Соблюдай пост Четыредесятницы, уделяй хлеб свой алчущему, молись семь раз в день (см.: Пс. 118, 164), как научил тебя сын Иессеев. Лучше приобрести тебе добрую волю, нежели все богатства, потому что в целом мире нет ничего выше и преимущественнее доброй воли. Этому учись, ученик; будь осторожен в словах, произносимых устами твоими, возлюби доброе, чтобы душа твоя насытилась блаженством. Обращай строгое внимание на слова, какие выходят из уст твоих, и, что ни делаешь в мире этом, веди себя как мудрый.
Размышляй о вступлении твоем в мир и об исшествии из него, потому что из ничего сотворен ты, человек, и обратишься как бы в ничто. Помысли, что много было прежде тебя славных и сильных царей и они исчезли в мире этом, а как исчезли они, так исчезнешь и ты.
Внимай словам вразумления, если ты грешен, а если праведен, берегись неправды. Страшно, братия, что слышим о Суде. Да удаляется же каждый от греха и да не дает опутать себя миру, чтобы не наследовать мук во пламени. Удивляйся ежедневно величию Господа твоего, непрестанно славословь и величай Его, потому что если и целый мир приобретешь, не избавит он тебя от смерти. Да подкрепит нас Троица, чтобы всегда исполнять волю Ее, и да избавит нас от Суда, какой ожидает делающих неправду!
О свободной воле человека[17]
У кого из людей достанет сил одним духом поведать все долготерпение Твое, с каким переносишь вины наши? Если грешим мы, то преисполняемся беззакониями, а если поступаем хорошо, то надмеваемся гордостью. Без милосердия раздражаемся друг на друга. Если возвышается кто, то завидуем ему. Если падает кто, то радуемся этому. И насколько сокращена жизнь наша, настолько удлинен ряд наших грехов. Сократил
Ты продолжение жизни нашей, самая большая мера ее – семьдесят лет, но мы грешим перед Тобой в семьдесят крат седмерицей. По милосердию сократил Ты дни наши, чтобы не удлинялся ряд грехов наших. Прибегаю к Твоему милосердию, покрывающему правду Твою. Человек нечистый ненавидит подобного ему нечистого – но Ты Свят, Тебя не возмущают грехи наши.
Дивлюсь правде Твоей, что не входит она в состязание с милостью Твоей, потому что в такой же мере возрастают щедроты Твои, в какой растут наши скверны. Дивлюсь также, почему одна не жалуется на другую, что не гневается она на прогневляющего Тебя? Вполне совершенными сотворил Ты нас – без меры повредили мы сами себя. Ты научил нас правому, а мы стали поступать превратно, изгладили в себе преимущества природы своей. Ты образовал нас из праха – мы совлекли с себя образ Твой и подобие Твое. Поэтому дивлюсь той и другой, изумляюсь милости Твоей и правде Твоей. Если случается нам стать виновными перед ней – умоляем ее не отмщать нам, а если случится человеку стать виновным перед нами – требуем от нее не отвращать от него очей своих.
Правда же Твоя, если человек прибегает к ней с жалобой на должника своего, предварительно взвешивает данный ему залог и вместе долги его с тем, чтобы сам уплатил сперва, а потом уже требовал отмщения. Если человек прибегает к ней, прося оставления долгов, она сама спешит к нему и приводит его к должнику его. И кто простил должнику своему, тот и сам получит от нее отпущение долгов. И пощаду видит от нее, и осуждается ею лукавство наше: пощаду видит – если молит о прощении долгов своих, осуждается – если требует отмщения: тогда и само терпит отмщение.
Свободная воля наша с ухищрением приступает к правде Твоей. Если случается самой погрешить против правды, указывает на свою немощь, а если погрешает кто против нее, указывает на его несправедливость. Не примечает она, что одно уничтожается другим: что если человек немощен и желает себе помилования, то и должник его также немощен и просит о помиловании. Мы погрешаем – и погрешности слагаем на того, кто не погрешает. Если немощно естество наше, то не виновен тот, кто погрешил против нас. А если естество наше не немощно, то слишком многого требуем мы для себя.
Правда умеет обличить нас нами же самими – тем, что в нас: если это немощь, то она защищает всех нас, а если это сила, то она против всех нас. Если знаешь, что враг твой в состоянии не иметь к тебе ненависти, то этим собственной своей свободной воле предписываешь, что и она может не грешить. Если у него есть возможность, то и у тебя есть силы избирать. Если уверены мы в растлении немощи своей, согрешившей против Бога, то этим доказывается нам также растление в немощи того, кто согрешил против нас. Если человек удостоверен, что заслуживает помилования, как немощный, то невиновен перед ним и согрешивший против него. И наоборот: если обвиняем согрешившего против нас, то обвинение наше делает ответственными нас самих. Природа свободной воли во всех людях одна. Если сила ее немощна в одном, то немощна и в каждом человеке, а если крепка в одном, то крепка и во всех сынах человеческих.
