На кадрах мелькало сгоревшее дотла здание ресторана. Черные, подкопченные стены, зиявшие черными дырами окон.
Сука. Кто бы это не был, я выйду отсюда и урою его голыми руками.
Глава 34
Лиза
Я была готова к тому, что Вера не будет спать. Все же говорят о том, что младенцы спать не дают никому рядом. Но, наверное причина в том, что крошка была ещё слишком мала, большей частью она только и делала, что спала.
Она спит, я ею любуюсь. До бесконечности. На улице снег уже совсем лёг, холодно, но в доме натоплено, Анвар камин мой прочистил, теперь в нем тоже дрова тлеют. Уютно. Но именно в моменты такого материнского удовлетворения и понимаешь, что только лишь этого для женского счастья мало. Нужно больше, гораздо больше.
В одну из ночей после выписки я проснулась от тревоги. Ничего странного в этом не было — Верочка спала так тихо, что мне то и дело мерещилось, что она снова перестала дышать и я в ужасе подскакивала и бежала смотреть, как она. Так и получалось, что ребёнок спит, как ангелок, а мама все равно не высыпается.
Так и сегодня бегом побежала к кроватке, а счастье моё в ней сопит тихонечко себе. Я полюбовалась ею немного и пошла вниз. Из-за грудного вскармливания меня часто мучила жажда. Дом спит. Тихий и спокойный. Снежинки не видно, её сыночка тоже, где прячется Анвар понятия не имею, Надина комната ближе к её кухонным владениям. Я налила полный стакан воды и с удовольствием выпила.
Совершенно обыденное действие, ночь спокойная. Пошла обратно, и тогда поняла, что-то не так — сквозняк гуляет. Напряглась. Теперь тишина и темнота не кажутся мягкими и уютными, а дом спокойным. Так не должно быть.
— Всё в порядке, ты просто трусиха, — прошептала я.
Пошла туда, откуда дует. Гостиная на первом этаже, недалеко от кабинета папы. Большое двустворчатое окно открыто, ветер занавесками играет, кидает в комнату снежинки. Я моментально поняла, что произошло. Кто-то в дом забрался. И этот кто-то, скорее всего, внутри сейчас, ведь когда я только спускалась, ничего подобного не было.
Прошлая Лиза, версия годовой давности, от страха в обморок упала бы. Или заверещала, словно мышь увидела. Я — другая уже. Взрослая. Я мать. Я многое пережила. И да, мне страшно до ужаса, но я держу себя в руках.
Молниеносно бросаюсь к лестнице. Я знаю каждую ступеньку, которая заскрипит, я в этом доме выросла. Лечу через три перешагивая. Успеваю думать о том, что тот, кто проник внутрь, наверняка, знает планировку дома. И если он выбрал то окно, то сейчас скорее всего в кабинете отца. Но там нет ничего важного теперь. А вот у меня есть то, что важнее всего мира.
Нужно чётко расставлять приоритеты, и я это сделала. Влетела в комнату. Не трачу время ни на что лишнее. Склоняюсь к кроватке — Вера здесь. Беру её на руки, заворачиваю в одеяло. Выхожу из комнаты. Сердце бьётся, как бешеное, кажется, его стук слышно во всех уголках дома. Вера недовольно кряхтит, проснулась, но пока ещё не ревёт.
Темно. Вспоминаю, как убегала тогда, в тот вечер, когда первый раз увидела Шерхана. Так же, как тогда, замираю и слушаю. И слышу шаги. Тихие, но чёткие. Тот, кто проник внутрь, старается быть тихим, но сейчас он поднимается наверх, а лестница на моей стороне и тихонько поскрипывает.
Похоже, он один. Пячусь назад осторожно и максимально тихо. Там вторая лестница, черновая. В старые времена, когда наш дом бурлил жизнью, по ней сновала прислуга. Сейчас эта лестница меня спасёт.
На первом этаже не раздумываю ни секунды. Бросаюсь к первому же окну, распахиваю раму, сажусь на подоконник и прыгаю вниз. Тогда, когда я сбегала отсюда раньше, приземление было таким же — в снег. Только тогда я была в туфлях и пальто, а сейчас в сорочке ночной и босиком. Потому что раньше я только себя спасала, а сейчас то, что ценнее в сотни тысяч раз.
Маленькую Веру.
Снег обжигает голые ступни. Наступать на него больно физически, но через несколько шагов чувствительность притупляется и я бегу быстрее. Показываться на открытом пространстве мне страшно, встаю в густой ночной тени забора и думаю, как дальше быть.
Вера начинает хныкать, и в ответ на это моя грудь наливается молоком. Дрожащими замёрзшими руками расстегиваю сорочку и даю ребёнку грудь. Дочь умиротворенно присасывается. Ей хорошо, ей тепло, она в одеяле.
Я стою так неизвестно сколько времени. Один раз мне показалось, что я увидела, как от дома к калитке метнулась чья-то тень, но вернуться не осмелилась. А потом на порог выбежал Анвар. Взъерошенный, встревоженный. Дурашливая мальчиковость с него слетела разом.
— Лиза! — громко крикнул он. — Вы здесь?
В его голосе страх за меня. Тогда я осмелилась выйти из своего укрытия, сделала несколько шагов и едва не упала — так ноги замёрзли, что плохо слушались.
— Шерхан, блять, меня убьёт, — выругался Анвар, меня увидев. — Нормальные люди одеваются!
— В доме кто-то был, — тихо ответила я. — У меня не было времени одеваться, я спасала ребёнка.
