.
Ночи идут на убыль.
Краску платком стерев, я
Милой целую губы.
Весь я тебя не стою.
Ты мне скажи, подруга,
Дружим ли мы с тобою,
Любим ли мы друг друга.
Скоро прольются ливни,
Жизнь зашумит лесная.
Нет моих дум наивней.
Я ничего не знаю.
Что нам дано судьбою?
Поздно ль придет разлука?
Дружим ли мы с тобою?
Любим ли мы друг друга?
Что мне — на век, на час ли
День наш румян и светел, —
Буду до смерти счастлив
Тем, что ты есть на свете.
Легкой ступай стопою
Вдоль золотого луга.
Дружим ли мы с тобою?
Любим ли мы друг друга?
Помнишь, как полночь нижет
Цепи своих созвездий?
Сколько любимых книжек
Мы прочитаем вместе!
Как ты чиста душою!
Как твоя плоть упруга!
Дружим ли мы с тобою?
Любим ли мы друг друга?
Что б ни случилось с нами,
Будет ли в жизни худо, —
Мы навсегда узнали
Лучшее в мире чудо.
Пахни лесной смолою,
Нежности будь порука.
Дружим ли мы с тобою?
Любим ли мы друг друга?
Юность, твои ль вернулись
Годы капели дымной?
В шумном веселье улиц
Сладко с тобой идти мне.
Не была к нам скупою
Радость земного круга,
Дружим ли мы с тобою,
Любим ли мы друг друга.
От бессониц ослепнут очи{530}.
Смерть попросит: со мною ляг.
Млечной пылью в татарской ночи
Заклубится Чумацкий Шлях.
Это может случиться завтра.
Так ответствуй, степная синь:
Разве я этой книги автор,
Человеческий глупый сын.
Эта книга — о самой светлой,
Самой сладкой из ста земель,
Эту книгу листали ветры,
Надышал на страницы хмель.
Край родимый, ни в коей мере,
В светлом дыме рассветных рос,
Не отыдет душа от прерий.
Я ж там с детства бродил и рос.
Простелись, золотист и снежен,
Колыбельный простор славян!
Сколько музыки в слове «Нежин»,
Как нежны у тебя слова!
Край родимый! В огне и дыме
Бедовал ты, хрипел и чах.
Но звонки кавуны и дыни
На твоих золотых бахчах.
Когда кровь моя будет литься,
Черноземную пыль поя,
Посмотри, запорожский лыцарь:
На две капли — одна — твоя…
…Если скажете мне: «сыграй нам
Задушевную боль души», —
Я сыграю: звени, Украйна, —
Толь тем я и буду жив.
Никому души не сдам.
Школа. Молодость. Чугуев.
Десять тысяч поцелуев
Милым репинским местам.
Нету родины теплей.
Ни дышать, ни увлекаться
Нечем, нечем без акаций,
Без любимых тополей.
А украинский язык!
Мова наша золотая,
По тебе я голодая,
Душу всю твою постиг.
Там, где зори высоки,
Можно ль сердцу не кохаты
Наши беленькие хаты
И зеленые садки,
Нашу солнечную лень,
Нашу негу, нашу удаль, —
Ну, а песни — то не чудо ль?
Их полюбит и тюлень.
Мне ж тем более нельзя,
И по сердцу не пришлись бы
Ни бревенчатые избы,
Ни холодные глаза.
Эпиграммы и шуточные стихотворения{532}
1950-е годы
РАЗГОВОР
О ГОНЧАРЕ
У него тарзаний
Облик и девиз,
Явно для терзаний
Млеющих девиц.
В орденах, картав, румян,
По усам — почет.
Скажут — сделает роман,
Пьеску испечет.
* * *
Служить, жениться не на шутку,
Копить рубли, детей рожать —
Оно и весело и жутко:
Так душу можно отлежать.
* * *
Не сошел чуть-чуть с ума,
Сколько книг прочел напрасно!
А пришла — и стало ясно:
Вот — поэзия сама.
