Он примчался слегка бешеный, а я плакал, как девка. Это самое яркое воспоминание из детства, кажется, так страшно мне не было никогда. Я запомнил то ощущение на всю жизнь, и теперь просто не выходит печалиться по пустякам, потому что знаю – бывает что-то пострашнее кильки на завтрак, обед и ужин.
Отойдя в сторону, пропускаю пожилого соседа, который посмотрел на меня с подозрением. Смотрю на свои часы, а потом снова на окно.
– Наконец-то, – глядя на окна, вижу долгожданную темноту, но вселенский покой снисходит на меня только тогда, когда из подъездной двери появляется мой Олененок, закутанная в клетчатый шарф по самый нос.
Слава Богу, твою мать, я уж решил, что она передумает.
На ней короткая шуба, короткая юбка и коричневые ботинки. Ноги одеты в черные толстые колготки.
Юбки ей офигенски идут.
Мне нравятся ее ноги. Я от них еще полгода назад немного подвис, а потом это усугубилось. Теперь мне абсолютно все в ней нравится, даже новая прическа.
Мне хочется сжать ее всю в руках и сожрать, аж руки чешутся. Мне очень много чего хочется с ней сделать, если расскажу, у нее уши в трубочку свернутся.
Я не сомневаюсь, что буду у нее первым. Больше всего удивляет то, что это меня напрягает. Вдруг ей не понравится? Целуюсь-то я дерьмово.
Замерев в проходе, смотрит на меня, а я смотрю на неё. Выглядит так, будто решает убежать назад или не убежать.
Неужели я такой страшный?
Может Лера права, меня хрен вывезешь?
Что мне сделать?
Другим я быть не умею. Нежным не умею. Заботливым тоже не особо, как и внимательным. Плюс ко всему я ни фига не терпеливый.
Если она меня пошлет, будет права.
На фиг я ей сдался, такой придурошный?
Восемьдесят процентов людей, с которыми сводила меня жизнь, я бешу. Остальные двадцать – это мой золотой фонд. Я бешу всех по разным причинам, в основном потому что ни разу в жизни ни под кем не прогнулся, за это спасибо отцу. Сколько он намаялся с моими школами, я со счета сбился, но он давно смирился, что я у него «не такой как все».
Опустив руки вдоль тела, позволяю Алене сделать выбор самостоятельно.
Если уйдёт?
Если уйдёт, будет совсем фигово.
Черт.
У меня в ней потребность, нифига, блин, не могу с собой поделать.
Психую, как невменяемый. Но я провел мирные переговоры, чего нам с ней еще не хватает?
Затаившись в своем шарфе, хлопает глазами, проезжаясь ими по мне от макушки до пяток.
Я знаю, что нравлюсь ей. Да ее ко мне как магнитом тянет. Меня к ней тоже. Я даже готов рот не открывать, лишь бы просто пошла со мной в это гребаное кино.
– Я тебя не съем, Олененок, – говорю тихо, но убедительно. – Выходи уже.
– А может я тебя? – говорит приглушенно из своего шарфа.
– Что «ты меня»? – кладу руки на пояс, вздыхая, потому что она все еще между мной и путями отступления.
– Съем…
Чешу бровь, улыбаясь.
Ее глаза неотрывно следят за моим лицом, ноги топчутся на месте.
– Силенок не хватит, – тычу в нее подбородком. – Но можешь попробовать, я не против.
Твою мать, это самое муторное свидание в моей жизни. Если она вообще выйдет оттуда!
Поправив шапку обеими руками и одернув юбку, выскальзывает из двери и хрустит снегом, подходя ко мне и осматриваясь в поисках моей машины.
На ее шапке мохнатый помпон, который достает до моего подбородка. Спрятав руки в рукава шубы, прячет от меня глаза.
На ее щеке оседает снежинка. И на шапке тоже.
Сжимаю зубы, не решаюсь Алёну трогать, хотя посещает неконтролируемое желание взять ее руку в свою. Черт. Просто дико бешеное желание, твою мать.
Смотрю на ее склоненную голову и заталкиваю свои хотелки куда поглубже.
Не хочу получить по морде и вернуться домой даже ни разу ее не поцеловав. Не уверен, что долго так протяну. Она пугливая, как реальный Оленёнок, а это дико подстегивает мои инстинкты, что удивляет даже меня самого.
– Машину у магазина бросил, – поясняю, вдыхая запах ее духов.
– У какого? – тонкий голос из шарфа и взгляд на моем лице.
– У «Центрально», – натягиваю на руки перчатки.
– Это через три дома отсюда, – недоверчиво тянет Алёна.
Последний раз я здесь бампера гнул. В задницу эти дворы.
– Ага, – киваю, посмотрев по сторонам. – Пошли?
Я не социопат, но и не душа компании. Чаще всего мне сложно найти с человеком контакт, если только этот человек не приложит усилия за нас обоих. Это заведомо означает, что ему что-то от меня надо. Мои связи или деньги, бывает что и то, и другое. А ещё я не мазохист, поэтому никогда не пытался себя ломать.
Что касается девушек… тут у меня вообще проблем никогда не было. С Лерой в том числе. Она могла обижаться и динамить меня, но не дольше пары дней. У меня нет никакого желания прокручивать в голове наши с ней отношения. Как и ее слова.
– Ты голодная? – кошу глаза на семенящую рядом фигуру. – Можем в кафе сначала заехать, – предлагаю ей.
– Не голодная, – отвечает Алёна.
Не голодная.
Ладно.
