит небосвод
от гулких громовых раскатов —
что нам ярость небес!
Не под силу и Наруками
чары нашей любви разрушить…
Словно лозы плюща,
что, склоны листвой закрывая,
расползлись в Хикино, —
разнесется теперь по свету
о любимой дурная слава…
Говорят, что песня эта сложена государем Амэ-но-микадо и посвящена одной девице из Ооми, что прислуживала ему в трапезной.
Пусть потянется нить
наветов и сплетен досужих,
обвивая челнок, —
лишь бы нити нежного чувства
между нами не прерывались!..
Говорят, что песня эта – ответ той девицы.
Пересудов о нас —
что трав на зеленой лужайке,
но пускай говорят!
Все равно без тебя, любимый,
мне на свете не жить в разлуке…
Не решаясь спросить,
гадаю, сомненьем объята, —
любишь ты или нет?
Только дождь, что льет все сильнее,
разрешит наконец сомненья…
Слишком много вокруг
рук, что гладят тебя и лелеют,
словно ленту нуса, —
полюбить тебя я готова,
но довериться не решаюсь…
Коль и впрямь я похож
на ленту нуса, что в потоке
по теченью плывет, —
и меня впереди, должно быть,
ожидает тихая отмель…
Струйка дыма вилась
над мирным костром солеваров
в дальней бухте Сума —
но порыв нежданного ветра
увлекает ее куда-то…
Увлеченья твои
подобны плющу и лианам
на деревьях в лесу —
не видать мне, увы, отрады,
что дарует верное сердце!..
Чье селенье, чей дом
покинула ты, о кукушка?
Слышу в песнях твоих
обещание, что отныне
лишь со мной ты будешь ночами…
Ах, признанья твои,
как недолговечная краска
из травы «луноцвет».
Чуть окрасится чувством сердце —
уж любовь выцветает, блекнет…
Если б только наш мир
притворства не знал и обмана —
как хотелось бы мне
слушать пламенные признанья,
о любви цветистые речи!..
Знаю, клятвам твоим
нельзя доверять без оглядки —
в них таится обман.
Только есть ли кто в этом мире,
чьей любви могу я поверить?..
Уж в окрестных горах
листва увядает и блекнет
на осеннем ветру —
я в разлуке грустно гадаю,
что же станется с сердцем милой?..
Трели летних цикад
меня повергают в унынье —
все гадаю о том,
не останется ли под осень
от любви пустая скорлупка?..
Слух о нашей любви
разросся, как буйные травы,
бренный мир взбередив, —
не дано забыть нам друг друга,
но разлука неотвратима…
Коль в разлуке нам жить,
расстанемся без неприязни,
не устав от любви, —
ведь тогда о радостях прежних
не забудет вовеки сердце…
Знаю, знаю, пора
избавить себя от мучений
и о милом забыть —
но нежданно с новою силой
пламенеет любовью сердце…
Позабуду тебя,
но не огорчайся, мой милый, —
для чего же в горах
ждать кукушке осенней стужи?
Так и я не жду пресыщенья…
Если б воды реки,
стремительной Асукагава,
вдруг застыли на миг —
все подумали бы, должно быть:
«Так любовь поражает сердце!»
Людям на берегу
покажется, что неподвижны
воды Ёдо-реки —
но стремительное теченье
омывает глубины сердца…
Шума мчащихся вод
не услышать в глубинах бездонных
на могучей реке —
лишь по отмелям-перекатам
пронесутся с грохотом волны…
Как забыть о любви,
что впервые окрасила сердце
тем багрянцем – густым,
словно краска, что добывают
из весенних цветов шафрана?!
Если не для тебя,
для кого пропитаю в смятенье
сердце цветом любви —
словно тот наряд, что в Синобу,
в Митиноку красила дева?!
Уж и так я томлюсь —
чего же еще ей, бездушной,
что, меняя цвета,
как трава под осенним ветром,
то туда, то сюда клонится?!
На осенний листок
сердце милой, увы, не похоже —
что я знаю о нем,
если тысячами оттенков,
изменяясь, искрится сердце?!
Разве я проводник,
что должен к деревне рыбачьей
указать ему путь?
Отчего же сердится милый,
что не вывела к тихой бухте?..