изгнанником и скитальцем (Быт. 4, 14) и, наконец, сделается добычей злых людей; а против нестяжательного никто злоумышлять не будет. Но блаженный был и не ленив, любил заниматься поделиями. Отвращался злословия, смирен был в слове, в деле, в одежде и походке, и дни свои проводил не в нерадении, как я и подобные мне ленивцы, но в полном сокрушении окончил жизнь свою. И как содержащиеся под стражей и готовящиеся предстать судье на суде плачут от страха и мучения, так и блаженный Иулиан непрестанно содержал в памяти Страшное Судилище Христово; потому и плакал всегда, помышляя о будущем Суде. А где сокрушение, слезы и смиренномудрие, там нет нестроения и чего-либо худого, напротив же, там благоустройство и все доброе. Но где нет этого, там многого недостает для достижения предложенной цели. Иулиан избегал встреч с женщинами, отъемля у себя всякий случай к суетным удовольствиям. А когда ударяли к Божией службе, старался прийти прежде всех братий и всю службу стоял, не смея возвести очей, как бы перед самым Судилищем Господа нашего Иисуса Христа.
Однажды сказал я ему: «Кто портит здесь книги?» Ибо где было написано: «Бог», или «Господь», или «Иисус Христос», или «Спаситель», там начертания букв были стерты. Блаженный отвечал мне: «Не скрою от тебя ничего. Блудница, придя к Спасителю, орошала слезами ноги Его и отирала волосами главы своей. И я, читая, как только нахожу написанное имя Бога моего, орошаю его слезами своими, чтобы и мне получить от Него отпущение грехов». И я с любовью сказал ему: «Бог, как Человеколюбивый, примет намерение твое, но прошу пощадить и книги». Он отвечал: «Не орошается сердце мое, если не буду плакать перед Господом Богом моим».
Подвизался же так пламенно он более двадцати пяти лет и среди подвигов скончался о Господе, пребывая в гонении и послушании, сделавшись достойным ублажения. Ибо сказано: Блаженны нищие духом… Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3, 10). И мои очи пролили слезы при разлучении с этим человеком.
Этот блаженный сказал некогда одному брату: «Брат хочет идти во внутреннюю пустыню, чтобы поискать там мужей прозорливых. Дай мне совет, ради Господа, идти ли мне с ним или нет?» Брат, зная, что он трудолюбив, отвечал ему: «Лучше безмолвствовать и в безмолвии искать совершенство; а чтобы доискиваться неважного и неверного, для этого ходить по пустыне нет необходимости».
Блаженный спросил «Что такое совершенство и что разуметь под неважным и неверным?» Брат отвечал ему: «Совершенство есть предел всякого слова и всякого дела. Ибо написано: Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай (Еккл. 12, 13). Все, бывающее с каждым из нас в настоящем веке, скорбное ли то или приятное, имеет конец, потому и проходит со временем. Но что будет по исшествии из жизни, то бессмертно. Поэтому будем содержать в уме день Суда, чтобы смысл наш совершен был о Господе. Двое отправились в дальнюю сторону, и один из них, заскучав дорогой, начал спрашивать у проходивших, что особенного встретится впереди на дороге; те отвечали: “Дорога будет каменистая”. – “А что за каменистой дорогой?” Говорят: “Луга, покрытые зеленью”. Другой спутник, видя, что так усердно он расспрашивает о дороге, говорит ему: “Перестань, товарищ, любопытствовать, что встретится на дороге, которую пройдем, подобно самому скорому гонцу”.
Так и жизнь человеческая подобна пути. Поэтому должно более иметь в виду не то, что встретится во время шествия, но то, что будет с нами по совершении пути. Постараемся узнать, как должно нам спокойнее водвориться в той стране, в которой останемся жить навсегда, по окончании жизни и здешнего странствия. Где будет пристанище наше и часть наша в том веке? В глубине или в высоте, в упокоении или в трудах, во тьме или во свете, в огне или в прохладе? В это да углубляется дух наш, об этом да говорят уста. Такой заботы да не оставляет сердце наше, пока мы во временной жизни. А теми, которые препятствуют нам об этом заботиться, будем пренебрегать, как вводящими нас в обман и погибель, потому что отшедшему туда невозможно опять возвратиться в жизнь эту. Итак, позаботимся, чадо, о том, как с дерзновением явиться нам к Царю славы, и постараемся предать себя Его воле, ревнующей о славе Своей, чтобы оказал Он помощь нашей немощи, особенно, когда обнажены будем от всякого человеческого покрова, потому что идти туда должны мы, оставив все. Поэтому, если не будем всегда иметь в уме будущего Суда, ни малой не принесет нам пользы уяснение тайн и сокровенностей. Иеровоам, сын Наватов, согрешивший в Израиле, слышал некогда, какой постигнет его гнев от Господа, однако же не покаялся во зле своем. Обличен был и Гиезий в тайных своих грехопадениях, однако же не исправился во нравах; иначе учитель не оставил бы его обезображенным проказой, потому что очистившему словом Господним от таковой же болезни Неемана, сирийского военачальника, гораздо легче было от подобного несчастья освободить собственного своего ученика.