Теперь в его глазах что-то похожее на уважение. Анвар нас обеих на руки подхватил и в дом внёс. Замотал в плед, чая налил горячего. Надя, которая говорила, что страдает старческими бессонницами, похрапывала так, что на кухне было слышно.
— Надо дом проверить, — сказал Анвар.
А мне его от себя отпускать страшно, хотя больше чем уверена — визитер ушёл. Он был слишком неуверен в себе, он был один. Но все равно, с Анваром спокойнее. Но дом он все же проверил. Оказалось, проснулся Анвар от холода — было открыто два окна, а спит он на первом этаже. Сразу побежал наверх, а меня там нет… Я слушаю его, отогреваюсь, ноги в вязаных старых носках чуть-чуть покалывает, Вера на руках снова спит. И кажется, теперь никогда её из рук выпустить не осмелюсь.
— Теперь и этому дому не могу доверять, — в никуда произнесла я.
Анвар ночевал в нашей комнате. На полу, одеяло принёс. Я сама согрелась, наконец, начала засыпать, сама думаю о том, что если бы здесь был Имран, то все было бы иначе. Я не кровожадна, но просто знаю — за Веру Имран бы убил. Засыпая, сквозь сон слышала, как Анвар звонит и с кем-то говорит, но сил вслушиваться в слова не было.
А утром… Анвара в моей комнате уже не было, и на секунду меня охватила паника. Взяла дочку на руки, вниз иду. Там одуревшая от происходящего баба Надя, а в гостиной, на всех креслах, на двух диванах, и даже на крышке фортепиано мужики. Глаза разбегаются, но в общем, больше десятка.
— Ахмед, — говорит Анвар и показывает на первого бородача. — Саид, Ибрагим, Юсуф…
Я сбиваюсь со счета и просто киваю. Вера, словно чувствуя, тоже глазенки открывает и внимательно слушает.
— То ни одного мужика, — всплескивает руками баба Надя, когда Анвар заканчивает. — То целый батальон! Как вас прокормить-то всех?
Кто-то пододвигает стул, я сажусь. Один из мужчин выступает вперёд. Наверное, объясняться перед женщиной, да ещё и другой веры ему не по нраву, но он говорит.
— Остальных вместе с Шерханом забрали… Мы пытаемся вытащить, но там менты, они все повязаны. Если мы пока не можем быть с Шерханом рядом, то уж его дочь мы как — нибудь защитим.
Глава 35
Шерхан
Не было для меня ничего хуже, чем несвобода.
Как по рукам-ногам связанный, сиди и жди развития событий. Я в гуще быть привык, в эпицентре.
А тут меня изолировали. От басмачей моих, со мной в СИЗО ни одного не оставили из тех, кого вместе загребли. Распихали пацанов по разным отделам, а меня здесь, в главном.
Мариновали: больше на допросы не вызывали, я просто ждал, и это тупое ожидание убивало.
Столько дел, в которых следовало навести порядок. Ресторан сгоревший… Ведь я догадывался, чьих рук это дело. Неуловимый сукин сын, Игнат, сами черти его, что ли прятали у себя? Абсолютно отмороженный, конченный придурок.
Когда мы с Вяземскими закусились, это ведь по его вине конфликт произошел. Только тогда он прятался за своего брата. У Сереги Вяземского, отца Белоснежки, авторитет был и уважение, а этот так, прилипала.
И в перестрелке той, где Лизы отец умер, а меня с того света вернули, только Игнат отделался легким испугом.
Это было так давно; он залег на дно, дорогу мне не переходил, мировую даже пытался предложить, но был послан нахуй. Мы существовали параллельно, пока не мешает, мне на него класть.
Кто ж знал, что этот гнида только ждал подходящего момента, чтобы наговнять.
Я его совсем из поля зрения своего выпустил, не до того было. Зря.
В пятницу меня позвали на свиданку. Шел и думал, что встречу Лизу, оттого, наверное, присвистнул даже, застав в комнате Чабаша.
— Какими судьбами?
Рук мы друг другу не дали. Я смотрел хмуро. Больно рожа его мне не нравилась. Хитрый он, сука, слишком, чтобы верить ему. А ещё никак не мог простить, что сначала Белоснежка жила у него, а потом он сюда припёрся, да и помощь решил мне оказать.
Цену зарядил — упасть, не встать. Я понимал, что по такой убойной статье меня нелегко отмазать, а может, и вовсе нереально.
И как собирался все провернуть Чабаш, чужой в нашем регионе человек, остаётся вопросом.
— Можешь считать меня своим благословением, — хмыкнул он, а у меня резко руки зачесались по зубам ему съездить. — Ладно, разговор у меня недолгий. Сегодня к тебе придут люди, надо их предложение принять. Тогда есть надежда, что тебя здесь надолго не задержат. И выйдешь ты на волю к своей жене и дочке.
Не о том я думал. Не о предложении. Меня царапнуло — жена. И ведь вправду, другой женщины на эту роль, кроме Белоснежки, я не видел, особенно с рождением ребенка нашего.
Дальше в ту сторону думать я себе запретил. Ни к месту сейчас.
— Что за предложение?
Чуйка подсказывала, что оно мне не понравится. Я не хотел, чтобы меня застали врасплох.
Но Чабаш ничего не сказал, только выразительно посмотрел в сторону двери. Нас могли слушать.
— В положенный час ты обо всем узнаешь сам, — придурковатым голосом пропел Чабаш, поднимаясь и подходя ко мне ближе, — я тебе настоятельно рекомендую согласиться. Это единственный твой шанс.