Что там мудрость и талант!
Сочинители!.. Толстые!..
Две руки твои простые
Больше радости таят.
Сколько слов не напиши,
Хоть на тысячу умножь их, —
А у милой между ножек
Больше смысла и души.
* * *
Лев Николаич, мысля строго,
Ждал разных благостынь от Бога.
А я, сомнений не тая,
Не жду от бога ни …,
Зане при Боговом обличьи
Не должно … быть в наличьи.
* * *
До чего ж я лаком
Милых ставить раком!
* * *
Золотое от росы
Поле жатвы,
Где, с подруги сняв трусы,
Полежать бы,
Где, на каждое плечо
Взяв по ляжке,
Не давать бы нипочем
Ей поблажки!
* * *
Как проведем с тобою досуг?
Я жив — и ты жива.
Вот перед нами пышный луг —
Немятая трава.
Но посмотри-ка вверх, мой друг,
Какая синева.
Как тучки там плывут легко
Одна вослед другой,
Как звезды скрыты глубоко
Завесой голубой,—
Ах, вот туда бы, высоко
Забраться нам с тобой!
И на земле не худо жить,
Но лучше, если б нам
В родную бездну плыть да плыть
К безвестным небесам.
И поцелуи, может быть,
Не нужны будут там.
* * *
Хороша, однако, ты
Снизу до волос.
Ягодицы — ягоды,
Сладкие до слез.
Вот бы их попробовать,
Хороши ль на вкус!
Век прожил я впроголодь
Без любимых уст.
Вьются у насмешницы
Волосы у щек,
Будто в мире нежности
Не было еще.
Все мое толстовство я
Заложу раз пять,
Только б удостоиться
С милой переспать.
* * *
Нету дыма
Без огня.
Без любимой
Нет меня.
Вечно, ссорясь
И дружа,
Ты мне совесть
И душа.
И соскучась
В сотый раз
Помню жгучесть
Умных глаз.
Милый говор,
Карий свет,
Без какого
Жизни нет.
* * *
Ты, подружка, не из горлиц.
Я от чар не отрешен.
Кабы мы с тобой потерлись,
То-то было б хорошо.
Исполняя сердца прихоть,
То-то с ночи и с утра
Было б весело попрыгать,
Ножки голые задрав.
* * *
Моим природным
Титулом
Поспорю я с любым
Высокородным
Идолом:
Любил.
Люблю.
Любим.
1970-е годы
ЭПИГРАММЫ
ПРОВИНЦИАЛА
Как он свеж и мастит,
рыцарь первого клича!
Палачей возвелича,
убиенным польстит.
2
Я честь бесчестию воздам.
Способны русские пророки,
одной рукой казня пороки,
другой подыгрывать властям.
О, Разнесенский, Петушенко{541},
джамбулы{542} атомных времен,
между витийством и враньем
не ведающие оттенка!
С позором родины в родстве,
вы так печетесь о величьи,
но нет величия в двуличьи,
как нет геройства в шутовстве.
ДРУЖЕСКИЙ ШАРЖ
(Г. АЛТУНЯНУ){543}
Мы «Генчик» всё да «Генчик»!
по-пьяному орем,
а ты — не буйный птенчик,
а дерзостный орел.
Тебе, интеллигенту,
возмезднику властям,
давно пора в легенду,
и я ее создам.
Среди хмельных и щедрых
бессмысленной порой
один молчишь ты, Генрих,
мыслитель и герой.
Припомнив все обиды,
даримые судьбой,
молчишь ты, как убитый,
поникнув головой.
Припомнив все удары
от родственных сердец,
молчишь, не тронув чары,
как истинный мудрец.
Я, может, больше стану
и в страхе замолчу,
тебя, забывшись спьяну,
похлопав по плечу.
Что веку свет забрезжил
сквозь темень и туман,
виной отнюдь не Брежнев,
а Генрих Алтунян.
На том сойдемся все мы,
и я еще спою
смиренные поэмы
во славушку твою.