Мы смотрели друг другу в глаза. Его были холодные, равнодушные. В сущности, ему глубоко фиолетово, что будет со мной, Чабаш и не думал это скрывать.
— Я тебя услышал, — ответил я ему, наконец.
Меня увели назад в камеру, и всю дорогу я размышлял о том, как меня бесит Чабаш. Настолько, что и предложение его принимать против шерсти. Чувствовался в нем подвох, двойное дно. А может, все дело в том, что он помогла не мне. Делал он это ради Лизы.
Не за бесплатно, но и за деньги не каждому бы он пошел помогать. Лично мне — точно нет.
Обещанный разговор состоялся ближе к вечеру. Я все ждал, кто будут люди, с которыми мне придется общаться, — менты или те, кто по ту сторону закона? Хотя уж я-то хорошо знал, что иногда это бывает одни и те же люди.
На этот раз меня привели в комнату, похожую на чей-то кабинет. За столом сидел высокий мент. По нему сразу было понятно, что он из органов, пусть и одетый в гражданскую одежду. Выражение лица, до того поганое, будто говна нюхнул.
— Интересный разговор намечается, — я взял инициативу на себя. Стул подставил поудобнее, нога на ногу. Хотя хозяином положения я себя не чувствовал, и собеседник мой это понимал. Сегодня все козыри в его руках.
— Очень, — кивнул он и улыбнулся. Улыбка у него была мерзкая, взгляд холодный, рыбий. — Была бы моя воля, я бы таких как ты, гноил в тюрьме и на свободу не выпускал.
Я сморщился, как от кислого:
— Ой, гражданин начальник, вот только не надо мне это волынку затягивать, здесь нет ни одного Павлика Морозова, каждый сам за свою шкуру.
— А теперь слушай сюда, Морозов, — он наклонился ближе, голос стал тише. Хищное лицо оказалось так близко, что я при желании мог бы выбить ему кадык. Путь в никуда, глупая мысль. — Если ты хочешь отделаться минимальным сроком, нам нужны все твои каналы по поставкам, все контактные лица, весь маршрут следования груза.
Ты вводишь наших людей и полностью уходишь от дел.
Или будешь сидеть здесь в петушином углу.
А вот пугать меня, сука, не стоило. Пугать это он зря начал, потому что я озверел. Меня сейчас не просто прогибали, а имели жёстко, а такого я позволить не мог. Кровь вскипела мигом, сознание застлала одна — единственная мысль — не сдаваться, ни за что не отдавать ментам трафик.
— Каналы, говоришь? — переспросил задумчиво, точно размышлял, а потом плюнул в него, — хуй вам, а не каналы. Вы же правильные, вот и ебитесь как хотите.
— Ну, придурок, — мент вытер рукавом лицо, — доигрался ты. Конвой! — гаркнул он, и тут же в кабинет вошёл вертухай, — в карцер его на трое суток. Долбоеб, бля.
В карцере было хуево. Слепая лампочка, окна не было, шконка, на которой можно лежать только ночью, а днём она прикручивалась к стене. Спертый воздух, пропахший отчаянием и горечью.
Я не мог сидеть. Ходил вдоль стены, четыре шага по длине, три по ширине. И думал.
Думал, что в этой ситуации моя гордость вообще ни к месту. Что если я проведу так остатки своей жизни, то я не увижу собственную дочь. Не возьму ее больше на руки.
Да, я хотел отойти от торговли оружием. Но не так, когда меня вынуждали. Кинуть всех людей. Сдать все каналы.
И меня колбасило пиздец как. На одной чаше весов — семья. Иман моя. Лиза. На другой — люди, с которыми я дела вел. Мое слово, данное им, мои обязательства.
Три дня, проведенных в карцере, я не спал. Я принимал одно из самых жестких, самых сложных решений. Это был как шаг в пустоту, в неизвестность.
Вспомнил слова Чабашева. Не проебал ли я бездарно последний дарованный мне шанс? Не им. Белоснежкой. Выкупленный ценой имущества ее рода. Ради меня. Человека, от которого она пиздец как мало хорошего видела.
И я решился.
— Шарханов, на выход, — набившая уже оскомину фразу, щелчок браслетов на руках. Я шагаю вперёд, не в камеру. Снова на разговор.
Снова тот же мент, на этот раз я уже осознаю свое положение.
Смотрю на него твердо, руки все ещё за спиной, наручники не снимают.
— Ну, Шерхан, так и будешь мозги мне делать? Мы и без тебя справимся, бегать за тобой никто не будет.
— Я уже понял, — перебиваю его, — я согласен. Но у меня есть условия…
Глава 36
Лиза
Уснула я, на удивление крепко. Так крепко, что расслабилась, бдительность потеряла. Не услышала чужих шагов. Того, как открывается дверь. Не увидела фигуры, которая склонялась над кроваткой моей дочери. Проснулась, когда уже поздно было. Рывком к кроватке бросилась, и увидела, что она пуста. Даже простыни не смяты, такая лёгкая у меня крошка.
Сначала я перестала дышать. А потом закричала так, что проснулась. В потолок смотрю, не понимаю, где сон заканчивается, где явь начинается. Руки трясутся, ноги не держат. Бегу к кроватке, склоняюсь — здесь. Наверное, и правда я закричала, дочка проснулась, кряхтит недовольно. Прижала её к себе, боюсь, слишком крепко, да сил отпустить нет. Дверь открылась, влетел Анвар, а с ним кто-то из бородачей, никак всех по имени не запомню.