Сладкое по природе сладко здоровому, а больному горько. Так и свобода воли горька грешникам и сладостна праведникам. Если кто хочет исследовать природу сладости, то старается изведать и узнать ее не в устах больного, когда он болен, потому что только здоровые уста – такой сосуд, в котором может быть познан вкус. Точно так же если хочет человек исследовать силу свободной воли, то не должен исследовать ее в человеке нечистом, который болен и осквернен. Только чистый, тот, который здоров, будет таким сосудом, в котором может быть исследована сила свободной воли.
Если больной принужден сказать тебе, что сладкое на его вкус горько, то смотри, насколько замучила его болезнь и смогла подавить в нем чувство сладости, источник приятного вкуса. Точно так же, если нечистый принужден сказать, что сила воли его немощна, то смотри, в какой мере утратил он упование, так что сам себя лишает свободы, этой драгоценности, дарованной человеческой природе.
Все сыны человеческие в непрестанном борении. Кто далек от чувственных вожделений, тем движет гордость, а кто свободен от высокомерия, тот служит мамоне. Если человек сможет одержать победу над собой, сделав себя чистым и непорочным, то он может уличать в грехе того, кто низложен грехом: и низложенный, если бы захотел только, наложил бы узду на члены свои.
Сердце грешника лукаво; когда твердо стоит он в том, что нечистота в собственной его воле, тогда льстиво говорит об этом перед Творцом. Покаяние, сокрытое в человеке, служит достаточным его обвинением. Если бы природа его была гнусна, то как бы могло скрываться в нем покаяние, которое прекрасно? Через покаяние является человек прекрасным и благородным и избегает скверн, а потому красота эта, скрытая внутри него, уличает его в том, что он сам виновен в своей нечистоте.
Если человек хотя бы ненадолго приблизится к огню, то узнает свойство огня, а именно: сила его – в нем; то же должно сказать и о свободной воле: сила ее в ней самой. Но природа огня всегда связана, а сила воли всегда свободна: то завидует и пламенеет, то страшится и леденеет, то покоится, то кипит.
Если человек с конца перста своего вкусит морской воды, то узнает, что море, как ни велико, все горько. Так по одному человеку можно судить о всех. Не трудись подвергать рассмотрению всех людей, могут ли они в борьбе со злом преодолевать зло: если может преодолеть один, то могут и все. Если возьмешь одного Ноя, то он может обличить в виновности всех своих современников: если бы только они захотели, были бы счастливы. Сила свободной воли была одинакова и у них, и у Ноя. Если ближнего своего, согрешившего против тебя, подвергаешь ответственности за то, что он согрешил против тебя, то тем уличаешь самого себя – и ты был в состоянии не грешить ни против ближнего своего, ни против Бога.
Грешник по произволу своему извращает слова свои. Если сам он пал и погрешил, то представляет свою немощь, а если пал ближний его, говорит о силе воли. Если подслушаешь молитву грешника, то и здесь найдешь двоякость. Она свидетельствует, что собственная сила его немощна, а сила воли ближнего тверда и гораздо крепче, нежели его. Забывает собственные свои вины и приносит жалобу на провинившегося перед ним. Что же хочет допустить человек из того и другого? Допускает ли он немощь? Тогда молит и за ближнего своего. Допускает ли он силу? Тогда прогневляет Судию. То, что человек допускает, то и будет причиной общности между ним и виновным перед ним: и немощь у них общая, и сила избирать общая. Пусть идет прямым путем и оставит пути кривые, чтобы прийти ему к правоте.
Если просит кто-то у Бога оставления грехов своих, то о том же пусть просит и за ближнего своего. Если призывает Бога мстителем, то Бог – и его Судия. Самого себя дает человек в залог того, чего желает себе. Если желает, чтобы Бог был милосерд к нему самому, то не должен быть жесток к своему ближнему. На среду предложены различные доли для выбора. Если кто взывает к Дарующему оставление, то тем освобождает от вины и того, кто перед ним виновен. А если взывает к Мстителю, то лишился уже Дарующего оставление. Ближний его во всех отношениях одинаков с ним. Где милость – там должники человека, и где правда – там грехи его. Если хочет умолять о своих грехах, то пусть приносит вместе молитву за должников своих. Если приступает к милости, то разрешает от вины должников своих, а если приступает к правде, то приводит на память грехи свои.
Сподоби меня, Боже, славословить Тебя, если дозволяют мне это грехи мои, но известно Тебе, Господи мой, что неотступность дает нам победу. По троекратному удару отворяется дверь, неотступность наша, и, побеждаемая, побеждает – чего с дерзновением просит, то получает, ради своей бедности, и бывает сильна своей немощью. Не затворена дверь Твоя, не затворена она и для меня. А если и бывает для нас затворена, то по премудрости Своей делаешь это, Господи мой, и премудро устраиваешь это ради нас же самих. В том и другом случае дивлюсь премудрости Твоей и тому, что дверь Твоя, Господи мой, тогда только и может быть силой отверста, когда она затворена, и свободная воля наша есть ключ к Твоему сокровищу. Поскольку это – единственная для всех нас дверь, то дозволь открыть нам ее и войти в нее, пока не скрылась она от нас.