Итак, будем содержать в уме конец настоящей жизни, чтобы ожидание будущего страха пробудило усыпленный ум наш к совершению и хранению добрых дел. Ибо жизнь наша бежит скорее гонца. Если и прославимся и будем властелинами в настоящей жизни, но дела наши не сообразны будут с волей Имеющего судить живых и мертвых, то, по отшествии, слава временной жизни не принесет нам никакой пользы. Итак, будем плакать со страхом и трепетом, чтобы за нерадение в здешней жизни не оказаться нам под гневом Царя славы и не быть отосланными во тьму кромешную. Ибо отшедшим туда уже невозможно избавиться от мучений. Заключенному за грехи нет возможности освободиться от неразрешимых уз. Там огнь неугасимый, там червь неумирающий, и темное дно адово, и безмерный вопль, и плач, и скрежет зубов. Нет конца этим страданиям. Нет освобождения по смерти. Никакой вымысел, никакое искусство не избавят от страшных мучений. Теперь же можно избежать этого, если послушаемся гласа Господа и Бога нашего, Который из-за преизбытка Своего человеколюбия Сам проповедал, Сам научил сынов человеческих совершенству во всяком слове и во всяком деле, чтобы мы, сделавшись Ему послушными, избавились от мучений и сподобились благ.
Итак, необходимо с великим смиренномудрием сохранять словеса Господни, потому что соблюдение заповедей Господних есть совершенство. Сделавшиеся ревнителями заповедей Божиих твердо восходили к совершенству, в правоте сердца ожидая Господа и ежедневно представляя себе славное Его пришествие и седение на Престоле славы Его, когда отделит Он праведных от грешных и каждому воздаст по делам его. Итак, чадо, будем искренне сохранять любовь и, преуспев с нею в добродетелях, сподобимся стояния одесную Единородного Сына Божия, дабы возрадовалось сердце наше и радости нашей никто не отнял бы у нас». Брат же, крепко к сердцу приняв наставления эти, утвердился в безмолвии, благодаря Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава во веки веков! Аминь.
Сказание о юродивой
В женском (Тавенисиотском) монастыре была дева, представляющаяся скудоумной и бесноватой. Ею столько гнушались, что даже не ели с ней вместе. Поэтому, живя в поварне, исправляла она там всякую службу и, можно сказать, на деле исполняла написанное: Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Кор. 3, 18). Повязав себе на голову тряпку (все же прочие были пострижены и носили куколи), в таком виде прислуживала она. Из четырехсот монахинь ни одна не видала никогда, чтобы она ела. Все время жизни своей не сидела за трапезой, не брала куска хлеба, но, стирая со стола крошки и вымывая горшки, тем довольствовалась; никого ничем не обидела, не сказала ни малого, ни великого, не пороптала, хотя били ее кулаками и марали в насмешку. Итак, святому Питириму, отшельнику, весьма достойному уважения, когда пребывал он на уединении в Порфирите, является ангел и говорит ему: «Что ты много о себе думаешь, будто ты человек благоговейный и пребывающий на уединении в таком месте? Хочешь ли увидеть женщину, которая благоговейнее тебя? Пойди в монастырь жен тавенисиотских и найдешь там одну, у которой на голове повязка. Она лучше тебя, потому что борется с нуждой и никогда сердцем своим не удалялась от Бога. А ты, сидя здесь, блуждал мыслью по городам и как бы никогда не выходил из них».
Питирим, встав, пришел на место, где был монастырь, и просит у наставников позволения войти в женский монастырь. Они осмелились его ввести, как уважаемого всеми и старца. И так войдя, потребовал видеть всех. Но юродивая не появлялась. Наконец, говорит им: «Представьте мне всех, потому что не достает еще кого-то». И говорят ему: «Есть у нас в монастыре, на поварне, одна юродивая, ибо так называют скудоумных». Старец говорит им: «Приведите и ее и дайте увидеть». Они кликали ее, но та не слушалась, понимая, может быть, в чем дело, или по откровению зная сие. Сестры влекут ее насильно, говоря: «Святой Питирим желает видеть тебя», а был он муж именитый. Итак, когда пришла она и увидел Питирим тряпку на челе ее, тогда, упав к ногам ее, сказал он громким голосом: «Благослови меня, матерь моя». Но и она также припала к ногам его, говоря: «Ты меня благослови, господин авва!» Все изумились и говорят Питириму: «Не потерпи обиды, авва, потому что она юродивая». Старец говорит им: «Вы юродивые, она же и вам и мне матерь (так называют жен духовной жизни). И я желаю оказаться достойным ее в день Суда». Услышав же сие, припали все к ногам ее, признаваясь в различных ей оскорблениях: одна – что выливала на нее помои от посуды; другая – что била ее кулаками; иная же – что сыпала ей в нос горчицу. Одним словом, все объявляли, что делали ей различные оскорбления. Итак, помолившись о них, Питирим через несколько дней ушел. Она же, не терпя славы и почтения от сестер и тяготясь их извинениями, ушла из монастыря. И никто не знал, куда пошла, где скрылась и где скончалась. Вот юродство Богу и возненавидение славы! Ибо, отринув славу человеческую, удалилась она, возжелав больше, чтобы прославляем был Бог, прославляющий любящих Его, потому что Ему слава во веки! Аминь.