— Что случилось?
— Всё хорошо, — с трудом ответила я. А потом поняла, что не смогу спокойно спать до тех пор, пока на страже моей дочери не будет её отец. И…закричала — где ваш хозяин? Где он? Я не могу так уже больше!
И дверь захлопнула. Пеленать Верочку мне было жаль, но я купила специальный кокон для младенцев, в нем ей было уютно и тепло. Сейчас дрожащими руками я вынула, и всю-всю осмотрел, цела ли. И потом только заревела. Кто бы знал, что рожая ребёнка попадаешь в такую сильную зависимость. Мне нужен её отец, чтобы хоть немного спокойнее дышалось. Только он может понять, насколько же жизненно важны эти два с половиной пищащих килограмма.
Утром, естественно, не выспалась. Коляску толкаю по двору туда-сюда, гулять нужно, а выйти страшно. У меня начинается паранойя, и только тут, под присмотром десятка бородачей я чувствую себя относительно спокойно. И то, не в полной мере.
— Спать тебе надо нормально, — пожурила меня тётя Надя. — И жрать вдосталь. Где это видано, чтобы кормящая мамаша один постный суп да сухари с гречкой ела?
Один раз она заставила меня поесть, как следует. А я, не опытная глупая мамаша, согласилась. И моя девочка тихонько, как котенок, пищала всю ночь, мучалась от боли, прикусывала мой сосок розовыми беззубыми деснами. Нет, я лучше на сухарях.
Унесла дочку к себе. В приоткрую дверь вошёл котенок, следом за ним — Снежинка. Котенок был слишком активен, но она, потеряв остальных своих детей, боялась лишиться и этого, и ходила за ним след в след.
— Вовсе ты не глупая мамаша, — со вздохом признала я. — И не взбалмошная. Оказалось, мамаши все такие.
Снежинка короткое мурлыкнула, признавая мою правоту и свернулась на моей постели. Теперь она красивой была, моя кошка, а не тем костляво-беременным приведением, что вышло ко мне из потемок одним безнадёжным вечером. Теперь бока не лоснились, а из глаз почти ушла тревога.
Надеюсь, и из моих уйдёт. И мой дом снова крепостью для меня станет, надёжной защитой. Я не буду бояться, что ночью ко мне кто нибудь вломится, и Вера будет счастливой и спокойной.
Спать с ребёнком вместе было удобнее, но Вера была такой маленькой, что я не решалась — задавить страшно. Поэтому спала одна. Тревога не отпускала, я все терпела, чтобы не уснуть, прислушиваясь к тишине дома — не раздадутся ли шаги чужие. Но усталость и недосып сделали свое дело, и я уснула.
Проснулась не привычно, от страха. От того, что хорошо. Не поняла даже, почему, спросонья. Просто хорошо и все. Тепло. Защищенно. Попой поерзала, прижимаясь теснее к тому, кто кто меня сзади обнимает, мурлыкнула, как Снежинка совсем. И потом только дошло, обухом по голове ударило. Бородачи не справились! Кто-то снова проник в дом. И не так страшно то, что в постели он у меня, как то, что ребёнок без присмотра. За себя не боюсь, за Веру боюсь. Закричала — пусть Анвар услышит. Рванулась в сторону, выкатываясь из- под одеяла, из тепла мужских рук.
Он поймал меня. Дёрнул назад, к себе, навалился тяжёлым телом. Я размахнулась, не ударила, нет. Оцарапала его лицо. Укусила за плечо, мужчина коротко вскрикнул, явно этого не ожидая. Во рту кровь почувствовала, но времени на раздумий не было. Я не за себя сражалась, а за своего ребёнка.
— Да остановись ты уже! — заорал незваный гость. — Ты меня добьешь сейчас!
Я удивлённо глаза распахнула. Шерхан, а это был он, покачал головой и немного расслабился — за обе руки меня держал. Разглядываю его лицо, в комнате темно, еле ночник светит. Щетина, аж борода почти, скулы выдались, похудел, глаза ещё больше и ещё темнее кажутся.
— Ты что, из тюрьмы сбежал? — хрипло спросила я.
— Подкоп вырыл, — кивнул Шерхан. Руки мои выпустил, потом сорочку наверх задрал, коснулся пальцами плоского уже живота, оставляя на коже огненные следы-метки, потерся о моё плечо колючим подбородком. — Какая же ты у меня дикая, Белоснежка… Неправильная. Но ты мне такая нравишься. Замуж за меня пойдёшь, Белоснежка?
Глава 37
Шерхан
Она сладкая, Белоснежка моя.
Сжимал в своих объятиях, аромат вдыхал и надышаться не мог.
— Ну кто же так предложение делает? — фыркнула она, я легко согласился:
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял. Хочешь, встану на одно колено и руку и сердце попрошу?
Говорил на полном серьёзе. Пока в СИЗО сидел, сколько об этом думал, о жизни своей, о Лизе и об Иман. Раньше о семье никогда не задумывался, а тут оказалось внезапно, что созрел. Что хотел фамилию одну на всех троих, чтобы Лиза больше не Вяземской была, а Шархановой. Ей идёт моя фамилия.
— Хочу, — видеть не мог, почувствовал только, как она кивнула в темноте. Но объятий разжимать не стала, не выпуская меня.
— Не пустишь? — спросил, накрывая ее рот своим.
От поцелуя совсем голову снесло. Так я ее хотел сильно, словами не передать. А Белоснежка, заводя, льнула ко мне в ответ, сжимала крепко в объятиях.