[15]{515}
А нам взамен кровопролитных ласк{516},
Ревнивых ссор и чувственного зуда
Подарком был метелей милый лязг,
Разлив Донца и оттепелей чудо.
Как хорошо на темных площадях!
Вглядитесь же получше, горожане.
Там тает снег, туманясь и чадя,
Там тонет в лужах лунное дрожанье.
А коль случится вечер потемней,
Легко решить, что не осудят люди
Доверчиво прильнувшую ко мне,
И нежно трогать тепленькие груди.
Остановясь у помутневших луж,
Затрепетать над колдовской водицей,
Что я позорно груб и неуклюж,
Чтоб совершенным счастьем насладиться.
И не гадать, от счастья простонав,
То дружба ль светлая иль грешная влюбленность,
Сгорю ль с тобой на жарких простынях
Иль до колен любимых не дотронусь.
О, сколько скрытой радости хранят
Твои движенья, взоры и повадки,
Лукавость жестов, тонкий аромат
Волос и кожи, шелест каждой складки!
И как добра, спокойна и свежа
Душа моя под милыми глазами,
Как славно жить, как ничего не жаль,
Как много слов еще мы не сказали!..
Простить тебе упрямое «пора»,
Упасть за стол и за тобою следом
Строчить всю ночь, листы перемарав,
Чтоб разорвать еще перед рассветом.
Дни мои ленью
Не обволакивай.
Сам, что ни день, я
Не одинаковый.
Кто ты? Алхимия.
Книжника вымысел.
Землю ж своими я
Пятками вымесил.
Хочу писать просто,
Честно, без фальши,
Так, чтобы просто
Некуда дальше.
Ты ж уходи-ка
К плаксам и неучам.
Мне с тобой, тихой,
Беседовать не о чем.
Верить ли случаю?
Сам я в ответе.
Жизнь моя — лучшее
Чудо на свете.
Жадная юность,
Наивные навыки,
Как я люблю вас,
Дó смерти, нáвеки!
С жизнью, с Ириной
Слаще и проще мне
Шляться сырыми,
Теплыми рощами.
Шашни на улице,
Милая, вспомни, —
Солнышко, умница,
Дружба, любовь ли.
Плох я трудиться?
Придумаешь, рыжая ты.
Стоит родиться
Дважды и трижды!..
Прочь, отвяжись ты,
Дура — фантастика,
Сердце от жизни
Мое не оттаскивай.
Робкая, лживая,
С ротиком заячьим,
Брысь! — или живо я
Выдеру за уши.
Честное пионерское
Под салютом,
Ты мне мерзкая
Абсолютно.
Что сочинил вам о жизни мошенник{518}
Про огорченья никчемных людишек?
Жить — это значит: до изнеможенья
Думать, работать, стонать полюбивши.
Встать на рассвете, как будто бы первым
Мир открывать и за радость бороться,
Дряблые мышцы и дряхлые нервы
Определяя как виды уродства.
Всунувши плечи в жестокую лямку,
Кланяясь в пояс земле тепловатой,
Черными глыбами брать ее, мамку,
И разворачивать острой лопатой.
Там, где одни великаны ступали,
Где рокотали дремотные трубы,
Биться насмерть с вековыми дубами
Метким и злым топором лесоруба.
Быть начеку у пылающей печи,
Самым веселым в литейной артели,
Чтоб, как чугун, пламенели бы плечи
И прометеевой болью твердели.
В смертной истоме, в хмелю непокорном,
Всё перетрогав, изведав, обнюхав,
Голым карабкаться к солнцу по горным,
По малярийным республикам Юга.
Злобно встречаясь сухими устами,
Переплетая безумные руки,
Биться и бредить над согнутым станом
Простоволосой и нежной подруги.
Кровью заслуживать право ревнивца, —
Самосожженьем, пустыней, трудами
Тщетно, но вечно стараться сравняться
С жертвенным трепетом женских страданий.
Жадно трезветь философской прохладой,
Буйно решать мировые вопросы
До лихорадок, до слез, до проклятий
Пить земляные румяные росы.
Жить — к целомудренно сжатым коленям
Милой сложить, чтоб навеки увлечь их, —
Не парфюмерию, не бакалею, —
Мир с миллиардом сердец человечьих.
ГИМН МАТЕРИ-МАТЕРИИ{519}
Взор очей куда ни кинь я
(Блещут зори, льются реки), —
Мать-Материя, богиня,
Славься ныне и вовеки!
Опущусь в земные недра,
Подымусь под облака я, —
Всюду жизнь родишь ты щедро,
В тьму обличий облекая.
Верю слуху, верю зренью,
Мышцам губ и дырам носа.
Пепел крошится сиренью,
Ветерок в сады пронесся.
Звезды месяцем пасутся.
Дни бегут, разнообразны.
Мать, прости меня, безумца,
Что влюблен в твои соблазны.
Ты ж дала мне свет и разум,
Невзлюбила злых и косных.
Славлю все, что вижу глазом,
Чую, острое, на деснах.
Стаи пестрые видений,
Страсти все, что в нас трясутся, —
То лишь образы и тени
На душе твоих присутствий.
Наши думы — только дымы,
Только круги по воде лишь.
Мать-Материя, твои мы,
Ты нас в радугу оденешь.
Вечно — ты, везде и всё — ты:
Камни, травы и стихии,
Медом каплющие соты,
Груди девушек тугие,
Чайки чуткие в полете,
Свет ума в очах овчарок,
Жар души и трепет плоти,
Бег планет в громах и в чарах.
Мать всего, что есть на свете,
Твой закон жесток и нежен:
Спелый плод спадает с ветви,
Будто вовсе он и не жил.
Все течет, горя и старясь,
Попытайся, удержи нас.
О, хвала тебе за ярость,
Красоту и одержимость!
Срок всему — добру и худу.
Славлю в сердце жизни жало.
Мать-Материя, ты всюду, —
Нет конца и нет начала.
Славлю звезды и каштаны.
Славлю тела каждой мышцей,
Как от нежности нежданной
Ты, любовь моя, томишься.
Но не была наша печаль коротка
В казармах военных училищ.
Вернулись, — и нет над рекой городка,
От школы одни кирпичи лишь.
На самый малюсенький прошлого след
Смотрел я глазами сырыми…
И вот через многое множество лет
Мы встретились снова с Ириной.
Не легкою памятью школьных забав,
А только бедою одною,
И горькими муками в душу запав,
Ты стала мне самой родною…
Но выродки мира, у всех на виду,
От крови и золота пьяны,
Опять накликают огонь и беду
На наши зажившие раны,
На поздние наши счастливые дни,
На белые ветки акаций.
Так пусть же посмотрят получше они,
Попристальней в землю вглядятся,
Которую Грозный пытал и рубил,
Батый опрокидывал на кол,
В которой Чайковский мечтал и любил
И Чехов смеялся и плакал,
Где жили в нужде, от работы сомлев,
Сдыхали в босяцком притоне,
Предчувствуя в этой холодной земле
Тепло материнских ладоней.
Пускай они всмотрятся в наши черты,
В наш день, что надеждою светел,
И знают, что люди любовью горды
И дорого платят за пепел.
Я часто бывал пред тобою не прав{521}
И счастья ценить не умел:
Ждать встречи с тобою с рассвета, с утра,
Дружить в городской кутерьме,
Лететь за тобой, выбиваясь из сил,
По улицам и этажам…
Как мало добра я тебе приносил!
Как редко тебя утешал!
Виновнее всех виноватых мужчин,
Я стою: возьми и убей, —
Но только другого меня не ищи,