Она укутана в шарф настолько, что остались видны одни глаза между краем шарфа и шапкой. Стараюсь подстроиться под ее шаги и становлюсь позади, когда добираемся до светофора.
Смотрю вниз на тонкую фигуру перед собой и давлю желание сгробастать ее в охапку.
Эти ограничения меня просто колоссально раздражают. Не могу дотронуться до девушки, которую хочу.
Угрюмо смотрю на мохнатый помпон ее шапки, сжимая и разжимая кулаки в кожаных перчатках.
Просто блеск.
Понятия не имею, с какой стороны к ней лучше подкатить. Не свидание, а долбаный экзамен. К счастью для нас обоих, опыта у меня в четыре раза больше.
Алёна переминается с ноги на ногу, и поджимает плечи. Не представляю как можно додуматься купить вместо нормальной шубы то, что сейчас на ней надето. Какой-то подстреленный кролик, который еле-еле прикрывает ее задницу.
– Замёрзла? – спрашиваю, склонившись к ее уху.
Нос дразнит тонкий запах ее духов. Я уже его запомнил. Что-то цветочное и очень женское.
– Нет, – летит откуда-то из шарфа.
Офигенный диалог.
– Ты другие слова знаешь? – спрашиваю, выпрямляясь и глядя на дорогу поверх ее головы.
Светофор мигает красным человечком и пищит.
Город немного очухался после Нового года, на улицах опять появились люди и машины, а то до этого казалось, будто по нам ударила атомная бомба и все живое было стерто с лица земли.
– Хочешь поболтать? – фыркает Алена, повернув голову.
– Хочу, – смотрю на нее в ответ.
Она так близко, что хочу отодвинуть край шарфа и потереться о ее щеку носом.
Спрятав от меня глаза, отворачивается.
Светофор сигналит, и она делает шаг на зебру.
Шагаю следом и догоняю ее, доставая из кармана брелок и включая автозапуск в машине. Добравшись до парковки продуктового супермаркета, нахожу свою присыпанную снегом машину и открываю Алёне пассажирскую дверь, спрашивая:
– Хочешь кофе?
Вздохнув и посмотрев на меня, убирает от лица шарф и говорит:
– Я хочу попкорн, Барков. Соленый классический. Справишься?
Ее губы не накрашены, свет фонаря освещает повернутое ко мне лицо. Смотрит на меня, изобразив скуку.
– Без проблем, – киваю я, – Средний стакан? Или может XXL?
– Средний, – говорит безразлично.
– Напитки? – выгибаю я бровь.
– Кола со льдом и без сахара, – по-деловому заявляет она. – Маленькая.
– Окей, – тяну я. – Что-нибудь ещё?
– Нет, – бросает и садится в машину.
Пфффф…
Захлопываю за ней дверь и обхожу капот. Сняв шапку, ерошу волосы и бросаю ее на панель. Алена снимает свою и косится на меня, покусывая полную губу.
– Куда мы? – спрашивает, пристегивая ремень.
Меня неимоверно радует то, что ей без разницы, куда со мной ехать.
– Сюрприз, – усмехаюсь я.
Когда машина покидает пределы города, вижу шевеления на пассажирском сидении.
– Так куда мы? – выпрямляется в своем кресле Оленёнок, теребя пальцами бахрому на шарфе.
– Расслабься, – советую ей, включая дальний свет. – Вон смотри, – киваю на лобовое стекло, за которым от нас убегает заснеженная дорога. – Елочки-березки, – имею ввиду обступивший дорогу тёмный лес.
– Ник… – досадливо зовет Алена, посмотрев в указанном направлении.
Дорога совершенно пуста, а впереди чёрный провал горизонта.
Ткнув пальцем в магнитолу, включаю радио и спрашиваю:
– Оставить эту волну?
– Как хочешь, – бросает безразлично.
– Мне без разницы, – бросаю на нее хмурый взгляд.
– И мне, – тихо говорит она.
Сжимаю руль и замолкаю, беря себе паузу.
Терпение, блин! Терпение, вашу мать!
Увидев заснеженный указатель в двадцати метрах по курсу, сбавляю скорость и включаю поворотник.
– Барков… – вздыхает Алёна, прилипая к своему окну. – Куда мы, ты можешь сказать?
Съезжаем с трассы, и я сворачиваю на узкую, заснеженную, но очень хорошо освещенную дорогу.
С обеих сторон стеной лес.
– Не-а, – усмехаюсь, поворачивая вслед за убегающей влево дорогой. – Страшно?
– Ма-ма… – смеётся, вцепившись пальцами в свой ремень и вжавшись в сидение.
Сбавляю скорость, чтобы нам с ней не улететь в бурелом. Я же не придурок вопреки ее мнению.
Дорога делает два крутых спиралевидных поворота, после чего мы ещё два километра едем по прямой.
Кажется, я не прогадал.
– Нравится? – спрашиваю, затормозив у шлагбаума, где собралась очередь из трёх машин.
Вытянув шею, Алёна рассматривает базу отдыха перед нами.
– Я не знала, что тут такая есть… – тонко выпаливает она.
– Неделю как открылись, – говорю ей, заезжая через ворота и сворачивая на парковку.
Машин на парковке немерено. Народу кругом тоже. В отведенных зонах жарят шашлыки и пьют целыми семейными группами, на озере прикольный каток, обвешанный лампочками, музыка отовсюду… да уж, это вам не в городе в потолок плевать.
– Открылись? – лепечет Алёна, отстегивая ремень. – То есть… это ваше?